Тройка семёрка туз

Размещено в разделе Пьесы | Декабрь 2nd, 2011

ВТОРОЙ ИГРОК. Ты будешь знать, как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.
ПЕРВАЯ БАРЫШНЯ. Что это с вами? Что вы сказали?
ВТОРОЙ ИГРОК. Это Данте. Божественная комедия. Вот, вспомнил вдруг главу из “Рая”.
ВТОРАЯ БАРЫШНЯ. Вы меня ужасно смешите! Не надо!
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Ну пегестаньте так смеяться, непгилично! (Хохочет.)
“ … Служба совершилась с печальным приличием.
Родственники первые пошли прощаться с телом. Потом двинулись и многочисленные гости, приехавшие поклониться той, которая так давно была участницею в их суетных увеселениях. После них и все домашние.
Наконец приблизилась старая барская барыня, ровесница покойницы. Две молодые девушки вели её под руки. Она не в силах была поклониться до земли, — и одна пролила несколько слез, поцеловав холодную руку госпожи своей.
После нее Германн решился подойти ко гробу. Он поклонился в землю и несколько минут лежал на холодном полу, усыпанном ельником. Наконец приподнялся, бледен как сама покойница, взошел на ступени катафалка и наклонился …
В эту минуту показалось ему, что мертвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом …” (А.С.ПУШКИН.)
Вся церковь болтает, никто не смотрит на гроб. А старуха села вдруг, подмигнула Германну, поманила его к себе пальцем, и сказала громко:
ГРАФИНЯ. Эй, немчурёнок? Дак ты врал, что ты — немец, нет? Да ты, немчура поганая, совсем не немец, да ты — самый настоящий русский Ваня! Тебя как зовут? Ваня Германов, нет? Эй, Ваня?! (Смеётся.) Иди, я тебя в нос поцелую, ну? И расскажу тебе про вечность, про “Евигкайт”, про жидов вечных, про всё-про всё на свете, ну?!
Притянула Германна к себе, поцеловала. Германн, поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь. Его подняли. Графиня упала в гроб.
ЛИЗА. (Завизжала, закричала, что есть силы, на всю церковь.) Наполеон!!!! Он среди нас! Он вечно жив! Евигкайт! Вечный Жид Наполеон!!!
ВТОРОЙ ИГРОК. Ну-у, разыгралась детка, не остановишь …
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Чего-с?
ВТОРАЯ БАРЫШНЯ. Она что, сошла с ума от горя?
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Скогее от гадости … Везёт же некотогым несвежим камегисткам …
Все хихикают. Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть. Этот эпизод возмутил на несколько минут торжественность мрачного обряда. Между посетителями поднялся глухой ропот.
ПЕРВАЯ БАРЫШНЯ. Да что же это? Её бывший любовник?
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Тише, не надо спогить. Молодой офицег — ее побочный сын …
ВТОРОЙ ИГРОК. Да это же Германн? Ты же знаешь его?
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Ничего подобного. Пегвый газ его вижу. Это побочный сын стагой пегечницы! (Хохочет.)
ВТОРАЯ БАРЫШНЯ. Wirklich? 163
ПЕРВАЯ БАРЫШНЯ. Was es doch f?r seltsame Dinge auf dieser Welt gibt? 164
ВТОРОЙ ИГРОК. Und mit wieviel Jahren hat sie ihn geboren? 165 Во сколько же лет она его родила?
ПЕРВЫЙ ИГРОК. Это покгыто мгаком! Но думаю, что в шестьдесят семь с половиной! (Хохочет.)
ПЕРВАЯ БАРЫШНЯ. В шестьдесят семь с половиной не рожают! Шутите?! Wie interessant! 166
ВТОРАЯ БАРЫШНЯ. Hier ist irgend etwas faul! 167
Все задушенно хихикают. Идут прощаться к гробу, кладут в гроб пузырьки, цветные кружки, деньги, крестятся и смеются. Гроб подняли и понесли из церкви. Толпа валит на улицу, толкают друг друга, топчут деньги, что на полу валяются, идут за гробом. Церковный хор поёт что-то заунывное.
Темнота
10.
Прошло три дня. Ночь. Комната Германна. Она большая, но свет идёт только из углового окна, выходящего в тёмный двор. Германн раздет догола, смотрит на себя в огромное, во всю стену, зеркало. Обливается пеной, пьёт её из синего пузырька. Трогает своё тело, гладит его. На плече Германна татуировка — змея и роза. Германн целует себя в плечо, целует свои руки. Говорит по-русски.