НИКОЛАЙ ЮТАНОВ
ОРДЕН СВЯТОГО ПОНЕДЕЛЬНИКА
Художник Яна Ашмарина
Текст. Н. Ютанов, 1997
Оформление. Я.Ашмарина, 1997
В мастерской повествования любой эпизод
отбрасывает тень в будущее.
Хорхе Луис Борхес.
"Повествовательное искусство и магия"
Глава первая
Нам предстоит разговор о будущем.
Станислав Лем
Это случилось однажды под вечер. Мой живот, предназначен-
ный исключительно для положения на алтарь науки, был выведен
из строя теплым кефиром, который подавали сегодня в инсти-
тутской столовой. Я лежал на кровати и безмерно маялся живо-
том, как вдруг вспомнил, что завтра приезжает из командиров-
ки Стеллочка, а в соловецком кинотеатре уже третий день идет
обещанная ей "Кавказская пленница". Будь здесь Витька Корне-
ев, он бы сообщил мне, что кино - это вырожденчество и мало-
важность, если вообще не полный кретинизм. И что мне не пузо
на одеяле греть надо, а собирать кости и двигать к "Алда-
ну-ЗМ", да подключать КАМАК-периферию для ми-кигами - зеркал
Аматэрасу, изготовленных декаду .назад в Опытном Производс-
тве нашего института. У меня даже руки зачесались. Я протя-
нул одну из них и, пошарив в тумбочке, вытащил толстую пачку
описаний, отпечатанных на селедочной бумаге. Полистав стра-
ницы, украшенные бесконечными РОСТОВСКИМИ ТУ, ТО, ЩА и ССТ,
определяющими крепежные нормативы стальных уголков и пара-
метры несметного числа плавких предохранителей, нашел единс-
твенную страницу с характеристиками новой ЭВМ. 128 килос-
лов... вчетверо скорости счета, технология "больших интег-
ральных схем". Скорее всего, придется освоить и вторую поло-
вину семнадцатого этажа. Поставим шкафы-блоки новой перифе-
рии, а десять новеньких вещих зеркал через трансгрессионные
кабели - в машинный зал к старому и новому "Алданам": дос-
тойный инструмент для модельного воплощения некоторых аспек-
тов проблемы Ауэрса. Великой проблемы Ауэрса.
Живот явно начал утихать. Я сел и принялся спешно обу-
ваться. Еще успею прогнать пару тестов на центральном про-
цессоре, да и задачка Кристобаля Хозевича Хунты висит: по
адекватности моральных и физических пыток. Отдел Смысла Жиз-
ни скучать не дает.
Я попытался запихнуть пачку описаний в папку. На пятой
попытке махнул рукой и сложил все в авоську. Сунул туда же
два заначенных на завтрак бублика. И тут вспомнил. Аж зубы
заломило от тоски.
"Товарищ Привалов, вам надлежит завтра явиться на подшеф-
ный рыбозавод. Дубелей не присылать. Там вход по пропускам.
В таком вот аксепте. Машина по порубке селедочных голов не
справляется, а сельдь народ недоедает. - Модест Матвеевич
Камноедов помолчал, глубокомысленно вздохнул. - Вы ребята
молодые, порубаете головы и свободны. Сбор в пять тридцать у
проходной. Будет автобус".
Из-под двери в коридор запахло жареным луком и картошкой.
То ли маги-соседи проголодались, то ли лимитные сестры-кики-
моры к ужину электроплитку включили.
Впрочем, какие маги в общежитии - я посмотрел на часы - в
восемь вечера? Я решил, что черт с ним, с утренним рыбозаво-
дом. Как-нибудь отосплюсь, а вот пару часов потестировать
линии не помешает. Заверну Володе Почкину его программу и
немного позлорадствую: спрошу у Корнеева, заточил ли тот
свой топор для рыбьих голов.
Я взялся за ручку двери, но тут же голос Федора Симеоно-
вича Киврина ласково произнес над ухом: "Побольше т-трениро-
вок, почтеннейший. Дерзайте, дерзайте". Я вздохнул: слуховая
галлюцинация - работа Эдика Амперяна. Сделал он это по моей
просьбе. Глас совести, как сказал Роман.
С трансгрессией у меня всегда было плохо. И вынесло меня
явно в какой-то подвал. В подвале было темно, только на по-
лу, словно экран осциллографа, светился спиральный узор. По-
хож он был на галактику с маленьким баром - чтото между SBb
и SBc по классификации Ван ден Берга. Часть спирали закрыва-
ло пятно, типа темного пылевого мешка Конская Голова на на-
шем Млечном Пути. Создавалось впечатление, что смотрю я на
все с одного из ближайших спутников искомой галактики. У ме-
ня даже дух захватило: а что если меня занесло на Инфляцион-
ный этаж? 06 этом этаже ходили самые дурные слухи. Явился он
следствием работы в Институте старого немецкого мага Гейзена
фон Берга.
Работал он еще при Петре Алексеевиче в государственном
коште и был на ножах со всей Российской Академией. Был он
одним из адептов Ордена Боевой (Оборонной) Магии, но по ме-
лочам не разменивался, считая, что врага след поражать в
каждой точке пространства-времени. А если враг все же не по-
разится, то на этот случай (считал Гейзен фон Берг) неплохо
иметь мировой кингстон, который следует в должный момент
открыть и пустить корабль Вселенной в пучину неизотропности.
И тогда все враги непременно погибнут... Петр Алексеевич лю-
бил Гейзена фон Берга за прямолинейность, неудержимость по
женскому вопросу и прекрасные метеорные фейерверки, устраи-
ваемые последним на дни рождения государя. После смерти Пет-
ра Алексеевича Гейзен фон Берг был подвергнут остракизму
членами Российской Академии Наук и покинул осиротевшую Рос-
сию и официальную науку. И долгое время не проявлял себя на
небосклоне научной магии той эпохи. Лишь Кристобаль Хозевич
Хунта еще долго встречался с Гейзеном фон Бергом после его
внешней и внутренней эмиграции.
После фон Берга остался принцип Всеобщей Инфляции как си-
лы, формирующей Вселенную, и принцип неопределенности, при
помощи которого всплывший из безвестности Гейзен фон Берг
уже в XX веке пытался столкнуть современную науку в вакхана-
лию квантовой механики и стохастической магии.
Именно в заброшенной лаборатории Инфляционной Магии, по
легендам, хранятся - как следствие экспериментов над беско-
нечностью - тринадцать стаканов, в каждом из которых содер-
жится своя вселенная, хоть одним параметром, но отличающаяся
от нашей. И среди них, естественно, знаменитый тринадцатый
стакан, куда слита вселенная без любви и дружбы. Где-то там
же остался и Станок Небес с натянутой на его раме Возмущен-
ной Матрицей Мироздания. И именно там, где причина никогда
не вяжется со следствием, в магическом зеркале Лемуров, яв-
ляющемся полом пещеры, замуровано мнимое изображение центра
мира с разбегающимися галактиками.
Так что мой мандраж можно было понять. Но я решил не отв-
лекаться и приготовился к повторной трансгрессии, как вдруг
увидел девушку, идущую по спирали галактики от края к цент-
ру. Шла она напряженно, словно канатоходец по канату, резко
вышагивая и не останавливаясь. У ног ее при каждом движении
вспыхивали костерки, в свете которых можно было разглядеть
ее лицо: то сосредоточенное, как у вечной отличницы, то
расплывающееся в счастливой улыбке бесшабашного двоечника.
Любопытнейшая девица в одежде из мушкетерского фильма.
Не сразу я обратил внимание, что за идущей дамой наблюда-
ли еще двое молодых ребят. Один - высокий, породистый; дру-
гой - низенький, с лицом умного второклассника. Оба - лет
тридцати-тридцати пяти, явно из того же театра, что и деви-
ца.
И тут девица захохотала и начала трансформацию. Пара ша-
гов - и она стала дамой в длинном парадном платье со шлей-
фом, еще пара - словно ее облик вылепил сам Сидур на пару с
безумным бетонщиком, то она уже шла небрежной походкой юного
пионера - в шортах, белой рубашке и красном галстуке. Перед
самым исходом спирали хохот девицы уже заполнял все прост-
ранство зала. Детское личико вытянулось в козлиную клыкастую
морду, изогнулись рога, мохнатые руки вскинулись в победном
жесте. Странная девушка шагнула в балдж запечатанной галак-
тики, выкрикнула что-то хриплым басом и исчезла в снопе искр
и света.
М-да. Слава старика Мерлина явно кому-то не давала покоя.
Ребята напротив сердито покивали головами. Судя по всему,
девушка от них ускользнула. Высокий в расстроенных чувствах
ухватился за рукоять то ли меча, то ли шпаги у пояса на пе-
ревязи. Низенький презрительно сплюнул. Они развернулись и
двинули в дальний конец зала к винтовой лестнице, едва вид-
ной в свете факела... Факел! У меня закралось подозрение,
что трансгрессировался я даже не в лабораторию фон Берга, а
вообще черт знает куда.
- Ребята! - закричал я и, размахивая авоськой, кинулся
через зал.
Один из бубликов вырвался из сетки и улетел в темноту.
- Постойте! Какой это этаж?
Но они меня, похоже, не слышали.
Я наступил на рукав нарисованной галактики, и меня, как
ту девушку, потянуло по ниточке к центру. Хуже того, я по-
нял, что идти могу только по рисунку, да и то это было неп-
росто. Похоже, рисунок обладал свойствами легендарной компо-
зитной пентаграммы, заключавшей в себе не самих людей, богов
или демонов, а их поступки, мысли или - хоть это и звучит
несколько схоластически - судьбу.
Глава вторая
Кто сказал Дваркину, что он хороший
художник?
Из записных книжек принца Брэнда
Я сделал шаг, медленный, вязкий, словно я шел по колено в
солидоле. Другой. (Так я и до утра не доберусь до конца за-
ла.) Еще один шаг. И вдруг... Я приближался к месту моего
назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел
лес, изредка уступая место полянам, поросшим желтой осокой.
Солнце садилось уже который час, все никак не могло сесть и
висело низко над горизонтом... Справа из леса вышли двое,
ступили на обочину и остановились, глядя в мою сторону. Один
из них поднял руку. Я сбросил газ, их рассматривая. Это бы-
ли, как мне показалось, охотники, молодые люди, может быть,
немного старше меня. Их лица понравились мне, и я остановил-
ся. Тот, что поднимал руку, просунул в машину смуглое горбо-
носое лицо и спросил, улыбаясь: - Вы нас не подбросите до
Соловца?.. Еще четыре шага. Да на сто двадцать рублей... А
как насчет крылышек? Или, скажем, сияния вокруг головы?.. А
нам всего один и нужен... Шаг. Еще шаг.
- Композитная пентаграмма, - произнес голос кота Василия
с характерными интонациями Ойры-Ойры, - дарит испытуемому
понимание схемы мира, но совершенно не терпит отклонения от
оной схемы хоть на один бит, ангстрем или хрон.
Я увидел Василия. Он стоял возле дуба, увитого сияющей,
словно новогодняя мишура, золотой цепью. На ветвях сидела
усталая дриада с фальшивым хвостом из папьемаше. Она явно
старалась поддержать реноме Александра Сергеевича Пушкина.
Сама же русалка, укрыв торс листьями кувшинки, дремала на
мелководье. Рядом, завывая, стирала баньши. Группа невидан-
ных зверей из ирландского, индийского, ацтекского, бушменс-
кого и австралийского фольклоров сновали, оставляя многочис-
ленные следы, на неведомой дорожке ошую дуба.
- По существу, композитную пентаграмму, - кот провел ла-
пой по гуслям, - глупо называть композитной, ее суть сводит-
ся к информационной структуре первоматерии. Да и пентаграм-
мой она тоже не является, поскольку углов и абрисов в ней
может быть сколько угодно, а может и не быть вовсе.
Василий зевнул и рухнул на четвереньки. Гусли со звоном
полетели в траву.
- Надоело, - сказал он, - недалеких иванушек уму-разуму
учить.
И кот растворился в воздухе. Осталась одна, явно чеширс-
кая, улыбка.
Я сделал очередной шаг и попал в густой кисель тумана.
Идти стало еще труднее. Шаг, еще шаг. Теперь мне казалось,
что я продираюсь сквозь вату. Зачесался затылок. Я замотал
головой, вытряхивая из волос мусор. Странный это был мусор,
неожиданный: сухая рыбья чешуя... или вот, скажем, система
двух интегральных уравнений типа уравнений звездной статис-
тики; обе неизвестные функции находятся под интегралом. Ре-
шать, естественно, можно только численно, скажем... Узор
вдруг качнулся под моими ногами. Раздался пронзительный про-
тяжный скрип, затем, подобно гулу далекого землетрясения,
раздалось рокочущее: "Ко-о... Ко-о... Ко-о...". Пещера зако-
лебалась, как лодка на волнах. Пол круто накренился, я по-
чувствовал, что падаю.
- Прозрачное масло, находящееся в корове, - с идиотским
глубокомыслием произнесло зеркало, - не способствует ее пи-
танию...
В глубине ниши, из которой тянуло ледяным смрадом, кто-то
застонал и загремел цепями.
- Вы это прекратите, - строго сказал я. - Что за мистика!
Как не стыдно!..
В нише затихли. Я хозяйски поправил сбившийся ковер и
поднялся по лестнице. Весь первый этаж был занят отделом Ли-
нейного Счастья. Здесь было царство Федора Симеоновича.
Здесь пахло яблоками и хвойными лесами, здесь работали самые
хорошенькие девушки и самые славные ребята... Здесь делали
все возможное в рамках белой, субмолекулярной и инфранейрон-
ной магии, чтобы повысить душевный тонус каждого отдельного
человека и целых человеческих коллективов. Здесь конденсиро-
вали и распространяли по всему свету веселый, беззлобный
смех...
...но тут из коридора донеслись голоса, топот ног и хло-
панье дверей... через вестибюль все шли и шли покрытые сне-
гом, краснолицые веселые сотрудники... Я был ошеломлен и не
заметил, как в руке у меня очутился стакан. Пробки грянули в
щиты Джян бен Джяна, шипя полилось ледяное шампанское. Раз-
ряды смолкли, джинн перестал скулить и начал принюхиваться.
В ту же секунду кремлевские часы принялись бить двенадцать.
- Ребята! Да здравствует понедельник!
Я вырвался из пелены искристого тумана и почти побежал к
следующему повороту рукава галактики. Жутко мешалась сетка с
техдокументацией и уцелевшим бубликом.
- Амуниция, - сказал я. - Полиция. Амбиция. Юстиция.
В пещере было по-прежнему пусто, а я жутко страдал о по-
терянном времени. Ни черта не успею, а завтра рыбозавод с
непробиваемой КПП-системой.
Меня снова тормознуло. Мне показалось, что на этот раз я
влип в жидкую и горячую карамель. Я ощущал себя жуком в ян-
таре, а каждый шаг мой исчисляется столетиями. С другой сто-
роны, очень может быть, что мне уже удалось пропустить шефс-
кую работу по уважительной причине. Я еле-еле передвинул но-
гу.
Эдик вдруг сказал:
- Всю зиму у нее цвели орхидеи...
- Гм, - сказал Роман с сомнением.
- Не стал бы Янус сжигать идеального попугая, - убежденно
сказал Эдик. Витька встал.
- Это просто как блин, - сказал он.
У меня было такое ощущение, будто я читаю последние стра-
ницы захватывающего детектива. Пока они молчали, я лихора-
дочно суммировал, что же мы имеем на практике... закон этот
остается справедлив в отдельности и для нормального мира...
Точки разрыва.
Я вырвался в открытое пространство и, вспомнив студенчес-
кие младые годы, даже попытался пробежаться. Попытка получи-
лась хилой. Сам себе я напомнил старикашку Эдельвейса, кото-
рого всегда несло по мировой линии его "ремингтона"... Да,
не к темноте я его помянул: тени снова окружили меня.
- Народ желает знать все детали, - сказал Лавр Федотович,
глядя на меня в бинокль. - Однако народ говорит этим отдель-
ным товарищам: не выйдет, товарищи!
- Какого калибра? - рявкнул полковник.
- Хватать и тикать, - сказал Витька. - Я вам тысячу раз
говорил, остолопам.
- Диспуты! - вскричал вдруг Панург, ударяя колпаком с бу-
бенчиками об пол. - Что может быть благороднее диспутов?
Свобода мнений! Свобода слова! Свобода самовыражений!
- Вуаля, - с горечью сказал Выбегалло, - ледукасьен куон
донно женжен депрезан1.
- Народ... - произнес Лавр Федотович. - Народ вечен. При-
шельцы приходят и уходят, а народ наш, великий народ пребы-
вает вовеки. Но (как и всякий) он попался в сети Слов, чтобы
в них плутать все безысходней: "Потом" и "Прежде", "Завтра"
и "Сегодня", "Я", "Ты", "Налево", "Направо", "Те" и "Эти"...
Я сделал последний шаг и оказался в центре композитной
пентаграммы. Я увидел наш институт, уходящий фундаментом в
бездну знания, туда, где со скрипом проворачивалась в пасти
Левиафана ось Колеса Фортуны. Я увидел наш институт, уходя-
щий верхними этажами за горизонт событий. Я видел силовые
поля воли и разума Федора Симеоновича, Кристобаля Хозевича,
Жиана Жиакомо, видел Витьку и Романа, Эдика и Володю Почки-
на, окруженных эхом сомнений и сеткой синих разрядов их неу-
держимой энергии. Я видел путаные пустые блоки отдела Абсо-
лютного Знания и клокочущую пустоту лаборатории Выбегаллы. Я
видел нимб над блоком центрального процессора моего старого
доброго "Алдана" и холодную бездушную мощь юного "Алда-
на-ЗМ", опоясанного кольцом зеркал Аматэрасу.
Но самым странным было то, что здание института наиско-
сок, частично скрывая от глаз отдельные этажи, нарушая
стройную картину, туманя ясное свечение, пронзала серая пи-
рамида. Чем-то она напоминала мне детский радиоконструктор
"Собери радиоприемник": плотно подогнанные пластиковые куби-
ки со скрытыми внутри транзисторами, конденсаторами, диодами
и прочими элементами простейших радиосхем. Что-то щелкало и
стучало внутри, и серые кубики ровно и плавно перемещались,
как костяшки в игре "15". И казалось, что серая пирамида
* Вот воспитание, которое теперь дают молодым людям.
каждым шажком коверкает белые стремительные линии. Или нао-
борот - белые линии оттесняют серые кубики...
Я всмотрелся. Родной вычислительный центр был совсем ря-
дом. Мне безумно захотелось оказаться именно там. Времени
ушло уйма, машина стоит. Ребята же скиснут, ожидая, пока я
отработаю рыбозаводу. А так я, может, и успею расписать
клеммы и оформить автозагрузчик...
Мироздание вокруг меня вздохнуло, спираль композитной
пентаграммы сжалась часовой пружиной, со звоном распалась, и
я увидел перед собой обтянутую ковбойкой спину Витьки Корне-
ева.
Глава третья
Чем ворон похож на письменный стол?
Мартовский Заяц
Я обрадовался ему как родному, хоть и заподозрил, что не
зря он явился в машинный зал в столь неурочное время.
- Витька, - сказал я грозно, рассматривая одно из зеркал
Аматэрасу, уже демонтированное и прислоненное к панели АЦПУ,
- кефир в стакане ты сбродил? А может, экскурс по основам
начертательного мироздания - тоже твоя работа?
Витька развернулся ко мне. Ехидная улыбка перечеркнула
небритую физиономию.
- Это смотря что у тебя больше болит - живот или голова.
- У меня ничего не болит! - рявкнул я. - А вот у тебя
сейчас заболит - живот или голова - смотря куда упадет
авоська.
- Зря буянишь, - задумчиво сказал Витька, странно глядя
на меня. - С кефиром я погорячился: ну поспал бы ты лишний
час перед рыбозаводом, и - делу венец. А вот что ты про на-
чертательное мироздание сказанул?..
И тут до меня дошло. Я даже сел на заваленный распечатка-
ми край стола. Начертательное мироздание как самая слабо из-
вестная область начертательной магии упоминалось в книге Я.
П. Невструева "Уравнения математической магии". Упоминалось
как высшая ступень оной магии. Описывалось оно системой ва-
риативно-интегральных уравнений Гора-Желязны в анизотропном
поле арт-потенциала Ройо-Уилана-Дали. Система квадратурных
решений не имела и считалась медленно, поскольку содержала
неопределимый параметр ^ - "кси", - с легкой руки Кристобаля
Хозевича Хунты названный "каприз". "Каприз" сводил на нет
все попытки осуществить заклинание в режиме реального време-
ни, уводя результат в неопределенно-туманное будущее. Поэто-
му дальше вульгарной материализации нарисованного яблока и
привораживания девиц при помощи их портретов начертательная
магия не пошла, породив только еще одну из лабораторий отде-
ла Абсолютного Знания - лабораторию поиска Абсолютного Штри-
ха.
То, что увидел я, могло оказаться просто видением, следс-
твием нелинейных эффектов пространственной трансгрессии. Тем
не менее видение подобных структур было описано Исааком Нь-
ютоном в сгоревших записках последних лет его жизни. Именно
в те годы Ньютон достиг немалых успехов в начертательной ма-
гии и смог обрисовать устройство мира. Но записки сгорели и
опубликованы не были, хотя и были декриптотанатированы уче-
никами после смерти мастера.
Витька, по-моему, даже забыл о зеркале. Он вцепился в ме-
ня как клещ. Он выспрашивал о структуре моей композитной
пентаграммы. Тут же материализовал каталог галактик Ван ден
Берга и заставил меня искать самую похожую. Время шло к по-
луночи, и в дверь постучал Эдик Амперян. Он был необычно
расстроен, с красными от бессонницы глазами.
- Не прилетал? - спросил он у Витьки.
- Нет, - буркнул Корнеев, - не прилетал, но есть кое-что
более интересное, чем твой белый мыш...
В моем рассказе Эдика страшно заинтересовала серая пира-
мида. Он набросал на распечатке расположение известных и ги-
потетических этажей института и попросил расчертить, как они
соприкасаются с серой пирамидой.
Я расчертил.
- Правнук Невтона, - мрачно сказал Витька. - Минус второй
этаж - один из уровней книгохранилища, третий - дирекция и
главный механик, и семьдесят шестой - Колония Необъясненных
Явлений...
Эдик помрачнел.
- А еще что-нибудь помнишь, Саша?
- Помню, - сказал я, - постоянно пахло то ли тухлой ры-
бой, то ли гнилой картошкой.
Раздался тонкий свист. Бескрайний стеллаж с колодой пер-
фокарт всколыхнулся, словно отражение на пруду под порывом
ветра. В полуметре от пола материализовался старинный пись-
менный стол, повисел секунду и, мощно гупнув об пол, прочно
утвердился посреди зала.
На зеленом сукне среди разбросанных бумаг сидела толстая
белая мышь и смотрела на меня черными глазками-смородинами.
- Прилетел, - флегматично сказал Эдик. - Звоните Роману.
Глава четвертая
К достоинствам очерков можно отнести
и то, что авторы... не просмотрели весь-
ма глубокого соотношения между законами
административными и законами магически-
ми.
Александр Привалов
- Саша, - терпеливо сказал Роман Ойра-Ойра, - ко всем
неприятностям можно относиться просто как к случайным непри-
ятностям, а можно - воспринимать их как систему.
Я сидел у стола на экспедиционном ящике, где мы хранили
старые перфоленты, - утомленный и пропахший рыбьим жиром. И
хотя свой шефский долг я исполнил еще вчера, но способность
мыслить пока не восстановил.
Магистры расположились вокруг новоприбывшего стола в
вольных позах. Роман устроился на единственно доступном сту-
ле, облокотившись на стол и уперев щеки кулаками. Перед ним
лежал разрисованный лист распечатки. Витька в позе микеланд-
желовского Давида массировал спину КАМАК-шнуром. Эдик, как
обычно, присел на край стола, чуть склонив голову.
Курить в машинном зале было нельзя, и он жевал спичку.
- Сколько раз в этом квартале тебя гоняли на рыбозавод? -
сказал Корнеев грубо. - Ты ивасям головы отрываешь, а я фа-
зовую развертку классического перехода "мертвый - живой"
досчитать не могу.
Я непроизвольно понюхал руки. Они источали неистребимый
запах селедочных голов.
- Действительно, - сказал я, - есть же целый институт
промышленного чародейства и толкования открытий. У них что,
работы нет?..
Маги задумчиво посмотрели на меня. Витька перестал чесать
спину.
- Вот,- лаконично изрек Роман и снова водрузил щеки на
кулаки.
- Видишь ли, Саша, - сказал Эдик, - я знаю, что ребята из
НИИПРОЧТО три года назад завершили работу над проектом пол-
ностью автономных рогов изобилия.
Я ошеломленно открыл рот.
- Но почему...
- По определению, - грубо оборвал меня Витька. - Маги,
может, распишем горизонтальные связи? По Пересу де Лега,
например.
- О горизонтальных связях разговор особый, - сказал Ро-
ман, вставая. - Там нас ждут куда большие сложности и непри-
ятности, чем нам хочется. Понимаешь, на мой взгляд, любая
несанкционированная связь в иерархии - признак появления Ле-
виафана...
Корнеев хмыкнул.
- Витька, - сказал я обиженно, - лучше не груби. Я тебе
еще твой кефир припомню. И посторонний стол в машинном зале.
Наверняка твоя работа, лучший трансгрессор Соловца.
Роман выудил из кармана умклайдет, поставил на ладонь,
качнул. Белый мыш, аккуратно возвращаемый им на стол каждое
утро, обеспокоенно забегал по зеленому сукну. Все как зача-
рованные не отрывали от него взгляда. Только Витька что-то
буркнул и уперся ясным взором в окно.
- Нет, Саша, - сказал Роман, - не вали на Витьку. Стол -
это моя работа. Просто первый темпоральный опыт не прошел
без эксцессов. По нашему запросу in futura должен был приле-
теть только мыш - и к нам в лабораторию. Знакомься, Саша,
это белый мыш, и он еще не родился. Он из ближайшего будуще-
го. Месяца так три-четыре - по крайней мере, я на это расс-
читываю... А стол... Ну, у меня пока есть такой же, так что
пускай этот постоит у тебя, пока я свой не отправил.
- Интересно, - сказал Эдик. - Роман, а ведь теперь тебе
придется отправить стол в прошлое.
- Вот уж да, - сказал Роман задумчиво и протянул мышу па-
лец.
Мыш активно принялся его обнюхивать.
- Ребята! - возопил я. - Я слишком много времени провел
около электронно-вычислительных машин и на рыбозаводе и оту-
пел. Мне казалось, что мы долбим романову теорию фантасти-
ческой общности, то бишь проблему Ауэрса. Или нет? Мы строим
машину времени? Отправляем мышей в прошлое?
- Рекший это воспарил в небо... - загадочно произнес
Эдик, перебираясь на подоконник. - Если совсем точно - мы их
вынимаем из будущего.
Витька легким пассом создал коробку с монпансье, отсыпал
пригоршню и бросил за щеку. Остальное поставил на стол. Бе-
лый мыш оторвался от пальца Романа, подскочил к коробке,
вбросил передние лапки на край и схватил зубами конфету.
- Все проблемы Ауэрса - твои, Александр Иванович, - ска-
зал Роман, - крушить их не перекрушить... Ну а машина време-
ни - всего лишь один из инструментов, а не проблема. Этакий
лабораторный автоклав, где варится экстракт темпоры. Так что
давай взглянем на проблему с другой стороны. Смотри, что по-
лучается, Саша...
И я посмотрел.
Практика создания големов восходила к древнейшим доатлан-
тическим временам.
Еще жители Лемурии начертанием магического слова оживляли
вырубленных из скал каменных колоссов. Лемуры не переносили
открытого водного пространства и не знали мореходства. Поэ-
тому, чтобы добраться до соседнего материка Гондвана, они в
течение нескольких тысяч лет складывали при помощи каменных
големов грандиозный мост через океан. Големы, совершенно не
нуждающиеся в воздухе, свободно перемещались под водой и
возводили удивительное сооружение. Работа была практически
завершена, но слишком большое количество магических знаков,
начертанных на скальных породах, привело к фактическому
оживлению целого участка земной коры, а может даже, и верх-
них слоев мантии. Движение коры вызвало грандиозный тектони-
ческий процесс. Лемурия погибла. А сами лемуры покинули Зем-
лю на вакуумных шарах, двигающихся по принципу инерциоида
Толкунова. (Много тысяч лет спустя такие аппараты были опи-
саны Сирано де Бержераком.)
Более простой технологией для кратковременного оживления
каменных и деревянных големов пользовались древние египтяне
(сфинксы), эллины (скульптуры богов-олимпийцев), язычники
всех мастей (идолы, масленицы, болваны, Дагда и дагдиды),
вудуисты и прочие. Первого долгоживущего голема в Европе
сотворил Лев Бен Бецалель и долгое время держал это искусс-
тво в тайне. Голем Бецалеля был глиняным и многофункциональ-
ным. В XX веке в связи с развитием машиностроения, а затем и
кибернетики, тема големов зачахла. Хотя во время Второй ми-
ровой войны барон фон Зеботтендорф проводил опыты по големи-
зации богов арийского пантеона и пытался сформировать диви-
зию искусственных валькирий для нужд Третьего Рейха.
По идее, голем суть овеществленный приказ, овеществленная
информация, а посему он относится к епархии теории информа-
ции в целом и кибернетики - в частности. Поэтому големов
вполне можно именовать кибернетическими роботами. Но два
французских ученых - Андрэ ля Зарча и Пьер ле Лик - опубли-
ковали труд, резко и принципиально расширяющий классификацию
големов. Ля Зарча и ле Лик утверждали, что понятие "голем"
применимо не только к одноэлементным системам (каменный/гли-
няный болван), но и к многоэлементным ("много болванов").
Человечество вполне можно рассматривать как многоэлементную
систему.
- Много болванов, - сказал я, - это к Витьке.
Витька ухмыльнулся.
- Но у человечества нет глобальной идеи развития, - ска-
зал Эдик, - поэтому к големам его отнести сложно.
- Спорно, но пусть так: человечество - не голем, - сказал
Роман, - а вот его социальные институты - точно големы.
- Ага, - сказал я, - то есть человек работает как тран-
зистор: на катод поступает сигнал-запрос - в зависимости от
потенциала на базе сигнал либо приходит на анод, либо нет.
Это же ЭВМ. - Я запнулся. - И отдел материально-технического
снабжения...
- И дирекция, - подхватил Роман, - и Академия Наук, и
Тройка утилизаторов.
- Саша, - сказал Эдик, тоже вытаскивая умклайдет, - ты
сам говорил, что ЭВМ, все усложняясь и усложняясь, могут ра-
но или поздно достичь уровня искусственного интеллекта.
И у меня перед глазами поплыла серая пирамида, врастающая
в белую башню.
- Ребята, - сказал я, - а досконально известно, что гео-
метрические заклинания потеряли силу?..
- Ты смотри, - сказал, ухмыляясь, Витька, - соображает
специалист по композитным пентаграммам. А ты говоришь: ке-
фир, кефир... Ты, Сашок, лучше скажи, в новой машине датчик
случайных чисел такая же дрянь, как в старом "Алдане"?
Корнеев вытащил из кармана мятую бумажку.
- Нет, - гордо сказал я, - здесь чисто аппаратно стоит
двухуровневый трансцендентный датчик.
- Нормально, - сказал Корнеев, разглаживая листок на за-
летном столе, - смотри сюда. Вот алгоритм начертания прос-
тейших космограмм из неопубликованного тома "Магистэ" това-
рища К. Птолемея. Понял?
- Нет, - честно сказал я. - Мы что, запускаем новую маши-
ну?
- И чем быстрее, тем лучше, - сказал Роман.
- Но тесты, - жалобно возразил я.
- Лучший тест, Сашок, - сказал Витька, - это хорошая за-
дачка! Ну, не будь ослом, запускай.
И он сделал пасс руками.
Силовой рубильник лихо, с искрой, впечатался в клеммы.
Ровно загудели вентиляторы, панель пульта "Алдана-ЗМ" вспых-
нула шестнадцатью гирляндами визуального контроля ячеек па-
мяти.
- Хорошо, - сказал я наглым голосом, - труд так труд, но
кофе и бутерброд - это контрибуция в мой адрес. А ты, Вить-
ка, - на перфоратор: набивать свою программу. Чтобы неповад-
но.
- Что неповадно? - спросил заинтересованный Эдик.
- Сваливать на других черную перфораторную работу, - ска-
зал я, начиная поячейно вводить команды автоматического заг-
рузчика.
В комнате умопомрачительно запахло кофе. Я закатал трид-
цать второе законное полуслово и вложил в фотосчитыватель
перфоленту операционной системы. Благословив хорошее дело
глотком кофе, я нажал на клавишу "ИСПОЛНИТЬ".
Роман и Эдик хранили поле вокруг нашего эксперимента.
Витька, приткнувшись в углу, одним пальцем стучал по клавиа-
туре перфоратора. Солнце за окном висело над горизонтом, су-
дя по всему, не опустившись за последний час даже на долю
угловой секунды. У меня сложилось впечатление, что магистры
тормозят время.
ОС встала хорошо, и "Алдан-ЗМ", как юный пионер, отшлепал
на АЦПУ фразу: "Всегда готов!".
- Шутники, - сказал я в адрес желтоградских электронных
волшебников.
- Витя, у тебя готово? - спросил Эдик.
Витька что-то неразборчиво буркнул и вручил мне жестяную
бобину с перфолентой. Магистры, не выпуская из рук умклайде-
ты, сгрудились вокруг меня.
- Зеркала работают? - поинтересовался Роман.
- Если Витька свинтил не все, то попробуем запустить хотя
бы одно в режиме осциллографа.
- Не все, - бодро сказал Витька, тыкая пальцем в сторону
окна.
Роман поставил умклайдет на край стола и пошел за зерка-
лом.
Я бросил взгляд на волшебную палочку. Умклайдет потрески-
вал, источая запах озона. По его кожуху катили цвета побежа-
лости. Напряжение М-поля, судя по всему, было чудовищным.
- Ребята, - сказал я, вставая, чтобы отыскать разъем для
зеркала, - зачем такая зашита? Что может дать наводку на
эксперимент?
- Голем, - сказал Витька. - Грузись быстрее.
Глава пятая
Потом Хамелеон взял виноградную лозу и мух и сделал из
них плащ.
Когда солнечные лучи падают на мух, они сверкают и пере-
ливаются множеством цветов, но все же остаются мухами. У
нижней кромки зеркала темнело клеймо Исико Ридомэ - единс-
твенного мастера в Опытном Производстве нашего института,
кто может изготавливать настоящие микигами. Очень симпатич-
ная девушка, отливающая волшебные зеркала... Так. Главное -
не отвлекаться.
На отладку программы мы потратили больше двух часов.
Дважды перевыводили истрепанную перфоленту. Витька набил се-
бе мозоль на рабочем указательном пальце, пока программа не
обрела стройный безошибочный вид.
Я нажал "ИСПОЛНИТЬ". Фотосчитыватель с треском втянул
Витькину перфоленту. Пульт, отмечающий состояние ячеек памя-
ти, отозвался бегущей волной огней.
Поверхность зеркала Аматэрасу осветилась.
- Есть первая полиграмма, - сказал Эдик.
- Вторая, третья... - сказал Витька. - Старики, попрыга-
ло! Говорил вам, остолопам, что все дело в той готической
строчке...
Магистры облегченно улыбались. У меня было ощущение мыши,
которую выпустили из исследовательского лабиринта: нос, би-
тый током, болит, лапы подрагивают, а хвоста не чувствую
совсем.
- Кофе... - просипел я и решительно глотнул из материали-
зовавшейся кружки.
Умклайдеты потрескивали в руках магистров.
- Старики, - Витька резко помрачнел, раскачивая на ладони
умклайдет по канону Аль-Генуби, - вы можете закуклить всю
метрику мироздания, но...
- Изыди, Корнеев, - сказал Роман. На лбу его блестели би-
серинки пота. - Никто не хочет отлучать тебя от магии и ник-
то не будет рушить науку. Нам всего лишь надо изменить соот-
ношение в неопределенности Ауэрса - фон Берга. Да, ребята,
сейчас играйте не в реальном пространстве, а в фазовом.
- Зачем вам метрика мироздания? - сказал я, отдуваясь над
пустой кружкой.
- Видишь ли, Саша, нам нужно поговорить с големом науки,
- сказал Эдик, - ведь голем и есть практическое решение
проблемы Ауэрса. Именно он овеществляет информацию.
Меня пробрал озноб.
- Но ведь не доказано, что големы существуют, - сказал я.
- Простейший способ доказать существование, - сказал
Эдик, улыбаясь, - это пообщаться с самим объектом. Любой го-
лем может быть описан некой формулой, объектом, законом, ко-
торый является его сущностью или - что равносильно - оживля-
ет его. Такие объекты хорошо известны - это композитные пен-
таграммы и - что более правильно - полиграммы.
У меня снова захватило дух.
- То есть недавно я побывал в пасти голема?
- Нет, - сказал Роман. Он качнул свой умклайдет по канону
Икшваку сына Ману Вайвасвады. - Ты прошел по полиграмме,
заклинающей голема - или, точнее, воплощающей, - и научился
этим големом пользоваться.
Знакомый холодок любопытства потек вдоль спины.
- Интересно, чему же я научился?
- Это интересно, - оживился Витька.
Он явно мне завидовал, но виду не подавал. У меня возник-
ло опасение, что уже завтра, облепленный электродами, могу
быть погружен в чан с живой водой и подвергнуться воздейс-
твию М-поля легендарного дивана-транслятора.
- По крайней мере, это был не административный и не науч-
ный голем, - сказал Роман, отрываясь от картинки на ми-кига-
ми. - Этих големов ты видел со стороны в облике пространс-
твенных цветовых структур.
Я кивнул, соглашаясь.
- Может, ты научился рисовать миры? - предположил Эдик. -
Или видишь их там, где не видит никто. Ну, завернул за угол,
а картина на стене не там, где должна, а там, где ты захо-
тел.
- Я скверно рисую, - растерянно сказал я, мысленно решив,
что непременно попробую этим же вечером.
Магистры промолчали. Впрочем, вечер, судя по всему, у нас
пока не планировался: солнце висело на прежнем месте, вызо-
лачивая черепичные крыши лабазов. Я осторожно отошел в сто-
рону и заглянул за угол старого, пропахшего бумажной пылью
шкафа. Картина с раскинутым над каменистым горизонтом соз-
вездием Ориона висела на прежнем месте, хотя я уже много ме-
сяцев хотел перевесить ее ближе к окну и задвинуть шкаф в
глухой угол. Я оглянулся. К счастью, магистры на меня не
смотрели, колдуя над умклайдетами. Витька даже напевал:
Дрожи, астроном, твой пришел черед.
Недолго ты над нами измывался!
Мы наш, мы новый мир построим,
Где все наоборот.
И заживем без всяких диаграмм...
Умклайдет у него на ладони явно накалился, и Корнеев, ши-
пя и перебрасывая его с ладони на ладонь, довел до конца:
Никаких, никаких диаграмм!
Никаких диссипации и гамм!
Куда хотим летим,
Сияем как хотим.
Свободны мы!..
"Алдан-ЗМ" продолжал выстраивать сочетания. На поверхнос-
ти ми-кигами вспыхивали и тлели полиграммы. Часть из них с
трудом можно было отнести к этому классу знаков. Летели мно-
гоугольники, замкнутые ломаные, штриховые поля. Они перепле-
тались друг с другом, наплывали, объединялись.
Руки у Романа были заняты умклайдетом, и его авторучка
сама что-то помечала на листке бумаги, пугая настороженного
мыша.
Витька перешел на насвистывание "Марша легкой кавалерии".
Эдик недовольно морщился. Мне показалось, что солнце за ок-
ном чуть ниже склонилось к крыше лабаза. Похоже, ребятам не
хватало мощности, чтобы удерживать время так долго.
- Есть резонанс, - тихо сказал Роман.
Мелькание на экране остановилось. На поверхности зеркала
горело геометрическое заклинание науки: перевивающиеся на
манер ДНК цепочки колец, соединенных друг с другом. Некото-
рых звеньев не хватало, некоторые цепочки были безнадежно
короткими. Через неравные промежутки они, словно снопы, были
перехвачены тонкими шипастыми кольцами.
- Пошла вторая итерация, - сказал я, поиграв ячейками па-
мяти.
Теперь изменения были менее заметны и шли уже не по мето-
ду Монте-Карло, а в пошаговом режиме.
- Снова - резонанс, - сказал Роман.
- Третья итерация, - сказал я.
- И пока, я думаю, хватит, - с растяжкой сказал Роман. -
Витя, делаем информационную кальку и печатаем в нежить. Го-
товь модель.
Модель у Витьки получилась на славу. Он содрал ее один в
один с глиняного болвана из фильма "Пекарь императора".
Эдик и Роман остановили движение умклайдетов и, синхрон-
ным жестом сняв с зеркала готовую полиграмму, запечатали ус-
та модели горящим знаком.
- Ну просто остолопы, - с каким-то странным жужжанием
произнес голем. - Извините, но возились вы слишком долго. Я
думаю, есть резон отпустить время.
Магистры захохотали. Я присоединился: похоже, на лексике
голема отразились характеры минимум двух его создателей.
И время пошло. В спертый воздух временного кокона ворвал-
ся сквозняк, неся перекличку птиц за окном, фырканье далеко-
го бульдозера, чей-то разговор в коридоре. Меня охватила
странная безотчетная радость.
Глава шестая
- Нет. Наоборот. - Голем снова по-
молчал. - Они болваны.
Аркадий и Борис Стругацкие
- Саша, скажи, ты счастлив?
Эдик, полулежа на диване, пускал кольца дыма в угол, где
громоздился голем: я уже махнул рукой и дал добро на сигаре-
ты.
- В принципе - да, - сказал я, подумав, - вот только ры-
бозавод...
- Рыбозавод - это один из вариантов, - сказал Роман. Он
сидел за темперированным столом и рисовал полиграммы на лис-
точке. - Еще, может быть, армия...
- ...учения по гражданской обороне, - прожужжал голем, -
астероидная опасность, урезание бюджета, поворот сибирских
рек, контакты с инопланетным разумом...
- Погоди, остынь, - сказал Витька, вставая с подоконника.
- Чертовщина какая-то. То есть всех нас радует то, что раду-
ет голема, и всем мешает то, что мешает голему?
- А как же, - сказал Эдик. - Ведь ты служишь науке? Слу-
жишь. А голем - и есть наука.
Витька раздосадованно засопел, рассматривая голема.
- Ну, ну, Корнеев, - сказал Ойра-Ойра, - ну оживил бы ты
не глиняного болвана, а статую Аполлона Бельведерского или
дубль Выбегаллы. Глазу приятней, а суть - та же.
- То есть я ему служу? - уточнил Витька, оттягивая ворот
свитера.
- Угу, - сказал Роман, - и с удовольствием. Кто тут не-
давно говорил о бескрайности познания?
Меня тоже смущала недалекость голема науки.
- Мозгов в нем, как в Выбегалловом упыре, - сказал я.
- Саша, - сказал Эдик, отрываясь от дымных колец, - а ты
не пробовал предъявлять подобную претензию к своему "Алда-
ну"?
Я пристыженно замолк.
- Мозги - это основа мироздания, - заявил голем. - Зна-
ния, дундуки, - это все, что у вас есть. На картошке сгние-
те, - добавил он, помолчав.
Витька аж позеленел от злости.
- Ребята, - сказал Роман, - не забывайте, нас интересует
будущее, реальное будущее. От чего оттолкнемся?
- А меня интересует, - сказал Корнеев, - можно ли подыс-
кать голема поумнее? Может, я лучше в Камноедовы пойду и бу-
ду служить административному голему.
- Пойдешь-пойдешь, - сказал Роман серьезно, - и големов
найдешь. Но институт создан, эта, значить, для этой модели.
И бюджет, значить, тоже.
- Падает бюджет, ребята, - сказал голем и затикал, как
часовая бомба.
Витька опасливо отодвинулся от него:
- От расстройства не рванет?
- Вряд ли, - рассеянно сказал Эдик. - Он, конечно, идею
овеществляет, но не так буквально.
У меня зародилась интересная мысль.
- Есть мысль, - сказал я торопливо. - Законы големотехни-
ки. Надо их прописать, и будет ясно...
- Хорошая мысль, - оживился Эдик.
- Р-роскошная, - подтвердил Ойра-Ойра.
- Я есть закон, - высказал голем.
- Растешь, старичок, - отметил Витька и ткнул меня кула-
ком в бок.
Я почувствовал, что краснею. Хотя было не совсем ясно, к
кому собственно относилось высказывание - ко мне или к голе-
му. А магистры уже схватили лист бумаги.
- Поехали, - сказал Роман, - голем есть закон.
- Воплощенный закон, - сказал Эдик. - И суть.
- Приключения майора Пронина какие-то, - сказал Витька, -
комиссар Мегре и инспектор Лестрейд. Я - не просто предста-
витель закона! Я и есть закон!
- Тогда так, - сказал Эдик. - Голем - это воплощенная
система достижения поставленной цели.
И мы под комментарии самого голема записали Первый закон
големотехники. Потом Второй. Потом Третий. Получилось до-
вольно стройно.
I закон големотехники:
голем - это воплощенная система достижения поставленной це-
ли.
II закон големотехники:
число элементов системы, на которой паразитирует голем,
должно определяться Первым законом големотехники и только
им.
III закон големотехники:
любой элемент системы, неукоснительно следующий голему, дос-
тигает поставленной цели, если только это не противоречит
Первому и Второму законам големотехники.
- Полный ажур, троглодиты, - заявил голем, - следуйте го-
лему, и знание восторжествует.
- Следствие про цели и средства, - сказал Роман, - выве-
дете сами перед сном. Но и не забывайте, что элементы систе-
мы - это мы: человеки, троглодиты, дундуки и остолопы.
Витька кровожадно прищурился:
- Надо его придушить по Второму закону.
- Не вижу как, - пробурчал я.
- Законы работают для системы, куда входит достаточное
число ученых-исследователей. А если их число недостаточное?
- вдруг спросил Эдик.
И тут голем заорал. Он упал на пол и стал перекатываться
с боку на бок, сучить глиняными ножками-тумбами. Он стонал,
он подвывал, он скреб глиной о глину. Я прыгал рядом и вых-
ватывал у него из-под боков то магнитные ленты, то коробку с
лампами, то авоську с кефиром.
Наконец голем угомонился.
- Нельзя так, гады, - сказал он, поднимаясь, - сами пожа-
леете. Хорошо не будет.
- А как будет? - быстро спросил Роман. Голем молчал и ти-
хо почакивал, словно пошаговый двигатель.
- Ребята, - сказал я, утирая пот, - коварные вопросы на
него плохо влияют. Может, его на полигон заправить?
Корнеев пристально посмотрел на голема, покачиваясь с
носка на пятку.
- Нос к носу, - сказал он, - зуб к зубу, Роман, или, в
крайнем случае, око к оку. Иначе ты ничего не вытянешь из
этого триггерного дурня.
- Саша, - сказал Ойра-Ойра, оборачиваясь ко мне, - ты не
прочь посчитать еще одну полиграммку, а то у Витьки комплекс
неутоленной зависти перед модельными опытами профессора Вы-
бегаллы?
- А вторая модель тоже будет кидаться оземь? - осторожно
спросил я.
- Как птица-горлица, - подтвердил Роман.
- Исико-сан сделает мне харакири, - быстро сказал
я, - если этот колобок грохнет хоть одно зеркало.
- Харакири ты можешь сделать только сам, - нравоучительно
сказал Витька. - Исико-сан вполне ограничится йокомен-учи -
от левого уха до правой пятки.
Я живо представил роскошную картину и, вздохнув, кисло
улыбнулся.
- Поехали-поехали, - сказал Витька.
Было видно, что нетерпение распирало его.
- Время остановили? - деловито напомнил я.
- Сейчас это ни к чему, - сказал Эдик, - тогда мы закры-
вались от нашего собственного голема.
Мы снова запустили "Алдан-ЗМ" и поставили на прогон вари-
ации иерархических полиграмм. По накатанной дорожке дело
пошло значительно быстрее. Эдик и Роман перестраивали умк-
лайдеты. А Витька, явно вдохновленный первым опытом, созда-
вал образ. Когда полиграмма хлопнулась на положенное место,
мы осмотрели дело рук своих.
- Фидий, - сказал Роман, - Микеланджело и Сидур в одном
флаконе.
Административный толем стоял в углу и ворочал шеями. По
какому наитию Витька создал его трехглавым, я не понял. То
ли он хотел увековечить Тройку, бесчинствующую на семьдесят
шестом этаже, то ли в его представлении администрация слива-
лась с образом трехголового Горыныча, но поскольку Микеланд-
жело у нас был разлит в один флакон с Сидуром, а магистры ни
о чем Витьку не спрашивали, замысел остался для меня тайной.
Головы были одинаково кастрюлеобразны и двигались синхронно.
- Какой красавец, - сказал Эдик, смещая умклайдет на се-
редину ладони.
- Что-нибудь спросим? - Я взглянул на Романа.
- Не стоит, - улыбнулся Роман- - Этот еще более недале-
кий, чем наш.
- Битва! Коррида! - сказал Витька. - Сашка, убирай зерка-
ла, выноси мебель. Торо и тореро. Нет! Два торо!
- Ребята! - завопил я.
- Не бойся, - сказал Эдик, - за круг они не выйдут.
Я поверил и успокоился.
Тем временем администратор бочком, бочком подкатился к
оппоненту и со всего размаха звезданул его по голове глиня-
ной папкой, которой его снабдил создатель Витька, явно в
яесть Модеста Матвеевича Камноедова.
- Решили-постановили-освоили! - каждая голова рявкнула
свое; голоса были как в кинокомедии-буфф: тоненький, мело-
дичный и грубый бас.
Научник потряс глиняной макушкой, четко рассчитал движе-
ние и провел прекрасную подсечку.
- В гробу видали, - прожужжал он. - Останешься без съ-
едобной елки, тахионного звездолета и кварковой бомбы!
Администратор покатился по полу, стуча головами друг о
друга.
Витька зааплодировал. На шум и гам начали стекаться сот-
рудники. Прилетела Стеллочка с надкушенным бутербродом в од-
ной руке и чашкой чая в другой. Появились дубли Жиана Жиако-
мо и Кристобаля Хозевича, причем последний был вооружен бан-
дерильей.
Тем временем администратор поднялся, расставил коротень-
кие ручки в стороны и пошел на противника, щелкая тремя па-
рами челюстей. Научник пытался прикрыться снизу, но лишился
части лысины и половины уха, озверел и, обхватив супротивни-
ка за бока, повалился с ним на пол. Они визжали, катались,
дубасили друг друга по мослам, грызли глиняные жилы, в об-
щем, вели себя безобразно.
- Тебе это ничего не напоминает? - спросил Роман.
- Драку школьников, - сказал я.
- Вот-вот, - задумчиво сказал Роман.
- По-моему, разогрелись, - сказал Витька оценивающе. -
Пора модулировать рисунок борьбы.
- Попробуй коэффициент десять в шестой. Это где-то лет
двадцать спустя. Событийная ошибка будет чудовищной, зато
эмоциональная компонента - весьма точной.
Витька тремя пассами материализовал громадное серебристое
покрывало и набросил на сцепившихся големов. Я почувствовал
головокружение.
Глава седьмая
Это далеко не первая из предприни-
мавшихся попыток и далеко не послед-
няя, потерпевшая провал, но ее отлича-
ют два обстоятельства.
Хорхе Луис Борхес
Первый раз я оказался под воздействием покрывала Майи.
Раньше мне приходилось слышать только рассказы и анекдоты.
Образы и облики наплывали волнами, летели, смешивались,
переплетались. Больше всего это походило на полет над рваным
облачным слоем: то внизу покажется город, то река, то степь
с пятнами пожаров, то бесконечное море.
Я прекрасно понимал, что стою в родном машинном зале, что
вокруг столпились ребята, но поток искусственного времени
повергал нас в Будущее. Всплывающие картины оказались не ме-
нее эпичными, чем в воображаемом будущем машины Луи Седлово-
го.
Я видел космонавтов, шагающих по Луне, видел сотни знаме-
нитых магов, перебирающих гнилую картошку в ангарах и дерга-
ющих кормовую свеклу на полях, я видел боевых ифритов, ско-
ванных словом в подземных шахтах, и несчетное число малень-
ких серых чиновников, наводнивших все этажи НИИЧАВО.
Дыры в тучах исчезли вместе с самими тучами. Ясное голу-
бое небо рвалось в окна. Я стоял на первом этаже института
среди знакомых портретов с ликами корифеев. Все так же вок-
руг меня громоздились заброшенные гипсовые фигуры, старые
приборы, которые выбросить было жалко. Тот же ледяной смрад
в нишах, знакомое позвякивание, взревывание Змея Горыныча в
подвале. Лишь я чувствовал себя бесплотным. Я озирался и по-
нимал, что боюсь. Безотчетно боюсь и абсолютно беспричинно,
Здесь обитало наше будущее, истинное, не придуманное кем-то,
а созданное, сотворенное из нашей гениальности и нашей глу-
пости, упрямства и соглашательства, достижений и провалов...
Я вздрогнул: за окном вдоль лабазов медленно шел пожилой
человек с черным карликовым пуделем на поводке. Человек ос-
тановился, придерживая спешащего пуделя, и посмотрел в мою
сторону. Вряд ли он мог видеть меня... С трудом я мог предс-
тавить, что буду так выглядеть двадцать лет спустя.
"Саша, - прошелестел где-то над головой голос Эдика, - не
ищи себя. Надо оценить все в целом. Не распыляйся" .
Я вспомнил, что в одной из версий будущего Эдика ждет
преждевременная смерть, устыдился и оторвал взгляд от чело-
века на улице. Я осмотрел институт с высоты полета прошло-
годнего листа. И первое, что мне бросилось в глаза, - это
листки с некрологами на доске объявлений.
Я, конечно, понимал, что маги не умирают, они уходят. А
это значило, что великие покинули наш мир. Может, посчитали
бесперспективным, может, вообще безнадежным, сломанным. Пе-
реживал я страшно: похоже, вместо царства мысли и духа мне
привиделось провинциальное учреждение, занимающееся рутинным
подсчетом ушедших секунд.
Изменилось все. Никто не занимался больше Линейным
Счастьем. Зато возник странный отдел Материального Счастья,
работающий над разработкой мерила оного счастья. Заправлял в
отделе по-прежнему замученный вопросами Магнус Федорович
Редькин.
Категорически исчез отдел Смысла Жизни. Я просто не смог
найти половины этажа. Похоже, что Кристобаль Хозевич, уходя,
замкнул все мировые линии на себя, не оставив этому миру да-
же следа своих идей. Зато катастрофически разросся отдел Аб-
солютного Знания. Занимал он теперь два этажа. Сотрудники
его почти все имели одинаковые фамилии и были несчетны чис-
лом. Правда, судить об этом можно было лишь по спискам на
прибавку к зарплате. Найти кого-то на указанных этажах не
представлялось возможным. Лишь иногда из-за приоткрытой две-
ри доносилось: "Валек! Але, Валек! Карбюратор сдох, зара-
за!..", или можно было увидеть дубля, с упорством транспор-
тера перекладывающего папки с одного стеллажа на другой.
В бывшем отделе Жиана Жиакомо неведомые девочки пифичес-
кого вида нагревали на газовой горелке живую воду, разлитую
в бесчисленные пробирки. Грели, смотрели и исступленно запи-
сывали результаты: как меняется температура воды в зависи-
мости от давления газа, поступающего в горелку. Пробирка пе-
регревалась, лопалась - они брали следующую.
У меня просто глаза на лоб лезли. Я чувствовал, что
где-то здесь должна была быть молодая волшебная сила, Что-то
должно было остаться в недрах храма науки. И где-то юные ма-
ги по-прежнему решали Единое Уравнение Мира исключительно в
своих граничных условиях.
Я мысленно раскинул перед собой план института, как учил
Саваоф Баалович Один, и пошел по силовой линии мысли.
И я нашел. Еще и еще. Их было по одному на этаж. По одно-
му на отдел. Хельгочка Цууд, Тенгиз Гончаров, Саша фон Штиг-
лиц, Володя Абрамакс, Юля Крыжовникова... Мне казалось, что
я давно их всех знаю. Каждое имя звучало как чистая нота в
сиплом оркестре.
А потом я нашел целую группу.
Как ни удивительно, две их комнатки находились на одном
этаже с общежитием в нарушение всех санитарных норм. Малень-
кая группа Инфраконтурной Магии. В наше время мы и мечтать
не могли о таких темах: не было ни техники, ни осмысленной
теории - так, одна голая идея. Инфраконтурная магия находи-
лась на стыке разработок по магической эманации, геометрии
радуги и семи принципов Белого Гримуара. Руководил группой
нудный педантичный маг - явно прибившийся откуда-то издале-
ка, - Уро Боросович Абзу. А работали с ним три молодых ма-
гистра: веселый, легкомысленный трудоголик Ярополк Чу-
дов-Юдов, романтический Волик Хорошниченко, бард и поэт, и
смурной маг-теоретик Н. Вояка-Водкин.
Я почувствовал незримое присутствие моих друзей-магист-
ров. Они все оказались здесь, в этом уголке НИИЧАВО двадцать
лет спустя. В одном из уголков, где еще оставалась сила на-
шей жизни. Магистры были печальны, за исключением Витьки,
которого, как и следовало ожидать, распирала злость.
В каких условиях работали ребята! Как боевые мечи, на
стенах были развешаны тяпки для мокрицы, секачи для рыбьих
голов, совки для пикировки капусты и шесты-расщепы для сбора
яблок. Судя по всему, отрабатывать барщину административному
голему им приходилось постоянно.
Они сами делали чертежи приборов, сами программировали
электронно-вычислительную машину "Обь-1033", сами проводили
фундаментальные эфирные опыты. А Уро Боросович, если не ез-
дил в столицу за финансированием, регулярно грузил на двад-
цать первую "Волгу" - машина-мечта! - колбы с сомой и амбро-
зией, изначально предназначавшимися для смазки осей алхими-
ческих гониометров, и двигал в Китежград. Уро Боросович
подъезжал к забору завода маготехники и принимался флегма-
тично бросать через забор привезенные колбы с заветной жид-
костью, а в ответ летели бруски кладенцовой стали, канистры
с субстратом мертвой воды, запасные блоки для "Оби-1033" и
новые умклайдеты - непривычные, странные, компактные, явно
построенные на технологии сверхбольших интегральных схем.
Молодежь тем временем вела работы вахтовым образом: двое
творили опыты, а третий шел исполнять свой шефский долг. По-
том возвращался в лабораторию, а его сменял другой и так же
исправно "рубил муку и продувал макароны". Затем приезжал
Абзу и, сгрузив трофеи, шел на Ученый совет - под председа-
тельством по-прежнему спящего многознатца Мориса-Иоган-
на-Лаврентия Пупкова-Заднего - и упрямо долдонил, что тема
перспективная, что ребята хоть и молодые, но за весь персо-
нал института свеклу драть не могут... И судя по всему, дли-
лось это уже не первый год.
- Витька, - сдавленным голосом сказал Эдик, - отключай.
И Витька сорвал покрывало Майи.
Глава восьмая
Я говорю вам о трех превращениях..
Фридрих Ницше
- Да-а, - произнес Роман. - Это вам не "Драмба активирует
уран"...
Големы топтались в углу, разделенные бандерильей дубля
Кристобаля Хозевича. Влага выступила на глиняных лбах, глаз-
ки посверкивали, а руки с кирпичным стуком разжимались и
сжимались в кулаки.
- Ой, мальчики, - сказала Стеллочка, судорожно сглатывая
забытый кусок бутерброда. - Что же с ними делать?
- Учить, - сказал Роман устало.
И похлопал научного големчика по лысине.
- Ростить, холить и лелеять, - сказал Витька, запуская
руку в коробку с монпансье. - Все големы - дураки. Полные и
окончательные. Мелочь пузатая. Пацаны сопливые.
Стеллочка оценивающе посмотрела на големов.
- Не захотят они учиться, - уверенно сказала она.
Собравшийся народ загалдел, соглашаясь. Роман задумчиво
смотрел на големчиков, мило лупающих четырьмя парами глаз.
Дубль Хунты, заложив левую руку за спину, правой держал
клинок бандерильи наизготовку. Научный големчик опасливо,
шаг за шагом, отступал от него к стене. Дубль с суровым вы-
ражением на лице сделал шаг вперед.
И тут големчик разревелся.
- Меня нельзя, я нельзя... - завыл он. - Пропадешь! Схар-
чат!
- Оставьте ребенка! - топнула ногой Стеллочка и подскочи-
ла к големчику.
Дубль Кристобаля Хозевича опустил клинок и отошел в сто-
рону, по-прежнему не спуская с големов глаз.
- Не плачь, - сказала Стеллочка, гладя голема по лысине,
- все будет хорошо.
Кто-то начал предлагать големчикам сушки, пошел разговор
о молоке, витаминах. Я слегка растерялся.
- Ну что, магистры? - спросил Роман в пространство. - Они
не справились, не справляются и потом не справятся. Они ма-
лы. Сейчас их Стеллочка молоком отпоит. Подраться могут, но
устоять против...
Я понял, что вновь потерял нитку детектива.
- Ребята! - воззвал я. - Погодите! Разве не в големах де-
ло?
- Ну что ты, Саша, - сказал Роман, - големы - это наше,
родное. Мы их делаем, мы их любим, мы им служим. И будем
создавать и служить. Ведь они нас защищают.
- От кого? - я живо вспомнил институт через двадцать лет.
- От Левиафана, конечно, - сказал Роман, грустно улыба-
ясь.
- Чудище обло, стозевно... - произнес Эдик, засовывая
умклайдет во внутренний карман куртки. - И всплывет лет че-
рез пятнадцать, судя по нашим мальчикам.
- И сожрет их, - сказал Витька.
- Так что остается нам один вариант, - сказал Роман и по-
тянулся.
- Ага, - сказал Витька кровожадно, - отправиться в прош-
лое, в Атлантиду, в Лемурию, стать верным учителем и сорат-
ником нашим новорожденным и пройти с ними плечом к плечу ты-
сячелетия тяжелых испытаний. И притащить сюда на блюдечке не
мальчика, - Витькин палец уперся в лысину големчика, - но
мужа! А лучше - двоих.
Стеллочка ошеломленно взглянула на Корнеева.
- Полная чушь, - мрачно сказал Витька.
- А что, сдрейфил? - поинтересовался Эдик. Витька фырк-
нул.
- Ну, если сам Корнеев сдрейфил... - протянул Роман. -
Что ж, найдется добрый человек.
- Добрый молодец, - презрительно сказал Витька. - Алеша
Никитич - Добрыня-попович.
Ойра-Ойра усмехнулся и пододвинул белому мышу еще одну
монпансьину.
И я понял, что снова нам возводить форты, чистить пищали
и аркебузы, драить кирасы и бончуги. И двинут вперед боевые
големы человечества, чтобы защитить оное человечество от чу-
довища, на котором стоит мир.
- Все, старики, - заявил Витька, - я пошел. У меня в ла-
боратории все скисло.
И замер.
В машинный зал входили Федор Симеонович Киврин и сухоща-
вый, корректный А-Янус. Или нет - У-Янус. Я уже и раньше об-
ращал внимание, что как минимум последние полгода я различаю
наших директоров практически только по вопросу: "Мы не бесе-
довали с вами вчера?".
Нет, это все-таки был А-Янус.
Федор Симеонович раскатисто поздоровался и, подойдя к го-
лемчикам, вручил каждому по карамельному карандашу в цветном
полосатом фантике. Малыши принялись лизать и грызть. Три го-
ловы администратора, оттирая друг друга, по очереди жадно
отхрустывали леденец. Научный големчик, поглядывая на конку-
рента, самодовольно хлюпал сладкой слюной в своем углу.
- Роман Петрович! - пророкотал Киврин. - Мышь долетела
удачно?
- Вполне, - сказал Роман.
- И стол, - вдруг сказал я.
Мы обернулись. Возле стола стоял А-Янус и смотрел на бе-
лого мыша. Белый мыш стоял на зеленом сукне и рассматривал
А-Януса. Два путешественника во времени смотрели друг на
друга: мыш-первопроходец и будущий маг-контрамот, которому
предстоит направиться в прошлое и, может, действительно
строить и обучать големов, а может, найти там, в прошлом,
первопричину грустного будущего... Но скорее всего, ему
предстоит тяжелая работа путевого обходчика на Стреле Време-
ни: шаг за шагом, день за днем проверять качество дороги, по
которой двигалось человечество...
- Надо поспешать, - сказал Федор Симеонович, - у Януса
Полуэктовича осталось не так уж много времени.
- Еще несколько месяцев, может быть, год, - сказал Ой-
ра-Ойра. - Будем проверять и еще раз проверять.
Федор Симеонович взглянул на меня, шумно вздохнул.
- Что, р-ребята, - сказал он с улыбкой, - грустное буду-
щее не по нраву? Н-ничего, н-ничего,- знать - это еще не
достигать.
Я пожал плечами. Витька скривил физиономию. Эдик вежливо
улыбнулся.
- Вот п-помню, - продолжил Федор Симеонович, - не т-так
давно - т-тогда еще якобинцы в силе были - г-гадалок р-раз-
велось, как м-мать-и-м-мачехи по оврагам. Ну я т-тоже схо-
дил: к самой з-знаменитой в-во в-всей Шампаньской п-провин-
ции. Н-нагадала мне п-пять д-дуэлей на следующую н-неделю...
Киврин полез за платком, выдерживая паузу.
- И что? - не выдержала Стеллочка.
- Обманула, - грустно сказал Федор Симеонович, - одиннад-
цать 6-было д-дуэлей, м-милая.
Стеллочка засмеялась. А с меня, словно по волшебству,
спало напряжение последних дней. Даже магистры повеселели.
- Ну, п-пойдем, К-кристо-младший, - сказал Киврин и жес-
том поманил дубля Кристобаля Хозевича за собой.
- А было ли это грустное будущее? - задумчиво сказал Ро-
ман, провожая их взглядом.
- Нет, я все-таки побежал, - заявил Витька, растворяясь в
воздухе.
- Роман Петрович, - вдруг произнес А-Янус, - если вы не
возражаете, я заберу мышь.
- Конечно, - сказал Роман, - он - ваш.
Янус Полуэктович удалился, неся белого мыша на ладони.
Народ потихоньку стал рассасываться.
Эдик тихо отошел к големам. И пока Стеллочка поила их мо-
локом, разложил на полу коробочки, отвертки и взялся настра-
ивать новую версию своего этического усилителя.
- Чего стоишь? - сказал Ойра-Ойра. - Включай "Алдан".
- Что будем делать?
- Как что! Работать, конечно. До обеда еще час. И словно
свежий воздух хлынул мне в легкие. Я снова был счастлив:
сейчас рассчитаем источник проблем, довинтим големов и...
- Роман, - спросил я осторожно, - а что за Левиафан наме-
рен всплыть к концу века?
- Вспомни будущее, - сказал Роман. - Ты что, не видишь?
И я увидел. Но это была совсем другая история.