В стpанном гоpоде
По изданию: В СТРАННОМ ГОРОДЕ: Рассказ из фpагментов // Уpальский следопыт № 1, 12 — 1992.
В помещенном ниже «рассказе» некто от своего лица делится впечатлениями о прогулке по Городу, описание которого сложено, словно мозаика, из 28 отрывков, взятых из 16 произведений Аркадия и Бориса Стругацких.
Попытайтесь «опознать» цитаты; укажите, из каких произведений они взяты.
В странном городе
Я облачился в лучший свой костюм и вышел из дому без четверти два. Лифт не работал. То есть совсем не работай, ни большая кабина, ни малая.
Я пошел спускаться пешком. И кого же я повстречал на площадке между восьмым и седьмым этажом?
Между седьмым и восьмым этажами сидел, скорчившись на ступеньках, какой-то маленький жалкий человечек, положивши рядом с собою серую старомодную шляпу… Я увидел, что лицо у него вымазано чем-то черным — то ли грязью, то ли сажей, — смешные очки перекошены, а маленький рот плотно сжат, словно он терпит сильную боль. Это был огненно-рыжий горбун в душном черном костюме. Сорочка под пиджаком у него была тоже черная, а галстук — белый…,
И кто-то забыл или бросил за ненадобностью, или потерял в панике ветхий полураскрытый чемоданчик на лестничной площадке четвертого этажа, и высовывалось из чемоданчика вафельное полотенце сомнительной свежести…
У подъезда толпился народ, стояли неподвижно и ерзали, пристраиваясь поудобнее, многочисленные автомобили: милицейская ПМГ с мигалкой, «скорые», газик и еще четыре «Волги» — три пропыленные, жеваные, черные и одна новенькая, ослепительно белая. Половина проезжей части была всем этим перегорожена. Проезжающие машины притормаживали, останавливались, гаишник с жезлом прогонял их прочь, покрикивая высоким голосом.
Никогда в жизни не видел столько милиционеров сразу, разве что на стадионе. И какая-то непривычная атмосфера всеобщего подъема, нервического, лихорадочного, нездорового, словно все слегка «приняли» то ли для смелости, то ли для бодрости. Такое впечатление, будто никто сегодня не пошел на работу. Атмосфера не то вокзала, не то банкета. Атмосфера предвкушения.
На обширном газоне расположился странный лагерь. Прямо под дождем расставлены кровати, шкафы, столы и стулья, кресла — не походная мебель какая-нибудь, а дорогие спальни и кабинеты, безжалостно и противоестественно извлеченные из особняков и апартаментов. Тут и там торчат роскошные торшеры, которые, разумеется, не горят, трюмо и трельяжи, по зеркалам которых толстой пленкой стекает вода. И здесь полно людей, которые ходят, лежат и даже, кажется, спят под пропитанными водой одеялами. Мужчины и женщины, старики и старухи, все в одинаковых плащах-балахонах в черно-белую шахматную клетку…
Главная улица была пуста и затянута тяжелым ночным туманом, хотя по часами было пять пополудни. Впереди туман имел красноватый оттенок и беспокойно мерцал. Время от времени там ярко вспыхивали пятна белого света — то ли прожектора, то ли мощные фары, — и оттуда, глухо сквозь туман, перекрывая иногда грохот колес и перестук копыт, доносилась пальба. Что-то там происходило.
Люди на тротуарах стояли столбом, закинув головы и выкатив глаза. Грузовик, мчавшийся навстречу, затормозил с диким визгом, врезался в газетный киоск, из кузова посыпались люди с лопатами и начали строиться в две шеренги. Какой-то охранник прошел мимо строевым шагом, держа винтовку на караул.
Проспект впивается в очередную площадь. Собственно, это не совсем площадь — просто справа располагается полукруглый сквер, за которым желтеет длинное здание с вогнутым фасадом, уставленным фальшивыми колоннами. Фасад желтый, и кусты в сквере какие-то вяло-желтые, словно в канун осени, и поэтому я не сразу замечаю посередине сквера еще один «стакан» — цилиндр высотой метра с два и метр в диаметре, из полупрозрачного, похожего на янтарь материала. Он стоит совершенно вертикально, и овальная дверца его плотно закрыта.
Через площадь медленно и совсем не производя никакого шума двигалась очень странная машина черного цвета, словно бы вовсе без колес, без окон и без дверей. За нею с криками и свистом бежали мальчишки, некоторые, пытались прицепиться к ней сзади, но она была совершенно гладкая, как рояль, и прицепиться им было не за что. Очень необычная машина.
Тяжелое округлое здание мэрии возвышалось над площадью как пятиэтажный бастион. Почти все окна были темны, только в некоторых горел свет, и еще тускло и желтовато светились выведенные наружу колодцы лифтов. Лагерь фермеров окружал здание кольцом, между телегами и мэрией пролегало пустое пространство, освещенное яркими фонарями на фигурных чугунных столбах. Под фонарями толклись фермеры, почти все с оружием, а напротив них, у входа в мэрию, стояла шеренга полицейских судя по знакам различия, преимущественно сержантов и офицеров.
Из дверей библиотеки торчал бесконечно длинный ствол пушки с толстым дульным тормозом, а на противоположной стороне улицы догорал сарай, и по пожарищу бродили озаряемые багровым пламенем люди в картонных масках и с миноискателями.
На площадь величественно, не пригнув собой ни единой травинки, опустился, весь золотистый и лоснящийся, словно гигантский каравай, псевдограв класса «пума» из самых новых, суперсовременных, и тотчас же лопнули по обводу его многочисленные овальные люки, и высыпали из них на площадь длинноногие, загорелые, деловитые, громкоголосые — высыпали и потащили какие-то ящики с раструбами, потянули шланги с причудливыми наконечниками, засверкали блицконтакторами, засуетились, забегали, замах ли руками…
Обойдя площадь, я обнаружил: кинотеатр, где шла «Козара», книжный магазин, закрытый на переучет; горсовет, перед которым стояло несколько основательно пропыленных «газиков»; гостиницу «Студеное море» — как обычно, без свободных мест; два киоска с газированной водой и мороженым; магазин (промтоварный) № 2 и магазин (хозтоваров) № 18; столовую № 11, открывающуюся с двенадцати часов, и буфет № 3, закрытый без объяснений.
Вечер был красив, и если бы не черные стены справа и слева, медленно растущие в синее небо, он был бы просто прекрасен: тихий, прозрачный, в меру прохладный, пронизанный косыми розоватыми лучами солнца. Людей на шоссе оставалось все меньше и меньше: многие ушли в степь…
В городе вдоль главной улицы многоцветными пятнами красовались картины, выставленные художниками в последний раз, — у деревьев, у стен домов, на волноводах поперек дороги, на столбах энергопередач. Перед картинами стояли люди, вспоминали, тихо радовались, кто-то неугомонный — затеял спор, а миловидная худенькая женщина горько плакала, повторяя громко: «Обидно… Как обидно!»
Огромный куб музея из неотесанного мрамора весь влажно сверкал под солнцем. Еще издали я увидел перед главным входом небольшую пеструю толпу, а подойдя вплотную — услыхал недовольные и разочарованные восклицания. Оказывается, со вчерашнего дня музей был закрыт для посетителей по случаю подготовки какой-то новой экспозиции… Сумятицу усугубляли кибернетические уборщики, которых, видимо, позабыли перепрограммировать, и теперь они бессмысленно блуждали в толпе, путаясь у всех под ногами, шарахаясь от раздраженных пинков и поминутно вызывая взрывы злорадного хохота своими бессмысленными попытками пройти сквозь закрытые двери. Уяснив обстановку, я не стал здесь задерживаться.
Выйдя из метро на Кропоткинской, я увидел рядом с табачным киоском это величайшее достижение двадцатого века — красно-желтый фургон спецмедслужбы. Задние дверцы его были распахнуты настежь, и двое милиционеров ввергали в недра клетчатое пальто-перевертыш. Ввергаемое пальто отбрыкивалось задними ногами, а может быть, и не отбрыкивалось, а тщилось отыскать под собой опору, Лица я не видел. Я вообще больше ничего я не видел, если не считать очков. Металлическая оправа от очков, — ее деловито пронес мимо меня, держа двумя пальцами, третий милиционер, тут же скрывшийся за фургоном. Затем дверцы захлопнулись, машина выпустила из себя кубометр гнусного запаха и медленно укатила. Вот и все приключение, и спросить не у кого, что здесь произошло, потому что миновали времена, когда такого рода инциденты собирали зрителей. И я пошел своей дорогой.
Перед «Метрополем», как всегда, блестел никелем и лаком разноцветный строй машин, лакеи в малиновых куртках тащили в подъезд чемоданы, какие-то иностранного вида солидные люди группками по двое, по трое беседовали, дымя сигарами, на мраморной лестнице… В маленьком кафе на другой стороне улицы сидели за столиком трое чинов международной полиции в штатском, они молча и торопливо насыщались жареными сосисками по-хармонтски и пили темное пиво из высоких стеклянных кружек. Официантка, незнакомая пожилая женщина, стояла в сторонке и время от времени зевала, деликатно прикрывая ладонью раскрашенный рот. Было без двадцати девять…
В конце бульвара у меня екнуло сердце: на дереве болтался повешенный. Маскировочный комбинезон, зеленые лапти, все честь по чести. Но, конечно, это оказалось всего-навсего чучело. Под чучелом деловито суетилась парочка пацанов лет двенадцати со спичками и зажигалками. Я окоротил их: во-первых, десантные комбинезоны не горят; во-вторых, омерзительно, когда жгут даже чучело человека; в-третьих, они похожи сейчас на ку-клукс-клановцев, поджигающих повешенного негра. Они удалились на третьей скорости, а я пошел своей дорогой.
Ни справа, ни слева ничего интересного не обнаруживалось. Трех- и четырехэтажные дома, иногда довольно красивые. Выбитые стекла. Некоторые окна заколочены покоробившейся фанерой. На балконах полуразвалившиеся цветочные ящики, многие дома заплетены жестким пыльным плющом. Большой магазин — огромные, запыленные до непрозрачности витрины, почему-то уцелевшие, а двери выломаны…
Внизу под обрывом величественно несла в своих хрустальных струях ядовитые сточные воды древняя Скорпионка. На той стороне вольно раскинулись в лунном свете заливные луга. На горизонте темнела зубчатая кромка далекого леса. Над какими-то мрачными полуобрушившимися башнями, сверкая опознавательными огнями, совершало эволюции небольшое летающее блюдце.
Здесь было тише. В дверях убогих притончиков дремали полуголые девки, на перекрестке валялся разбитой мордой вниз упившийся солдат с вывернутыми карманами, вдоль стан крались подозрительные фигуры с бледными ночными физиономиями.
Есть в нашем жилом массиве такое симпатичное заведение, расположенное точнехонько напротив районного Дома пионеров. Внешний вид у этого заведения довольно странный, более всего напоминает оно белофинский дот «Миллионный», разбитый прямым попаданием тысячекилограммовой бомбы: глыбы скучного серого бетона, торчащие вкривь и вкось, перемежаются клубками ржавой железной арматуры, долженствующими, по замыслу архитектора, изображать морские водоросли, на уровне же тротуара тянутся узкие амбразуры-окна.
Народу здесь было немного. В углу мрачно веселилась компания серых офицеров — четверо лейтенантов в тесных мундирчиках и двое капитанов в коротких плащах с нашивками министерства охраны короны. У окна за большим узкогорлым кувшином скучала пара молодых аристократов с кислыми от общей разочарованности физиономиями. Неподалеку от них расположилась кучка безденежных донов в потертых колетах и штопаных плащах. Они маленькими глотками пили пиво и ежеминутно обводили помещение жаждущими взорами.
Лил проливной дождь. Смрадом несло из кювета, где в глиняной жиже кисли кучи какого-то зловещего черного тряпья. Шагах в двадцати, на той стороне дороги, торчал, завалившись бортом в трясину, обгорелый бронеход — медный ствол огнемета нелепо целился в низкие тучи…
Дороги как таковой не было. Была река жидкой глины, и по этой жиже навстречу, из города, поминутно увязая, тащились запряженные изнемогающими волами расхлябанные телеги на огромных деревянных колесах, и закутанные до глаз женщины, поминутно оскальзываясь, плача и скверно ругаясь, неистово молотили волов по ребристым бокам, а на телегах, погребенные, среди мокрых узлов, среди торчащих ножками стульев и столов, жались друг к другу бледные золотушные ребятишки, как обезьяны под дождем — их было много, десятки на каждой телеге, и не было в этом плачевном обозе ни одного мужчины…
Все вокруг было до тошноты знакомо. Испещренный трещинами неровный асфальт с вечными лужами, и прошлогоднее пятно на нем от пролитой краски перед хозяйственным магазином, похожее на рисунок кроманьонца. Мокрые жалкие прутья садовых насаждений вдоль тротуара, в некоем неприличном контрапункте странно сочетающиеся с гигантским вылинявшим плакатом «Саду — цвесть!» на брандмауэре бывшего доходного дома. Отгородившаяся от неба лоснящимися зонтиками терпеливая очередь — за обоями в хозяйственный магазин. Прохожие, прохожие, прохожие, все больше тетки с кошелками, с сумками, с бидончиками, с собаками. И машины, машины, машины, господи, сколько нынче в городе машин!
Вроде бы все, как обычно, но чем дальше, тем страшнее мне становилось. Что-то происходило в городе, только я не мог уловить, что именно, и я не знал, как об этом спросить.
Таяли и испарялись крыши, жесть и черепица дымились ржавым паром и исчезали на глазах. В стенах росли проталины, расползались, открывая обшарпанные обои, облупленные кровати, колченогую мебель и выцветшие фотографии. Мягко подламываясь, стаивали уличные фонари, растворялись в воздухе киоски и рекламные тумбы — все вокруг потрескивало, тихонько шипело, шелестело, делалось пористым, прозрачным, превращалось в сугробы грязи и пропадало. Вдали башня ратуши изменила очертания, сделалась зыбкой и слилась с синевой неба. Некоторое время в небе, отдельно от всего, висели старинные башенные часы, потом исчезли и они…
… Город был приготовлен, как салат из крабов: всего понемногу…
А. и С. Абрамовы.
Рай без памяти.
Мы, разумеется, догадывались, что произведения А. и Б. Стругацких читают, любят и знают, но такого результата все-таки не ожидали: мало того, что подавляющее большинство участников отвечало именно на этот вариант, но 15 человек прислали свои письма с решением только этой задачи и исключительно ради этого решения! Что ж, мы принимаем упрек в абсолютной неравноценности вариантов, но рады, что само задание понравилось. Впрочем, несмотря на кажущуюся простоту, все-таки лишь 28 человек (среди них и 3 школьника) полностью идентифицировали все отрывки, составившие наш «рассказ».
К сказанному добавим, что школьники легче всего находили 25-ю цитату (28 человек из 33), а труднее всего — 3-ю (нашли лишь семеро). У взрослых основные сложности возникли с тем же 3-м отрывком (его нашли 42 человека из 88), почти все (соответственно — 80 и 81) отыскали источники 12-го и 28-го отрывков.
Отметим также, что многих почему-то удивило несовпадение количества абзацев (31) и отрывков (28). Дело в том, что четыре отрывка (1, 16, 26 и 27) содержат по 2 абзаца и, напротив, 3-й абзац заключает в себе два отрывка — 2-й и 3-й. Последнее обстоятельство и предопределило особую трудность отыскания «злокозненного» третьего отрывка.
Дополнительные, но вполне преодолимые (мы убедились в этом) неудобства должно было доставлять и не оговоренное нами в предисловии к заданию почти полное отсутствие многоточий на месте выпущенных слов, а иной раз даже и целых фраз. Сделали мы это не без умысла (хотя и с тяжестью на душе): дабы поуменьшить вполне естественный соблазн видеть в одном отрывке — два, а то и больше.
Наконец, о самом последнем абзаце, тоже способном сбить с толку на сей раз при подсчете использованных в «рассказе» произведений. Этот отрывок взят из «Хромой судьбы», но — из той ее части, которая до полного издания романа выходила отдельной повестью и широко известна под названиями «Гадкие лебеди» и «Время дождя». Совершенно правы были те, кто сослался на оба произведения.
Вообще вариант «Б», при серьезном к нему отношении, требовал немалых-таки затрат времени и сил на проработку текстов: в иных изданиях они «отредактированы» весьма и весьма существенно! И мы рады, что не обманулись в своих ожиданиях: во многих ответах содержатся не только разнообразные комментарии, перемежаемые подчас искренними, идущими от сердца лирическими отступлениями «по поводу», но и по-настоящему скрупулезный текстологический анализ источников…
Ниже мы помещаем расшифровку «рассказа» — приводим начальные слова каждого отрывка (напоминаем: за исключением 3-го все они начинаются с нового абзаца) и указываем произведение, послужившее источником. Итак
в странном городе
1. «Я облачился…» (Хромая судьба).
2. «Между седьмым и восьмым этажами сидел..» (За миллиард лет до конца света).
3. «Это был огненно-рыжий горбун…» (День затмения).
4. «И кто-то забыл или бросил…» (Отягощенные злом, или Сорок лет спустя).
5. «У подъезда толпился народ…» (День затмения).
6. «Никогда в жизни не видел…» (Отягощенные злом, или Сорок лет спустя).
7. «На обширном газоне расположился…» (Туча).
8. «Главная улица была пуста…» (Град обреченный).
9. «Люди на тротуарах стояли…» (Улитка на склоне).
10. «Проспект вливается…» (Жук в муравейнике).
11. «Через площадь медленно…» (Второе нашествие марсиан).
12. «Тяжелое округлое здание мэрии…» (Град обреченный).
13. «Из дверей библиотеки торчал…» (Улитка на склоне).
14. «На площадь величественно…» (Волны гасят ветер).
15. «Обойдя площадь, я обнаружил…» (Понедельник начинается в субботу).
16. «Вечер был красив…» (Далекая Радуга).
17. «Огромный куб музея…» (Жук в муравейнике).
18. «Выйдя из метро на Кропоткинской…» (Хромая судьба).
19. «Перед «Метрополем», как всегда…» (Пикник на обочине).
20. «В конце бульвара меня…» (Отягощенные злом, или Сорок лет спустя).
21. «Ни справа, ни слева ничего интересного…» (Град обреченный).
22. «Внизу под обрывом величественно…» (Сказка о Тройке).
23. «Здесь было тише…» (Трудно быть богом).
24. «Есть в нашем жилом массиве…» (Хромая судьба).
25. «Народу здесь было немного…» (Трудно быть богом).
26. «Лил проливной дождь…» (Парень из преисподней).
27. «Все вокруг было до тошноты…» (Отягощенные злом, или Сорок лет спустя).
28. «Таяли и испарялись крыши…» (Хромая судьба).
«Привязав» таким образом цитаты к источникам, мы теперь, воспользовавшись одной из таблиц петербуржца А. Кублановского (предусмотревшего едва ли не все возможные аспекты проработки текста! ), приведем и алфавитный список использованных произведений — с указанием взятых из них отрывков:
1. Волны гасят ветер — 14.
2. Второе нашествие марсиан — 11.
3. Град обреченный — 8, 12, 21.
4. Далекая Радуга — 16.
5. День затмения — 3, 5.
6. Жук в муравейнике — 10, 17.
7. За миллиард лет до конца света — 2.
8. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя — 4, 6, 20, 27.
9. Парень из преисподней — 26.
10. Пикник на обочине — 19.
11. Понедельник начинается в субботу — 15.
12. Сказка о Тройке — 22.
13. Трудно быть богом — 23, 35.
14. Туча — 7.
15. Улитка на склоне — 9, 13.
16. Хромая судьба — 1, 18, 24, 28.
«На десерт» можем добавить (с подачи неутомимого А. Кублановского! ), что рассказ о странном городе сложен из описаний 17-ти различных мест, в том числе: 15-ти городов (из которых 5 находятся, за пределами нашей планеты, еще с двумя — вопрос неясен, а остальные — на Земле: 2 реально существующих и 6 вымышленных), одного дачного поселка и дороги в окрестностях одного из городов на Гиганде. Вот так. Хотите — верьте…
строительство и ремонт https://tvorim-sami.ru/
Похожие публикации -