– Есть у моряков свои слабости, чего там говорить, – честно признал ночной сторож. – У меня у самого они были, когда я ходил в море. Но чтобы беречь деньги – такая слабость водится за ними редко.
Я как-то сберег немного денег – два золотых соверена провалились в дырку в кармане. Две ночи я провел тогда на улице и не имел во рту ни крошки, пока не нанялся на другое судно, и нашел я эти самые соверены в подкладке своей куртки, когда до ближайшего кабака было уже больше двух тысяч миль.
За все годы, что я проплавал, я знал только одного скрягу. Его звали Томас Геари, мы ходили вместе на барке «Гренада», который возвращался из Сиднея в Лондон.
Томас был человек в летах; я думаю, ему было под шестьдесят, и вообще он был старым дураком. Он копил больше сорока лет и, по нашим подсчетам, сберег что-то около шестисот фунтов. Очень ему нравилось разговаривать об этом и тыкать нам в нос, насколько он богаче всех остальных.
А через месяц, как мы вышли из Сиднея, старина Томас заболел. Билл Хикс объявил, будто это из-за полупенса, которого он недосчитался; но Уолтер Джонс, у которого семья была всегда больна и он думал, что в таких делах разбирается хорошо, сказал, что-де он знает, какая это болезнь, да только не может вспомнить, как она называется, а вот когда мы придем в Лондон и Томас покажется доктору, тогда-де и мы увидим, как он, Уолтер Джонс, был прав.
Так или иначе, но старику становилось все хуже и хуже. Пришел в кубрик капитан, дал ему каких-то лекарств и посмотрел его язык, а затем посмотрел наши языки, чтобы увидеть, есть разница или нету. Затем он оставил кока ходить за больным и ушел.
На следующий день Томасу стало хуже, и скоро всем, кроме него самого, стало ясно, что он отдает концы. Сначала он нипочем не хотел этому поверить, хотя и кок убеждал его, и Билл Хикс убеждал его, а у Уолтера Джонса совершенно таким же манером умер дедушка.
– Не буду я помирать, – говорит Томас. – Как это помру и оставлю все свои деньги?
– Это будет благо для твоих родственников, Томас, – говорит Уолтер Джонс.
– Нет у меня родственников, – говорит старик.
– Тогда для твоих друзей, – этак тихонько говорит Уолтер.
– И друзей нету, – говорит старик.
– Ну как же нету, Томас, – говорит Уолтер с доброй улыбкой. – Уж одного-то я мог бы тебе назвать.
Томас закрыл глаза, чтобы его не видеть, и принялся жалобно рассказывать о своих деньгах и каким тяжким трудом он их скопил. И мало-помалу ему делалось все хуже, и он перестал нас узнавать и принимал нас за шайку жадных пьяных матросов. Уолтера Джонса он принимал за акулу и так ему прямо и сказал, и как Уолтер ни старался, разубедить старика ему не удалось.
Помер он на другой день. Утром он опять плакался насчет своих денег и обозлился на Билла, когда тот напомнил ему, что с собой он их все равно не унесет, и он выудил у Билла обещание, что похоронят его, в чем он есть. После этого Билл поправил ему одеяло и, нащупав на старике парусиновый пояс, понял, чего тот хочет добиться.
Погода в тот день была ненастная, слегка штормило, и потому все были заняты на палубе, а смотреть за Томасом оставили юнгу лет шестнадцати, который обычно помогал стюарду на корме. Мы с Биллом сбежали в кубрик взглянуть на старика как раз вовремя.
– Я все-таки унесу их с собой, Билл, – говорит старик.
– Ну и правильно, – говорит Билл..
– Камень с моей души… теперь свалился, – говорит Томас. – Я отдал их Джиму… и велел выбросить их… за борт.
– Что? – говорит Билл, вытаращив на него глаза.
– Все правильно, Билл, – говорит юнга. – Так он мне велел. Это была маленькая пачка банкнотов. Он дал мне за это два пенса.
Старина Томас, похоже, слушал. Глаза его были открыты, и он этак хитренько глядел на Билла, словно бы потешаясь, какую он сыграл с ним шутку.
– Никому… не тратить… моих денег, – говорит он. – Никому…
Мы отступили от его койки и некоторое время стояли, уставясь на него. Затем Билл повернулся к юнге.
– Иди и доложи капитану, что Томас готов, – говорит он. – И гляди, если тебе шкура дорога, не сболтни кому-нибудь, что ты выбросил деньги за борт.
– Почему? – говорит Джим.
– Потому что тебя посадят за это, – говорил Билл. – Ты не имел права это делать. Ты нарушил закон. Деньги положено кому-нибудь оставлять.
Джим вроде перетрусил, а когда он ушел, я повернулся к Биллу. Гляжу это я на него и говорю:
– Что это ты затеял, Билл?
– «Затеял»! – говорит Билл и фыркает на меня. – Просто я не хочу, чтобы несчастный юнга попал в беду. Бедный парнишка. Ты ведь тоже когда-то был молод.
– Да, – говорю я. – Но с тех пор я немного вырос, Билл, и, если ты не скажешь мне, что ты затеял, я сам расскажу, капитану и всем ребятам тоже. Ему велел старина Томас, так чем же мальчишка виноват?
– И ты думаешь, Джим его послушал? – говорит Билл, скривив свой нос. – Этот змееныш расхаживает теперь с шестью сотенками в кармане. Держи только язык за зубами, и я о тебе не забуду.
Тут до меня дошло, что затеял Билл.
– Идет, – говорю я, а сам гляжу на него. – За половину я молчать согласен.
Я думал, он лопнет со злости, а уж наговорил он мне столько, что я едва успевал отвечать.
– Ладно, раз так, – говорит он наконец. – Пусть будет пополам. И никакого грабежа тут нету, потому как деньги никому не принадлежат, и они не мальчишкины, потому как ему было сказано выбросить их за борт.
На следующее утро беднягу Томаса похоронили, а когда все кончилось и мы пошли обратно в кубрик, Билл взял юнгу за плечо и говорит:
– Теперь бедняга Томас ищет свои деньги. Интересно, найдет или нет? Большая была пачка, Джим?
– Нет, – говорит юнга, качая головой. – Их там было шестьсот фунтовых билетов и два соверена, и я завернул соверены в билеты, чтобы они потонули. Ведь это подумать, Билл, – выбросить такие деньги! Это грех, как ты считаешь?
Как проявляется гипертония у мужчин . Как подать на алименты
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Похожие публикации -