Ант СКАЛАНДИС

                       ВТОРАЯ ПОПЫТКА


                     ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

     Так уж вышло,  что я поздно познакомился с  творчеством
Стругацких.  Я  был уже в десятом классе,  когда мне впервые
попала в руки книга этих авторов -  "Полдень.  XXII  век"  и
"Малыш" под одной обложкой. А может быть, и не поздно, может
быть, в самый раз?
     "Малыш" оказался не совсем понятной, но завораживающей,
потрясающе красивой, поэтичной сказкой, в которую я влюбился
раз и навсегда.  Несколько лет спустя, не в силах расстаться
с этой повестью,  я решил выучить ее наизусть, уезжая на два
месяца  в  стройотряд.  Времени  и сил хватило на первые три
главы,  но думаю,  что и сегодня я могу,  что называется,  с
похмелья  и  спросонья  выдать  наизусть начало этой книги -
страницы две, как минимум.
     А вот "Полдень" стал для меня сразу законченным образом
того мира,  который хотелось строить и  в  которой  хотелось
жить. Я, как и многие тогда, еще верил в коммунизм (шел 1976
год),  и как прекрасно, что у меня была возможность верить в
коммунизм по Стругацким.  Честно говоря, я в него до сих пор
верю,  несмотря на все перестройки и путчи,  и, скажу вам по
секрету,  не вижу никакой разницы между коммунизмом Стругац-
ких и "коммунизмом" Азимова,  Кларка или Саймака. Просто они
этого одиозного слова не употребляют - вот и вся разница.
     Ну а потом был седьмой том "БСФ" - "Трудно быть  богом"
- поразительный взлет героической романтики и сатиры,  фило-
софии и тонкой лирики; и "Понедельник" - абсолютно новый для
меня жанр,  открывший одновременно окошко в прошлое - в нос-
тальгически идеализируемые мною шестидесятые годы; и - окош-
ко в будущее - в конкретное,  мое,  личное будущее, в весьма
счастливый период работы в двух "совковых" НИИ,  а  также  в
абстрактное счастливое будущее абстрактного человека,  у ко-
торого понедельник начинается в субботу.
     Ну а потом,  как говорится, началось. Началась охота за
всеми вещами Стругацких, и жадное многократное чтение, и пе-
репечатка на машинке,  и снятие фотокопий,  и ксерокс, и по-
купка книг на Кузнецком за сумасшедшие деньги.  В нашем инс-
титуте фактически существовал неофициальный клуб поклонников
Стругацких, так же как и я сходивших с ума по всему написан-
ному ими. Да, мы были не слишком оригинальны, но мы же ниче-
го не знали тогда об уже зарождавшихся фэн-клубах и  будущих
конвенциях. Мы просто читали Стругацких.
     Выделю еще лишь три повести,  вошедшие в мою жизнь в те
годы:  "Пикник",  вдруг перевернувший,  поставивший с ног на
голову все мое пижонское, диалектически парадоксальное, поч-
ти  манихейское  мировоззрение,  заставивший враз поверить в
счастье для всех и _д_а_р_о_м_,  "Миллиард", потрясший своей
чисто литературной силищей, глобальностью философского зама-
ха и - тогда еще не дошедшей,  но воспринятой на уровне ощу-
щения - жгучей актуальностью; "Жук" - по-настоящему испугав-
ший,  повергший в тоску и метафизический ужас перед  силами,
зла и жестокими законами реальной жизни.
     А потом наконец свершилось.

     Первый раз повесть "Гадкие лебеди" я прочел в 1980  го-
ду.  Кажется, к тому моменту я познакомился уже со всеми вы-
шедшими вещами Стругацких.  А "Лебеди" были самой  запрещен-
ной,  самой труднодоставаемой,  самой скандальной книгой.  О
ней ходило много всяких слухов.  О публикации в "Звезде Вос-
тока" и перечислении гонорара пострадавшему от землетрясения
Ташкенту, об изъятом тираже этого журнала, о несогласованной
с  авторами переправке через границу рукописи и бесчисленных
изданиях во всех "Посевах" и "Чехов паблишерз",  о том,  как
Аркадия Натановича вызывали на Лубянку (или Бориса Натанови-
ча в Большой дом) и спрашивали: "Ну, как там ваши птички?" А
на черном рынке зарубежное издание "Гадких лебедей" на русс-
ком языке стоило 250 (!) рублей.  Переведите  в  современные
цены - какая книга сегодня может стоить два с половиной мил-
лиона?
     В общем,  когда в перерыве между лекциями я сел в скве-
рике на Миусской и открыл наконец-то  попавших  мне  в  руки
"Лебедей",  ожидания были велики. И это оказался тот случай,
когда книга не обманула ожидании.  Я до сих  пор  считаю  ее
лучшей  у Стругацких.  А тогда...  Ни на какие лекции я уже,
конечно,  не попал,  потому что просто не смог подняться  со
скамейки, не перелистнув последнюю страницу. А страница была
большая.  Из почти папиросной бумаги. Пятый экземпляр на ма-
шинке,  перепечатанный  хорошо если не в десятый раз.  Можно
себе представить,  сколько там было опечаток,  ошибок и даже
пропусков.
     А позднее - это было уже в 82-м - мне  дали  на  неделю
какой-то четвертый ксерокс с парижского,  как уверяли, изда-
ния (титульный лист отсутствовал).  Многие места читались по
этому тексту с трудом,  но все-таки это было издание,  вычи-
танное профессиональным редактором и корректором. В общем, я
взялся  править свой экземпляр.  Это была долгая,  трудная и
приятная работа.  Я воссоздавал любимую книгу, как реставра-
тор.  Я  открывал  для себя новые,  ранее не читанные слова,
фразы,  а иногда целые абзацы и даже страницы. А в некоторых
местах  провалы  ксерокса  трагически совпадали с пропусками
перепечатки,  и тогда  мне  что-то  приходилось  додумывать,
достраивать,  дописывать самому.  Так что к концу работы мне
уже начинало казаться, что я сам написал эту книгу, - этакая
мания величия.
     И конечно,  сколько раз я ни перечитывал  эту  повесть,
мне  всегда  ее не хватало:  хотелось еще,  хотелось дальше,
дальше,  дальше... Кто бы написал? Самому, что ли, написать?
Смешно...
     Мог ли я подумать  тогда,  что  тринадцать  лет  спустя
действительно  буду  сочинять продолжение "Гадких лебедей" -
не просто сочинять - серьезно работать для публикации в этой
(!) стране, да еще по заказу? Дурдом!
     И, знаете,  мне было  очень  легко  работать  над  этой
вещью. Ведь мое (да не только мое - целого поколения!) твор-
чество выросло на книгах Стругацких,  и с самого начала про-
фессиональной литературной работы я старательно,  последова-
тельно и не без труда (ох,  не без труда!) давил в себе  ес-
тественное  стремление подражать стилю Стругацких.  Господи!
Как приятно было расслабиться на этот раз!
     Вот почему я не мог не написать эту повесть.  Вот поче-
му, собственно, я написал _и_м_е_н_н_о_ эту.
     И как же жаль, что нет уже Аркадия Натановича. И как же
хорошо, что по-прежнему с нами Борис Натанович.


                             1

     Вдоль потрескавшегося,  запорошенного  пылью бордюрного
камня четко виднелась вереница маленьких следов на размякшем
асфальте  - круглые дырочки от каблучков-шпилек примерно че-
рез каждые полметра и практически на  одной  линии.  Дырочки
были неглубокие.
     "Удивительно красивая походка,  - подумал Виктор. - Так
ходят канатоходцы и манекенщицы.  Идет как пишет. - И тут же
вспомнилось лишнее.  Из классики:  - А пишет как Лева. А Ле-
ва..."
     Виктор отогнал эту ассоциацию и  представил  себе,  как
шла по улице эта легкая, изящная, нездешней красоты девушка.
Белое,  да,  обязательно белое,  очень короткое и совершенно
воздушное платье, сильные загорелые ноги, руки тонкие, неве-
сомые,  как крылья,  высокая девичья грудь, черные локоны по
плечам, брови вразлет и огромные синие глаза. Она шла улыба-
ясь, победительно глядя перед собой и поверх этой улицы, по-
верх  чахлых деревьев и кособоких выцветших ларьков,  поверх
всех мужчин,  против воли оглядывающихся на нее,  и их  жен,
грубо отворачивающих ладонями лица своих благоверных со сло-
вами: "И ты туда же, старый козел, - на девочек потянуло!"
     Виктор автоматически, не думая, пошел вдоль цепочки ча-
рующих следов и свернул с проспекта Свободы в переулок,  где
уже не было ни полусдохших лип, ни пыльных киосков, а сквозь
асфальт тротуара нагло пролезала настоящая верблюжья  колюч-
ка.  Здесь было совсем тихо.  Молчаливые двухэтажки и пустая
выжженная солнцем дорога,  насколько хватал глаз. Лишь в са-
мом  далеке,  где  этот  переулок с издевательским названием
"улица Прохладная" сбегал вниз,  к бывшей набережной, что-то
шевелилось,  но было не разобрать,  люди это, машина или ло-
шадь, а может быть, просто колышется раскаленное марево.
     Народу на  улицах в такой час вообще попадалось не мно-
го. Три пополудни. Сиеста.
     Господи, подумал Виктор,  кто в этом городе вообще слы-
шал такое слово - сиеста!  - в те времена, когда перед самой
войной  он  проходил здесь службу.  В самоволку они бегали с
ребятами купаться на реку,  переплывали без малого  полкило-
метра и подкарауливали на том берегу деревенских девок,  ку-
павшихся без одежды,  таскали с грядок огурцы, яблоки из са-
дов - садов было полно прямо в городе;  мерзли холодными ав-
густовскими ночами,  если случалось оказаться в карауле.  Их
часть стояла неподалеку от Лагеря бедуинов на высоком берегу
реки.  Бедуины мерзли еще сильнее, кутались в свои синие ба-
лахоны,  жгли костры. Поговаривали, что никакие они на самом
деле не бедуины.  Ну помилуйте, какие в нашей средней полосе
бедуины? Говорили, что это просто цыгане, только мусульманс-
кой веры.  Другие утверждали, что это депортированные чечен-
цы.  Были еще какие-то предположения относительно националь-
ности беженцев,  но весь город все равно называл их бедуина-
ми. А потом грянула война. Часть, где служил Виктор, бросили
на фронт,  и никогда больше он не попадала этот город,  да и
что в нем было делать? А вот теперь занесло.
     - Здравствуйте,  господин Банев, - отвлек его от воспо-
минаний незнакомый вежливый голос.
     Виктор поднял глаза от дырочек  на  асфальте  и  увидел
идущего навстречу бедуина,  заросшего до глаз черной бородой
и угрюмо смотрящего из-под синего своего капюшона.
     - Здравствуйте, - так же вежливо ответил Виктор, недоу-
мевая, с чего это незнакомый человек решил здороваться.
     Давно прошли  те  времена,  когда его узнавали на улице
как модного писателя, часто мелькавшего на телевидении.
     Ох, не к добру это все,  мелькнуло в голове,  ох,  не к
добру. И стало как-то по-особенному жарко и душно, хотя, ка-
залось бы,  уже пора привыкнуть к тридцати двум в тени и не-
подвижному воздуху.
     Именно здесь,  на Прохладной,  находился ресторанчик "У
Тэдди".  Виктор не планировал заходить туда так рано, но те-
перь понял, что настало время пропустить хоть один стаканчик
сухого "мартини" со льдом и лимонным соком или...  А как  же
следы?  Ну  что за мальчишество,  право?  И все-таки сначала
стаканчик, потом дальше по следам.
     Он представил себе полумрак ресторанной залы (да, имен-
но _з_а_л_ы_,  а не зала),  приглушенную музыку, вентиляторы
над столами (или уже починили кондиционеры?) и высокий,  уз-
кий,  запотевший бокал с мутноватой чуть желтой жидкостью, в
которой  плавают  хрустально блестящие кубики.  Он даже чуть
было не ускорил шаг,  забыв, что от этого сразу лоб покрыва-
ется испариной, а рубашка прилипает к спине.
     Волшебные следы на асфальте  свернули  точно  к  дверям
ресторана.  Виктор пригляделся. Второго, обратного ряда ямо-
чек нигде видно не было.  Едва ли она ушла босиком.  Вот это
сюрприз!
     - Жарко сегодня,  - традиционно полуспросил-полусообщил
старик-швейцар, словно за последние два года здесь хоть один
день было не жарко.
     А когда глаза привыкли к полутьме,  он сразу увидел ее.
У тонких каблучков чистых как снег  босоножек  кончики  были
выпачканы асфальтом, а вместо белого платья она надела линя-
лые джинсовые шорты с бахромой и лимонно-желтую яркую рубаш-
ку, кажется мужскую, завязанную узлом на животе. В остальном
Виктор все угадал. Девушка, лет семнадцати от роду, была са-
мо совершенство.  Она сидела на высоком табурете, чуть пока-
чивая сильными загорелыми ногами,  и, изящно отбросив со лба
черную прядь тонкими пальцами пианистки,  с любопытством ус-
тавила на вошедшего Виктора свои огромные -  нет,  не  синие
(еще одна ошибка!) - зеленые,  ярко-зеленые глаза,  зеленее,
чем замороженный "дайкири" в высоком бокале перед ней.
     И вдруг  пропали все звуки ресторана,  а тяжелый сумрак
стал растворяться в розовато-золотистом тумане,  как это бы-
вает в лесу на восходе, и тишина наполнилась нежным шелестом
деревьев,  птичьими трелями,  тихими звуками падающих капель
росы,  и среди этой зелени и свежести не было никого, только
она, и губы ее шептали, и было не слышно что, но было же яс-
но,  ясно... И Виктор пошел ей навстречу, как лунатик, и за-
цепился за чье-то кресло и чуть не упал. Мир вернулся в свое
обычное состояние.
     По какому-то наитию,  быть может с  подачи  только  что
встреченного  бедуина,  он кивнул девушке как давней хорошей
знакомой, и она, обворожительно улыбнувшись, сказала:
     - Здравствуйте.
     И, к счастью, не добавила "господин Банев" - это бы его
сейчас не порадовало.
     - Привет, Виктор, - сказал Тэдди. - Тебе как всегда?
     - Привет,  Тэдди. И, пожалуйста, тарелочку свекольника.
Можно тоже со льдом.
     - Разумеется!
     Кажется, Тэдди теперь уже ничего не подавал безо  льда.
Появились какие-то немыслимые блюда типа замороженного плова
и яичницы под снегом,  а также сугубо сухопутный  напиток  -
ледяной  грог,  то бишь охлажденный разбавленный ром с саха-
ром.
     Виктор зажмурился, не в силах просто отвернуться от де-
вушки, и наконец посмотрела зал. За обычным столиком уже си-
дела обычная компания. И увидев Рема Квадригу, доктора гоно-
рис кауза в белой рубашке и ярко-красном шейном  платке,  он
вдруг понял,  почему сегодня все собрались тут в несусветную
рань.  Праздник же. День Независимости. Но у нас не Америка,
где Четвертое июля не заметить никак нельзя,  у нас про этот
новый праздник мало кто помнит,  особенно среди такой публи-
ки:  одни совсем не работают, другие работают странно, в об-
щем, понятие выходного дня для всех стало относительным.
     В кресле  у окна грузно расплылся Голем со стаканом пи-
ва. Слева от него Квадрига пялился уже мутными глазами в по-
лупустую,  но еще потную бутылку рома. Заказывать ром бутыл-
ками было глупо, он слишком быстро нагревался даже здесь, но
доктор не мог изменить своим привычкам.  А вот справа от Го-
лема сидел подтянутый нестарый человек с военной  выправкой,
но одетый в спортивные брюки и тенниску.  Молодой генерал на
отдыхе. Ну, может быть, не генерал, но уж полковник точно.
     - Познакомьтесь,  Виктор,  это  губернский инспектор по
делам национальностей господин Думбель.
     - Антон,  - представился Думбель, чуть подавшись вперед
в кресле.
     - А что,  Антон, - поинтересовался Виктор, глядя на два
принесенных ему стаканчика и выбирая между  ледяным  финским
"минтту"  и  итальянским сухим "мартини",  - какие-то нацио-
нальности в нашей стране уже требуют инспектирования?
     - Удивительная неосведомленность для писателя!  - хмык-
нул Антон. - Национальный вопрос всегда был у нас самым важ-
ным, я бы сказал, больным вопросом, а сегодня, когда все так
накалилось... Вы что, в самом деле газет не читаете?
     - Я же вам объяснял,  Антон, - сказал Голем, - писатели
- народ удивительно необразованный и ничем не  интересующий-
ся, кроме собственной персоны.
     - Ну, уж это вы слишком, - обиделся Виктор.
     - Кстати,  о писателях, - сказал Думбель. - Дайте почи-
тать вашу последнюю книгу.
     - Какую именно?  - Виктор решил проверить новоявленного
поклонника.
     - "Черный рассвет", разумеется.
     - О! А что, остальные мои книги вы уже все прочли?
     - Практически все, - ответил Думбель серьезно.
     - Но у меня нет с собой "Черного рассвета",  -  немного
растерялся Виктор. - Я попрошу, чтобы мне прислали для вас.
     - Саксаулы, - проворчал Квадрига. - Вараны. И раскален-
ный песок.
     - Вот что,  Голем,  - Виктор повернулся  вполоборота  в
кресле,  чтобы  видеть  зеленоглазую девушку,  - вы же все и
всех знаете. Расскажите мне, кто эта прекрасная юная леди за
стойкой бара.  Лучше бы, в самом деле, с ней меня познакоми-
ли,  чем с каким-то инспектором по делам  лиц  юго-восточной
национальности.
     - Экий вы, право, неприветливый! - буркнул Антон и тоже
поглядел на девушку.
     А к юной леди в этот момент подошел юный  джентльмен  в
форме цвета сафари с кобурой на боку,  и они начали мило чи-
рикать.
     - Так  это же Селена,  - сообщил Голем,  - дочка нового
губернатора. А с нею рядом Фарим - председатель СВПВ, Совета
ветеранов Последней войны.
     - Того,  кто с нею рядом,  я предпочел бы не видеть,  -
заметил Виктор.
     - Вот видите,  какой вы! - подначил Голем. - Это же не-
терпимость. А не хотите признавать национальных проблем.
     - Не хочу. Национальные проблемы специально придумывают
для того, чтобы потом списать на них все: от стихийных бедс-
твий и венерических болезней до бездарности правительства. И
потом, кто вам сказал, что я не люблю этого молодого челове-
ка за его национальность или за его принадлежность к  Совету
ветеранов. Я просто не люблю всех молодых людей, стоящих ря-
дом с такими милыми девушками.
     - Седина в бороду - бес в ребро, - прокомментировал Ан-
тон.
     - Так точно, господин...
     - Капитан, - подсказал Думбель.
     "Неужели?" - подумал Виктор. А впрочем, в известных ве-
домствах быть капитаном - немалая честь, да и зарплата там у
капитана,  думается,  приличная. А ведь ты похож на человека
_о_т_т_у_д_а_, похож, Антон Думбель.
     Потом он подумал о другом. "Седина в бороду..." Он дав-
но уже перестал понимать,  сколько ему лет.  На здоровье  не
жаловался,  и любовницы на него не жаловались,  он был в от-
личной форме,  но... совершенно взрослая, уже слишком взрос-
лая Ирма,  и двое внуков,  и столько всего позади...  Однако
это прошлое было теперь словно в дымке,  словно и не  с  ним
это было, просто он все сочинил, а сегодня начал с нуля, сел
к столу перед чистым листом бумаги и начал...
     Потягивая холодный "мартини",  он непроизвольно распра-
вил плечи,  как,  бывало,  много лет назад в этом же городе,
стоя на плацу,  много лет назад, когда на стрельбах было еще
интересно и романтично держать в руках  автоматическую  вин-
товку, потому что тогда еще никого не надо было из этой вин-
товки убивать... И он вдруг почувствовал себя ужасным стари-
ком  -  старше согбенного Квадриги и располневшего,  тучного
Голема.
     Лихой юноша  Фарим  неожиданно распрощался с дочкой гу-
бернатора, и Голем окликнул ее:
     - Селена!  Идите  к нам.  Или вы предпочитаете компанию
Тэдди?
     Тэдди, довольный, улыбнулся, а Селена приняла приглаше-
ние и, забрав свой бокал с тростинкой, подсела к столу прямо
напротив Виктора.
     Квадрига галантно  поцеловал  ей  ручку  и   немедленно
представился:
     - Доктор гонорис кауза Рем Квадрига. Вы согласитесь по-
зировать мне, мисс?
     - Я подумаю, - ответила Селена очень просто и мило.
     - Вы бы для начала поинтересовались,  в одежде или без,
- с армейской прямотой посоветовал Антон.
     - Это неважно,  - так же просто и небрежно откликнулась
девушка.
     - Вам заказать еще "дайкири"? - предложил Виктор.
     - Да,  - сказала она ему, словно они уже час сидели тут
вместе.  - И учтите: сегодня я пью только "дайкири". Я вооб-
ще,  _к_а_к _п_р_а_в_и_л_о_, пью только замороженный "дайки-
ри".
     - Это прекрасно,  Селена, просто замечательно! - заявил
Виктор,  чувствуя,  как начинает пьянеть, и радуясь этому. -
"Дайкири" для юной леди и двойную ментоловой для меня. А вот
скажите,  Селена,  мы тут с господином инспектором несколько
по-разному смотрим на национальный вопрос. Как вы относитесь
к этой проблеме?
     - Что именно вам хотелось бы узнать? - улыбнулась Селе-
на.
     - Голем, объясните, у вас это лучше получается.
     - Отчего же лучше?
     - Оттого, что вы - коммунист, а коммунисты давно решили
национальный вопрос, создав новую общность людей - советский
народ.
     - Вы забываете,  Виктуар,  что я не просто коммунист, -
решил откреститься Голем от советского народа.  - Я - комму-
нист с человеческим лицом.
     - Зюгановец,  что ли? - робко поинтересовался Антон, но
не  был  услышан и задал другой вопрос:  - А бывает фашизм с
человеческим лицом?
     - Думаю,  что нет,  - серьезно ответила Селена. И вдруг
добавила: - Зато бывает фашизм с лицом бедуина.
     За столиком  стало  невероятно тихо.  Не хватало только
мухи, которой в таких случаях полагается пролететь.
     Потом Квадрига сказал:
     - Барханы. Суховей. Пробковые шлемы. И кипяток в кожухе
пулемета.
     Сделалось еще тише.  Антон едва заметно повернул голову
и быстро поводил глазами из стороны в сторону.
     За столик в углу усаживались двое - постоянные  посети-
тели ресторана "У Тэдди",  - долговязый, которого Виктор ок-
рестил профессионалом,  и его спутник -  молодой  человек  в
сильных очках и с неизменным портфелем.
     - Ты абсолютно уверена в этом? - спросил Голем незнако-
мым Виктору вкрадчивым голосом. И глаза у него при этом ста-
ли какие-то странные,  мутные,  словно он вдруг начал  засы-
пать.
     - Да! - с вызовом ответила Селена.
     Она была ужасно красивой в этот момент, и Виктор совер-
шенно не представлял себе, как ему надо реагировать.
     - Уволю, - прошипел Голем.
     - Ну и ладно, пойду к папаше в департамент, - отпариро-
вала Селена.
     - Не пойдешь,  - сказал Голем. - Ты там помрешь от ску-
ки.
     - И то верно, - миролюбиво согласилась Селена.
     Инцидент, кажется, был исчерпан.
     И вдруг Квадрига вопросил совершенно трезвым голосом:
     - А разрешите поинтересоваться, господа, почему это Ла-
герь бедуинов охраняют подразделения президентской гвардии?
     Снова над  столиком повисла тишина,  а потом всезнающий
Голем сообщил:
     - Потому  что национальный вопрос в нашей стране всегда
был самым важным.
     - Для  справки,  - доверительно шепнул Думбель Виктору,
нарочито не реагируя на реплику Голема,  -  Лагерь  бедуинов
охраняют не подразделения президентской гвардии,  а спецпод-
разделения самообороны бедуинов.
     - Правда?  - Виктор удивленно поднял брови и налил себе
почему-то рому из бутылки доктора гонорис кауза. - У них уже
есть подразделения самообороны?
     - О,  дорогой мой необразованный писатель,  у них  еще,
много чего есть, о чем мы с вами и не догадываемся.
     Виктор вдруг вспомнил:  бедуины всегда считались выдум-
щиками. Они точно предсказывали погоду, на территории Лагеря
выращивали всякие странные овощи и грецкий орех (кто бы  по-
верил, но на городском рынке орехи были дешевле, чем в южных
провинциях), показывали удивительные карточные фокусы, а иг-
рой  на  флейте усыпляли крыс,  после чего мальчишки таскали
животных за голые хвосты и бросали в реку. Может быть, крысы
и просыпались,  но уже под водой.  Ходили слухи, что они и с
людьми могут так же.  Бедуинов побаивались.  Но ненависти  к
ним никогда раньше не было. А вот теперь ненависть налицо. И
у этого лощеного подозрительного Антона,  и у очаровательной
Селены.  Виктор просто отказывался понимать, что происходит.
Он выпил еще рюмку ментоловой и спросил:
     - А что, Голем, бедуины действительно больные люди?
     - Физически - нет, конечно.
     - Бросьте,  Голем,  вы же психиатр, и я не о физических
болезнях вас спрашиваю.
     Голем опрокинул рюмку коньяку, несмотря на изрядное ко-
личество выпитого до этого пива, и сказал:
     - Видите ли,  Виктуар, о том, что такое психическое за-
болевание,  современная наука имеет очень слабое представле-
ние. Совершенно не исключено, что это мы все больны, а беду-
ины абсолютно здоровы.
     - Простите,  доктор,  но это же старо как мир, - отмах-
нулся Антон, - мне просто скучно вас слушать.
     - А мне скучно слушать вас всех, - вдруг жарко зашепта-
ла на ухо Виктору Селена. - Пойдемте отсюда, а!
     - Куда? - также шепотом поинтересовался Виктор.
     - Какая разница - куда.  Я давно хотела с вами  погово-
рить.
     - Хорошо, милая. Сейчас пойдем. Подождете минутку?
     "Вот это да,  - думал Виктор, вставая и подходя к стой-
ке, - вот это да!"
     - Тэдди,  сделай  мне  "мартини" со льдом в термосе.  И
джину - в маленьком плоском. Ладно? Я возьму с собой.
     - Господин Банев, у меня для вас всегда готово заранее.
Возьмите.
     Он попрощался со всеми кивком,  демонстративно взял Се-
лену под руку и, выходя из ресторана, еще услышал, как Квад-
рига вещал за столиком:
     - Скорпионы.  Кактусы.  "Стингер" на плече.  И песчаные
бури.

                             2

     Было такое ощущение,  что на улице стало еще жарче. Се-
лена взяла  невероятно  высокий  темп,  и  Виктор  мгновенно
взмок.
     - Мы куда-то торопимся? - поинтересовался он.
     - Да,  - откровенно призналась девушка. - На самом деле
я бы очень хотела быть на центральной площади ровно в пять.
     - А-а-а, - протянул Виктор.
     Очень мило,  если эта хитрая девчонка назначила на пять
часов свидание, а меня решила использовать в качестве прово-
жатого (в сиесту,  говорят, небезопасно ходить по городу од-
ной)  или,  того веселее,  если она станет давить на психику
своего хахаля:  "Видал,  какие люди со мной ходят. Сам писа-
тель Банев! Не читал, что ли, темнота?!"
     На углу проспекта  Свободы  и  улицы  Новых  гуманистов
(бывшей Патриотической) стоял огромный туравтобус,  и в него
грузились загорелые мордовороты из прославленной команды ва-
терполистов "Речные волки".  В городе поговаривали, что бас-
сейна спортивном комплексе переоборудован в обычную площадку
и "Волки" готовятся теперь к чемпионату по гандболу, вспоми-
нали даже анекдот про психов,  которым обещали налить воду в
бассейн,  если будут хорошо себя вести.  А несчастным спорт-
сменам, похоже, и того не обещали: лица у них были понурые и
блестящие от пота.
     "Господи, куда же она так несется?  - еще  раз  подумал
Виктор. - Действительно, опаздывает на свидание".
     Но когда перед ними открылась площадь,  он оставил  эти
мысли.  На  площади было что-то не в порядке.  Слишком много
народу было на  площади.  День  Независимости,  понятно.  Но
как-то совсем не празднично гулял сегодня городской люд: все
кучнились небольшими группками - старики  отдельно,  женщины
отдельно, военные - отдельно. Большим красным пятном выделя-
лись коммунисты.  И  серыми  крысами  шныряли  президентские
гвардейцы.  Длинные черные фигуры полицейских маячили в спе-
циально отведенных для них местах,  усиленно пытаясь убедить
себя и окружающих,  что все в порядке,  все хорошо, пока они
стоят на страже закона,  хотя давно уже стало  общеизвестно:
сторожить в этом городе и нечего, и некому.
     И вдруг Виктор понял,  что было самым странным на цент-
ральной площади.  Здесь совсем не было случайных людей: оди-
ноких старушек,  мамочек с колясками, веселых пьяниц, распе-
вающих патриотические песни,  деловитых бизнесменов с дипло-
матами, работающих даже по выходным, зевак, пришедших погла-
зеть на демонстрацию и митинг,  бедуинов, молчаливо бредущих
сквозь толпу,  праздношатающейся молодежи,  и совсем, совсем
не было детей - этих вездесущих мальчишек и девчонок, удрав-
ших из дома несмотря на запреты родителей.
     Виктор мог бы счесть себя единственным случайно пришед-
шим человеком,  но это тоже было не так - ведь  его  привела
Селена, спешащая точно к пяти часам.
     Было уже без двух,  когда со стороны набережной  послы-
шался  приглушенный  неясный  шум,  а затем в облаке пыли на
площадь вступила колонна демонстрантов. Демонстрантов ли?
     Все в  одинаковой песочной форме цвета сафари,  в пана-
мах,  в высоких легких ботинках на пробковой подошве и с го-
лыми руками. Оружие было только у лидеров, вышагивающих впе-
реди,  - пистолеты в кобурах и несколько автоматов.  Они шли
молча, без музыки, без флагов и транспарантов, не в ногу, но
очень, очень стройными рядами.
     Полицейские даже не шелохнулись.  А собравшиеся на пло-
щади уступили колонне дорогу. Все, даже краснознаменные ком-
мунисты,  опасливо сместившиеся в угол.  Гвардейцы же двига-
лись вдоль колонны с обеих сторон,  явно сопровождая ее, не-
понятно  было только,  охраняют ли они колонну от толпы или,
наоборот, всех остальных людей - от демонстрантов.
     Демонстранты... Это были дети.  Ну, может быть, не сов-
сем дети,  правильней было бы сказать,  тинейджеры, но среди
них точно не было никого старше двадцати, и Виктор готов был
поклясться, что пареньку и девчушке, шагавшим с автоматами в
руках  по  обе  стороны от уже знакомого ему Фарима в первом
ряду, не исполнилось еще и пятнадцати. На загорелых, свежих,
совсем  не  потеющих в эту жару лицах была радость и уверен-
ность в себе,  они шли как победители, как хозяева этого го-
рода.  Младшие ни в чем не отставали от старших,  девчонки -
от ребят. Дети-солдаты, нет - дети-офицеры, дети, облеченные
знанием и властью.
     Зрелище было ошарашивающе непривычным,  диковатым даже,
но - вот удивительно!  - не страшным.  Вспоминался почему-то
не гитлерюгенд,  а скаутский лагерь  и  массовые  спортивные
праздники времен его детства.
     Виктор посмотрел на Селену.  Она  улыбалась.  Губами  -
лишь чуть-чуть,  едва заметно, а в глазах ее зеленым костром
пылал настоящий восторг.
     - Почему ты не с ними?  - спросил Виктор, очень естест-
венно перейдя на "ты".  В тот момент он говорил ей  "ты"  не
как женщине,  а как ребенку, восторженному ребенку, любующе-
муся красивым праздничным шествием.
     - Не знаю, - ответила она рассеянно, не оборачиваясь, а
потом сверкнула глазами в его сторону и добавила:  -  У  нас
нет обязаловки.  А сегодня я просто хотела посмотреть на на-
ших со стороны. Иногда это бывает очень важно.
     Колонна уже  целиком  заполнила площадь и вдруг по едва
слышному приказу с невероятной быстротой перестроилась в ги-
гантское  кольцо,  в центре которого начала стремительно вы-
растать живая пирамида.  Гвардейцы тоже быстро  перестраива-
лись в линию по кругу.
     - Правда,  здорово?! - выдохнула Селена, оглянувшись на
Виктора всего на какое-то мгновение.
     - Не знаю, - раздумчиво произнес Виктор в тон ее преды-
дущему ответу.  - Ты можешь мне,  в конце концов, объяснить,
что здесь происходит?
     - Не сейчас, - почему-то шепотом ответила Селена.
     Тысячи детских фигур цвета сафари застыли,  словно ока-
меневшие,  и  все остальные на площади тоже настороженно за-
мерли.  Только раскаленный воздух дрожал над толпой, над до-
мами,  над  высохшими деревьями.  И если бы не струйки пота,
противно стекающие по вискам и по спине Виктора,  можно было
бы решить, что это само время остановило свой бег.
     На самой верхушке пирамиды в середине живого кольца Фа-
рим вскинул вверх левую руку со сжатыми в кулак пальцами,  и
этот жест над абсолютной  неподвижностью  тысяч  окаменевших
тел  показался  криком  в тишине.  Все взоры на площади были
сейчас прикованы к его поднятой руке.  Стало как  будто  еще
тише, если только это было возможно. И тогда Фарим закричал:
     - Бедуины!!! Вы слышите меня, бедуины!
     Никаких бедуинов вокруг не было, и Виктор подумал, что,
видимо,  кто-то из них сошел с ума:  либо он сам,  либо этот
предводитель игрушечных солдатиков.
     - Бедуины! - кричал юный вождь. - Ваше время кончилось!
Теперь наступает наше время!  Вам конец,  бедуины! Наступает
время новых людей! Время свободы и независимости!
     И Виктор  уже  приготовился  заскучать от привычного до
оскомины потока фраз, с неизбежностью завершаемого здравица-
ми типа "Слава свободному народу!" или "Слава господину пре-
зиденту!",  когда Фарим неожиданно  оборвал  свое  помпезное
выступление, выкрикнув напоследок совсем иные слова:
     - Смерть бедуинам!
     - Смерть  бедуинам!!!  -  громовым  эхом отозвался весь
строй цвета сафари.
     И в тот же миг пирамида рассыпалась, а кольцо, окружав-
шее ее,  стало стремительно шириться, шириться, не теряя при
этом своей идеально круглой формы. И в этой невозможной, не-
мыслимой слаженности движений было что-то  дьявольское,  они
действовали  как  машины - не как люди,  и они уже не шли по
площади,  а бежали, рассекая толпу, пронзая оцепление, легко
перепрыгивая  через железные ограждения,  изящно огибая углы
домов и припаркованные автомобили,  прошивая насквозь дворы,
переулки,  сады с чахлыми деревьями,  они бежали лучами,  от
центра к окраинам города,  но не панически,  спасаясь от ко-
го-то  (от кого им было спасаться?) и не стремясь успеть ку-
да-то (куда им было спешить?) - нет,  они бежали  грациозно,
как чемпионы, совершающие круг почета, и яростно, как солда-
ты, поднявшиеся в атаку и уверенные в своей победе.
     Очень скоро площадь опустела. И вот тогда Виктор увидел
бедуинов.  Он бы не поручился, что их там не было раньше, но
увидел  он  их только теперь.  Бедуины стояли на крышах всех
домов вокруг площади,  очень близко к краям,  через  равные,
метра  в три,  промежутки друг от друга,  стояли молчаливые,
темно-синие и безоружные. Как всегда. Стояли и смотрели вниз
на суетливо мельтешащие красные флаги, на испуганно вжавших-
ся в стены женщин и стариков,  на неподвижных, невозмутимых,
словно неживых полицейских, на гвардейцев, привычно вскинув-
ших карабины,  отступающих поближе к домам и  глупо  водящих
стволами из стороны в сторону.
     - Отсюда надо уходить, Виктор, - сказала Селена все тем
же  шепотом,  то  ли испуганным то ли восторженным.  - Пора.
Пойдемте!
     - Куда?  - поинтересовался он, впрочем совершенно с нею
согласный, что отсюда в любом случае пора уходить.
     - Ко мне на дачу, - шепнула Селена. - Я же хотела с ва-
ми поговорить.
     И в  этот  момент  раздался  первый выстрел.  Очевидно,
кто-то из гвардейцев все же не выдержал. Не дожидаясь второ-
го выстрела и натиска очумевшей толпы, они кинулись вверх по
переулку петляющим шагом. Виктор только еще успел оглянуться
и заметить,  что над крышами стало пусто, - ни одного бедуи-
на, ни одного, только белое, выцветшее небо.

                             3

     - Тебе не жарко?  - спросил Виктор, когда они уже мино-
вали  пару  кварталов и шли по совсем пустой улице в сторону
вокзала. Сам он был очень мокрый и тяжело дышал.
     - Жарко,  -  сказала Селена,  - просто я тренированная,
вот и не потею.
     "Просто ты  молодая",  -  подумал Виктор,  но не сказал
этого.
     Зачем подчеркивать разницу в возрасте,  тем более после
всего,  что они видели на площади? Он как-то совсем не хотел
комментировать увиденное,  заранее чувствуя, что у них будет
слишком разное отношение к этим ребятам. И к бедуинам. И да-
же к коммунистам.  Может быть, только к серым гвардейцам они
относятся одинаково нежно. Но это уже не спасает дела. А ему
хотелось  сегодня чувствовать себя молодым и влюбленным,  да
он и был таким, и эта девчонка ему чертовски нравилась неза-
висимо от ее политических взглядов.
     - Может быть,  нам следует что-то купить по  дороге?  -
поинтересовался Виктор.  - Мороженого или фруктов. А "марти-
ни" у меня с собой, в термосе.
     - Но я же сказала,  что пью сегодня только замороженный
"дайкири".
     - А ты его делаешь прямо у себя дома?
     - Да.  Имеется шейкер и все  необходимое.  Мороженое  и
фрукты тоже есть.
     - Ладно,  - смирился Виктор (он как-то не  подумал,  на
какую  именно дачу его пригласили),  - тогда я тоже согласен
пить исключительно "дайкири". А мы что, поедем на поезде?
     Они пересекали вокзальную площадь, посреди которой тор-
чал бэтээр в маскировочной пустынной раскраске и  два  изму-
ченных жарою десантника лениво опирались на автоматы рядом с
броней.
     - На электричке,  - поправила Селена.  - Три остановки.
Просто мой "ситроен" остался в гараже,  потому что меня при-
везли в город. А обратно я вас подброшу.
     - Давненько я не ездил на электричках,  - сообщил  Вик-
тор. - А что, они еще функционируют?
     - Не знаю,  я тоже очень редко на них  езжу.  Заодно  и
посмотрим.
     Электрички функционировали. Впрочем, из четырех выжжен-
ных  солнцем  перронов  лишь  один  проявлял признаки жизни:
вдоль него к шестивагонному составчику,  объявленному к отп-
равлению через восемь минут,  подтягивались немногочисленные
пассажиры.
     Вагон, в который вошли Селена и Виктор, был практически
пуст,  только с одной стороны, прислонившись к стеклу, сидел
бедуин. Кисти рук его были спрятаны в рукава, ступней не бы-
ло видно под сиденьем, а капюшон, надвинутый на глаза, прак-
тически закрывал лицо. Из синего бурнуса торчала лишь курча-
вая черная борода.
     Селена ничего  не  сказала,  и Виктор решил промолчать,
лишь слегка покосился в сторону девушки.  А бедуин как бы  и
не заметил их, может быть, действительно дремал.
     С трудом найдя скамейку с непорезанным сиденьем, Виктор
пропустил Селену к окну и сел сам, выбирая тему для светской
железнодорожной беседы.  Ситуация была  для  него  несколько
нестандартной,  но в следующую секунду она стала еще нестан-
дартней.
     В вагон  с решительностью линейного патруля вошли шесть
или семь мальчишек в сафари, очевидно только что вернувшихся
с  площади,  и сразу обступили бедуина.  Бедуин поднял глаза
черные, как маслины, и, выбрав, по своему разумению, старше-
го среди юнцов, принялся его изучать усталым, спокойным взо-
ром.
     Заговорил другой, причем заговорил громко, как Фарим на
митинге:
     - Уважаемый господин,  вы должны покинуть муниципальный
транспорт! Немедленно!
     Виктор уже почувствовал,  как у него зачесались кулаки,
но на всякий случай полюбопытствовал,  наклонившись  к  ушку
Селены:
     - Мы с тобой что,  сели в вагон "только для  белых"?  У
нас уже появились такие?
     - Да нет,  - слегка раздраженно и быстро принялась объ-
яснять  Селена,  - у нас муниципальный транспорт бесплатный,
городские власти еще с начала прошлого года установили  спе-
циальный транспортный налог,  а бедуины, как известно, ника-
ких налогов не платят,  ну, поэтому им и не полагается поль-
зоваться трамваями, автобусами и электричками.
     - Вот как?  А еще кому?  Детям,  инвалидам, многодетным
матерям,  рэкетирам,  торговцам,  работающим "в черную"? Кто
там у нас еще не платит налогов?  Может быть, писателям, из-
дающимся за границей?
     - Успокойтесь, Виктор! Я же не сказала, что сама считаю
точно так же.
     - Ну уж нет!  - Виктор поднялся. - Пусть лучше эти твои
друзья успокоятся.
     А друзья совсем не собирались успокаиваться.  Поскольку
бедуин  упрямо  и  в общем-то вызывающе молчал (Виктору даже
показалось,  что он разглядел в густой черной бороде легкую,
едва заметную улыбку), молодежь заводилась все сильнее.
     Первый уже кричал:
     - Нет,  вы покинете этот вагон!  Я сказал! Вам остается
одна минута, уважаемый, чтобы добровольно выйти отсюда!
     (Слово "уважаемый" произносилось, конечно, с недвусмыс-
ленной интонацией.)
     Двое других не слишком внятно за криками первого бормо-
тали что-то вроде:  "Убирайтесь в свой Лагерь! Ишь, расходи-
лись по городу,  как по пустыне!  Мы вас,  душманов, научим,
как себя вести!"
     В общем было ясно, что осталась действительно минута. И
даже минуты уже не осталось,  потому  что  один  из  мальцов
придвинулся к бедуину вплотную.
     - Не надо,  не вмешивайся, - шептала Селена, от испуга,
наверное, перейдя на "ты", - с ними так нельзя, ты же просто
не понимаешь!
     Но он не слышал ее.
     "Подонки, - думал Виктор.  - Шестеро на одного больного
человека. Подонки".
     Они его не замечали, и он подошел совсем близко и гром-
ким  командным  окриком  перекрыл  их ломающиеся от полового
созревания голоса:
     - Смирна-а-а!
     И уже чуть тише, но так же твердо:
     - Оставьте в покое этого человека.
     Обычной в подобных случаях реакции -  бега  врассыпную,
или  нагловато-трусливого отступления с оскорбительными вык-
риками,  с попытками сделать хорошую мину при  плохой  игре,
или, наконец, делегирования одного, самого крепкого и смело-
го для решающего поединка с незнакомым врагом - ничего этого
Виктору наблюдать не пришлось.  Реакция была совершенно нео-
жиданной.
     Двое молниеносно  схватили  его  за руки жестким хватом
профессиональных полицейских,  а остальные мгновенно, похоже
просто инстинктивно,  приняли боевые стойки, обменялись мол-
чаливыми сигналами и приготовились к любым неожиданностям.
     Это были не дети.  Это были настоящие коммандос, вышко-
ленные где-нибудь в Лэнгли или в "Мидраше" под Тель-Авивом.
     Трудно сказать,  что могло бы произойти дальше.  Виктор
так и не узнал этого. Из-за спины раздался звонкий голос Се-
лены:
     - Ребята,  спокойно!  Это писатель Банев,  он со  мной.
Простите,  мы просто немного выпили. Я задремала, а господин
Банев... чуточку излишне понервничал.
     Хватка ослабла,  и Виктор позволил себе обернуться. Се-
лена была по-военному подтянута,  несмотря на свой легкомыс-
ленный наряд,  смотрела строго, как начальница, что, кстати,
совершенно не портило ее, а в левой руке держала развернутую
желтую книжечку.
     Ах, какими же всесильными были у нас всегда эти книжеч-
ки!  Были и остаются. И на этих малолетних янычаров тоже по-
действовали не волшебные чары Селены,  а ее желтая книжечка.
Аусвайс.
     Они уже не держали Виктора.  А  бедуин  вновь  спокойно
прислонился к окну.
     - Этот тоже с вами?  - как бы не совсем всерьез поинте-
ресовался старший в группе.
     - Да,  - решительно ответила Селена. - Мы его сопровож-
даем.
     - Тогда и сидите рядом, - буркнул старший из младших.
     - А уж это, ребята, я сделаю так, как сочту нужным. До-
говорились?
     Старший понимающе  улыбнулся  и скомандовал своей банде
на выход.  Они едва успели выскочить, когда двери с шипением
закрылись  и старый раздолбанный состав,  скрипя и пошатыва-
ясь, тронулся вон из города.

     - Что ты им показала?  - спросил  Виктор  спустя  минут
пять,  когда дар речи наконец вернулся к нему. - Удостовере-
ние дочери губернатора?
     - Нет.  -  Она не приняла шутки.  - Я - член Президиума
Совета ветеранов Последней войны.
     - Так ты что же, воевала?
     Слова вырвались непроизвольно,  и Виктор сразу  почувс-
твовал искусственность этого почти риторического вопроса.
     - Да, - ответила Селена.
     И они еще минут пять молчали.
     Боже, думал Виктор,  что же происходит в этом  безумном
мире?  Дети воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты ох-
раняют город в мирное время,  полиция не замечает происходя-
щего вокруг,  а тайная полиция, одевшись в форму, выходит на
улицы с откровенностью паяцев и  музыкантов.  Очевидно,  мир
сошел с ума.
     - Сколько тебе лет? - спросил Виктор.
     - Двадцать, - сказала она, но он был не уверен, что ус-
лышал правду.
     - Мы действительно сопровождаем этого бедуина?
     - Нет.
     - Тогда почему ты вступилась за него?
     - Я думала,  тебе это будет приятно.  Ничего, что я так
сразу перешла на "ты"?
     - Нормально.
     - Просто,  когда говоришь "вы",  возникает какая-то ду-
рацкая дистанция,  словно общаешься с командиром части.  А я
всем, вплоть до комбатов, привыкла говорить "ты".
     - Тогда со мной можешь  чувствовать  себя  спокойно,  -
сказал Виктор. - Я был всего лишь командиром отделения.
     Через десять минут они сошли на пустую полурассыпавшую-
ся  платформу и,  дойдя до разрыва в покосившемся ржавом за-
борчике возле единственной  на  весь  полустанок  запыленной
надписи  "ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС",  свернули по деревянным сходням в
колючие придорожные заросли боярышника.  За ними  начиналась
знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.
     Теперь деревья уже не справлялись с затянувшейся  засу-
хой. Подлесок практически вымер, трава стала бледно-желтой и
мертвой, какой она бывала раньше разве что в ноябре да в се-
редине марта. Нижние ветки даже у самых могучих дубов, вязов
и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было вспомнить,
что  когда-то в лес ходили за грибами и ягодами.  В этот лес
можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начина-
ли  гореть,  не дожидаясь перемещения в печку.  Черные пятна
выжженной пожарищами земли попадались по пути несколько раз.
Впрочем,  по размеру пятен было видно, что на тушение лесных
пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие пригороды
вроде  поселка Перепелкин Лес входили в так называемую сани-
тарную зону вокруг губернского центра,  но дело было, конеч-
но, не в этом, а в расположенных здесь дачах, точнее сказать
виллах ответственных работников, в том числе и из столицы.
     Значимость этих  затаившихся  в  лесной чаще "объектов"
никто в общем-то и не скрывал: так, на пути к губернаторской
даче  Селена  и Виктор миновали три поста охраны.  Сначала -
полицейскую будочку с козырьком,  затем - двух гвардейцев  в
штатском и,  наконец, - уже знакомых по площади и электричке
суровых малолеток в сафари.
     На входе в поселок Селену окликнул старик, возившийся в
огороде:
     - Здравствуй,  Леночка!  Давно не видел тебя.  Скажи, у
тебя помидоры растут в этом году?
     - Здравствуйте, дядя Фил! Вы забыли, я не сажаю помидо-
ров.
     - А что же ты сажаешь, ласточка моя?
     - Только цветы, дядя Фил.
     - Цветы - дело хорошее, но пустое. То ли, скажем, огур-
цы.  Вот славный овощ. Но они у меня уже второй год какие-то
черные и совсем горькие.  А помидоры просто посохли.  Тяжело
стало,  Леночка, воду носить. Старею. Думаю вот арбузы поса-
дить.
     - Арбузы?!  - удивилась Селена.  - А разве им мало воды
нужно?
     - Да мне друг Паладин с Северной окраины обещал  специ-
альный сорт принести, говорит, вызревают практически без по-
лива, на одной росе. А вот посмотрите, ты тоже посмотри, мил
человек,  - обратился он к Виктору, держа в руках клубок яр-
ко-желтых корней,  похожих на сплетенные пальцы. Один округ-
лый  корешок  нахально  вытарчивался в сторону,  отчего весь
корнеплод напоминал кулак,  сложенный в форме кукиша. - Пос-
мотри,  как вот эта дрянь лезет. Поливай не поливай ее - ле-
зет, окаянная, я уж притомился выпалывать.
     - Зачем же ее выпалывать, дядя Фил, это же ручная репа.
     - А ну ее к бесам,  эту репу.  Ручные бывают гранаты  и
животные. А репы у нас такой отродясь не было. Дурная она.
     - Да нет,  дядя Фил,  - не согласилась  Селена,  -  она
вкусная.
     - Ну ее к аллаху, дурная она, ей-Богу дурная...
     Они уже пошли дальше, а старик все продолжал ворчать.
     Виктор вспомнил ручную репу.  Ее выращивали бедуины еще
в те годы, когда он здесь служил. Тогда считалось, что дико-
винку завезли из Африки. А уже много лет спустя кто-то расс-
казал  ему,  что ни в Африке,  ни в какой другой части света
ничего подобного не встречается.  Ручная репа  была  местным
эндемиком и,  очевидно, мутантом. От одного стебля уходило в
почву несколько длинных желтых корней - этакая помесь  хрена
с морковкой.  А когда овощ выдергивали по осени,  полагалось
сжимать его рукою посередине, и корни прямо на глазах, слов-
но живые,  причудливо скручивались, образуя каждый раз новую
фантастическую фигуру.  Конечно, в ручную репу любили играть
дети.  Правда,  особо  крупные экземпляры корнеплодов иногда
больно сдавливали пальцы,  и по городу даже ходили  слухи  о
гигантской  ручной  репе,  задушившей  двухлетнего мальчика.
Слухам Виктор не верил. Но ворчание добродушного симпатично-
го дяди Фила оставило в душе неприятный осадок.

     А дача  губернатора  оказалась  каменным особняком явно
довоенной постройки,  принадлежавшим тогда какому-нибудь ми-
нистру  или  автору  бессмертных  эпопей  о трудовом народе.
Участок был огромный, с соснами, орешником и жасмином, в ме-
ру заросший,  в меру солнечный, масса цветов, дорожки, посы-
панные желтым песком, чуть в сторону от дома за фантастичес-
ким  буйством  тропической зелени посверкивало зеркало пруда
или,  может быть,  бассейна, а перед парадным крыльцом нагло
бил мощной струей настоящий фонтан. Город давно забыло таком
изобилии жидкости,  и в какой-то момент Виктор  почувствовал
себя  героем  Сент-Экзюпери - бедуином (или мавром,  но это,
кажется,  одно и то же),  доставленным из Сахары во Францию,
который,  простояв уже добрый час у водопада в Альпах, отка-
зывается уходить, пока не кончится эта вода.
     "Бедуином, - повторил он невольно. - Почувствовать себя
бедуином".  Да, в этом городе такие слова звучали совершенно
особенно.
     - Селена,  - спросил он уже на ступеньках перед входом,
- за что вы так не любите бедуинов?
     - А вот об этом я и хотела поговорить, - охотно отклик-
нулась Селена. - Проходи, пожалуйста.
     - Папа дома? - осторожно поинтересовался Виктор на вся-
кий случай.
     - Папа живет не здесь.  В пяти километрах к юго-востоку
у  них  с мамой свой новый дом,  а это - моя дача.  Мы будем
здесь совершенно одни, - добавила она заговорщицким тоном. -
И  никто-никто  не помешает мне рассказать,  за что я так не
люблю бедуинов.

                             4

     Но разговор начался совсем с другого.
     Ослепительно белая  комната на втором этаже была словно
вырубленная во льду пещера.  Удивительный материал  пушистых
мягких кресел походил на январский рассыпчатый снег,  конди-
ционер накачивал в помещение студеный  воздух  с  отчетливым
запахом моря, фрукты, вынутые из холодильника, покрылись бу-
синками росы,  а пенистый "дайкири" цвета карибского  прибоя
ничем не уступал приготовленному Тэдди.  И звучала тихая не-
навязчивая музыка, будившая сладковато-грустные воспоминания
о юности,  мечты о далеких странах и о несбыточном.  Захоте-
лось выпить просто джину.  Можно даже неохлажденного. Но они
договорились пить только "дайкири". И он потягивал через со-
ломинку зеленоватый коктейль, курил и смотрел на Селену. Се-
лена была красива. Волшебно красива.
     - Ты не куришь?  - спросил он. - У меня настоящие, аме-
риканские.
     - Нет,  я никакие не курю.  Я же все-таки  спортсменка.
Надо поддерживать форму.
     - А как же "дайкири"?
     - Это другое дело.  Алкоголь при достаточно интенсивных
тренировках полностью выводится из организма, если, конечно,
пить не каждый день.  Никотин - нет.  Он накапливается,  как
все самые гнусные яды.  А к тому же необратимое  загрязнение
легких смолами, не говоря уже о канцерогенах.
     Виктор, несколько  растерявшийся  от  этой  неожиданной
санпросветагитации,  чуть было не загасил сигарету, но потом
решил,  что это будет дешевое позерство,  и предпочел  отде-
латься банальной и уже давно несмешной шуткой:
     - Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.
     - Я  больше люблю другое высказывание по поводу вредных
привычек: "Жить вообще вредно. От этого умирают".
     - Ну, это уже философия...
     Они помолчали,  смакуя коктейль и ощущение мягкой прох-
лады.
     - Вот что, Виктор, мне говорили, то есть я знаю, что вы
- известный писатель.
     Она сделала паузу, споткнувшись об это "вы".
     - Прости,  я иногда еще буду сбиваться на такое обраще-
ние. И потом, по-моему, в этом контексте лучше звучит "вы".
     - Сейчас нет известных писателей,  - возразил Виктор. -
Есть получившие признание раньше,  и есть те, которых читают
сегодня.  Я не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Правда, в
прежние годы меня считали модным романистом.
     - Ну,  это вы скромничаете,  - улыбнулась Селена.  - Вы
все-таки были по-настоящему известным, у вас было признание,
вас и сегодня многие помнят,  и в некоторых кругах ваше имя,
я думаю, будет звучать достаточно сильно.
     - В  некоторых кругах,  - подхватил Виктор,  - точнее в
некоторых ведомствах, мое имя действительно до сих пор дейс-
твует  как  красная  тряпка на отдельные виды животных.  Вот
только меня это совсем не радует. Да, было время, было, ког-
да мы,  сами того не осознавая,  писали для _н_и_х_,  не для
читателей,  а именно для _н_и_х_, заранее представляя себе и
смакуя такую картину:  вот цензор прочел мою фразу, вот рожа
его перекосилась,  вот сжался кулак...  Теперь нет цензоров.
Теперь  _о_н_и_ борются с нами по-другому.  Экономически.  И
вот одна половина пишущей братии искренне и благородно  тво-
рит  по  заявкам  трудящихся увлекательную чушь,  за которую
трудящиеся охотно платят свои честно заработанные деньга,  а
другая  -  безумцы  вроде меня - сочиняет ни для кого,  зато
нечто очень умное,  но денег за это,  разумеется,  никто  не
платит. Я не утомил тебя, девочка, столь долгим пассажем?
     - Ты считаешь меня ребенком? - резко спросила она.
     - Господь с тобой,  Селена!  Во-первых, ты мне нравишь-
ся...
     Он помолчал,  прислушиваясь к участившимся ударам серд-
ца, и добавил:
     - Как женщина.  А во-вторых,  я не считаю для себя воз-
можным учить тебя жизни,  объяснять,  что такое хорошо и что
такое плохо.  Я в этом и сам порядком запутался, а к тому же
чувствую: вы живете по каким-то своим, совсем новым законам.
И скорее мне хочется просто понять их,  может быть, даже че-
му-то поучиться.  Упаси меня Бог навязывать молодым свою мо-
раль! Так что отношения "ребенок - взрослый" между нами пол-
ностью исключены.
     - Ну слава Богу,  - сказала Селена, расслабляясь. - Мне
еще нет двадцати, мне только будет двадцать. Но я командова-
ла  взводом  спецназа и лично убила трех моджахедов,  у меня
орден Доблести второй степени,  два легких  ранения,  знание
четырех языков - на уровне общения, конечно, и... Впрочем, я
сейчас не об этом.  Я хочу,  чтобы ты написал про нас и  про
моджа...  то есть про бедуинов.  Я, правда, боюсь, что ты не
поймешь зачем, но я очень хочу, чтобы ты написал.
     - Что написал? - не понял Банев. - Книгу?
     - Да нет, - задумалась Селена, - наверное, не книгу. Ты
же сам говоришь, что умные книги теперь никто не читает.
     - Ну почему никто, случается, читают некоторые. Вот Го-
лем,  например, читает. Или этот, Антон, всего лишь капитан,
а интересовался моим романом.
     - При чем здесь Антон?  - вздрогнула Селена.  - Не сби-
вайте меня, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы... чтобы ты написал
большую статью в центральную газету, потом, возможно, высту-
пил на телевидении, я хочу, чтобы вся страна, весь мир узна-
ли, что у нас здесь творится. Банев - это все-таки имя. Люди
будут читать, будут слушать...
     - Стоп,  стоп,  стоп! - прервал ее Виктор. - Во-первых,
спасибо за высокую оценку.  Во-вторых, налей мне еще "дайки-
ри".  Видишь, я сижу с пустым бокалом. В-третьих, я действи-
тельно плохо разбираюсь в том,  что у в_а_с_ здесь творится.
И,  наконец, как я понял, меня ангажируют. А это очень серь-
езно, девочка. Я ведь должен понять прежде всего, кто, зачем
и сколько будут платить. Писатели - ужасные циники, девочка.
Главный заказчик кто, папа?
     - При чем тут папа?!  - вспыхнула Селена. - Ты действи-
тельно ничего, ничего не понимаешь.
     Она вскочила,  выпила залпом остаток "дайкири" и, впив-
шись зубами в персик, принялась ходить по комнате.
     - Папа  -  замечательный человек.  У него много денег и
большие связи.  Но здесь,  в городе, да и во всем округе, он
не имеет реальной власти.
     - Понятно, - сказал Виктор, - реальная власть принадле-
жит Особой гвардии президента.
     - Принадлежала, - поправила Селена, - пока она была Фе-
деральным  Бюро  и не развалилась на восемь различных спецс-
лужб. А теперь реальная власть в руках у бедуинов.
     - У  кого?!  - Виктор чуть не выронил пустой стакан.  -
Нет,  вот теперь ты точно должна мне сделать  новую  порцию,
иначе я просто сойду с ума.
     - Я же говорила, не поймешь, - пробормотала Селена.
     В представлении  Банева бедуины были некой своеобразной
общиной, некой диаспорой чеченско-цыганской загадочной наци-
ональности, неким масштабным явлением этнографического и на-
учно-медицинского порядка,  возможно, в силу всего этого они
представляли собой и некую разменную карту в большой полити-
ке и,  безусловно,  оказывали определенное влияние на  жизнь
города и окрестностей, но бедуины у власти - это был абсурд.
     - Я не шучу, - продолжала Селена, наконец остановившись
и  принимаясь за коктейли.  - Нам уже давно не до шуток.  Ты
должен понять, что происходит. Власти элементарно прохлопали
тихую экспансию бедуинов. Пока президент и парламент выясня-
ли между собой,  кто больше украл,  пока  особые  гвардейцы,
контрразведка,  департамент безопасности и все прочие спецс-
лужбы делили кабинеты и обязанности,  пока мы сами воевали с
мусульманами в других странах, бедуины здесь взяли под конт-
роль все. И что теперь может сделать папина губернская поли-
ция даже с приданными ей федеральными войсками?  Ничего. Они
уже проиграли три войны моджахедам. Они хотят проиграть чет-
вертую. Потому что бедуины - это те же моджахеды, это просто
пятая колонна мусульман в нашем христианском мире. Президент
со  всеми своими танками и со всеми своими ищейками уже про-
играл бедуинам. Вот только _м_ы_ не хотим сдаваться. И отны-
не _м_ы_ будем решать,  кому стоять у власти.  Мы,  ветераны
Последней войны,  заменим собой все эти окончательно  разло-
жившиеся  и развалившиеся спецслужбы,  армию и полицию.  Они
думают,  что мы еще дети,  что мы играем,  а мы уже давно не
дети, с того самого момента, как нас бросили на фронт, в са-
мое пекло. Мы умеем выживать там, где даже верблюжья колючка
загибается от жары и ядовитого дыма,  и мы умеем убивать.  И
мы будем убивать,  пока это будет необходимо.  И  мы  спасем
этот очумевший мир от мусульманской угрозы, мы победим беду-
инов и наведем здесь порядок...
     От слова "порядок" Виктор ощутил жгучую боль в затылке,
и к горлу даже подкатила тошнота.
     - Новый порядок? - тихо спросил он, глядя в стол.
     Селена не услышала.  Она увлеклась своим яростным моно-
логом и была ужасно красивой в этот момент. Слушать ее боль-
ше не хотелось. Хотелось только смотреть на нее. А еще - хо-
телось  стянуть с нее джинсовые шорты с бахромой и отшлепать
негодницу по круглой аппетитной попке, а потом... Ну извест-
но,  что  бывает  потом,  после того как отшлепаешь красивую
девчонку по упругим ягодицам.
     Виктору сделалось вдруг невыносимо жарко, словно он пил
не замороженный "дайкири", а горячую водку с перцем. Еще ми-
нута - и он действительно кинулся бы стаскивать шорты с этой
разбушевавшейся медсестрички.  Но ведь нельзя  же  забывать,
что она еще и командир взвода спецназа,  а стало быть, неза-
дачливого насильника-романиста может постигнуть  участь  тех
трех моджахедов.
     - Дорогая моя, извини ради Бога, - молвил Банев, - мож-
но мне пойти душ принять?
     - Что? - ошарашенно замолчала Селена. - Душ? Какой душ?
-  Ей  было  очень трудно переключиться с высоких материй на
прозу быта. - У меня есть бассейн. Ты не хочешь искупаться в
бассейне?
     - Боже!  Я и забыл про такую роскошь,  - воскликнул Ба-
нев. - Конечно, хочу!

     Он висел  у  самой  поверхности чистейшей голубой воды,
разбросав по сторонам руки и  ноги,  и  наслаждался  забытым
ощущением  прохлады.  За такое купание в этом безумном иссу-
шенном городе можно было отдать многое.  Да, Селена покупала
его с размахом. И со вкусом. В этом ей трудно было отказать.
Но вообще-то Виктор хорошо знал,  что купить его практически
невозможно, знал по опыту. При всех режимах его малодушные и
самоотверженные попытки грубо продаться тем или иным властям
заканчивались  плачевно.  Система менялась,  трансформирова-
лась, становилась с ног на голову, а он снова и снова оказы-
вался  в  оппозиции к ней,  снова и снова шел врукопашную на
танки и с отчаянной смелостью доставал носовой платок, когда
из  державных  уст летели в него разъяренные брызги.  И если
теперь он станет что-то писать по просьбе Селены,  то не  за
прохладный бассейн и,  уж конечно, не за деньги, на которые,
как известно, можно ящиками покупать джин "Бифитер" и бочка-
ми - маринованных миног.  Если он и будет писать, то лишь по
одной причине: он влюбился в эту юную предводительницу хрис-
тианских боевиков,  влюбился как мальчишка и готов верить ей
(кому-то же надо верить!) и помогать. Верить и помогать.
     - Виктор!  - раздался ее звонкий голосок с веранды. - Я
страшно не люблю залезать в воду в купальнике. Тебя не будет
шокировать моя нагота?
     Да, ее приемы обольщения были по-армейски прямолинейны,
но вместе с тем было в этом вопросе и что-то наивное,  детс-
кое, трогательное. Виктор хотел объяснить, какое именно воз-
действие  окажет  на  него ее нагота,  но передумал и сказал
другое:
     - Нет,  девочка,  шокировать  точно  не будет.  За свою
жизнь я уже видел пару раз  обнаженных  женщин.  Я,  правда,
уверен, что они не были так красивы, как ты.
     Селена сбежала по ступенькам и на мгновение  замерла  у
края воды в восхитительно естественной позе. Нет, не танцов-
щица на сцене,  не фотомодель перед камерой -  скорее  дикая
лань,  выбежавшая из лесу на водопой.  Так грациозны были ее
движения,  так скульптурно точны линии тела.  Селена  улыба-
лась.  Улыбалась  и закатному солнцу,  и прохладной воде,  и
Виктору улыбалась тоже,  и она,  конечно же,  сознавала свою
красоту, свое совершенство.
     Радостный крик, всплеск, веер радужных брызг, и вот уже
стремительное  сильное  русалочье тело пронеслось под ним и,
вновь появившись над водой,  оказалось совсем,  совсем близ-
ко...
     Да, она была диковатой: полное отсутствие стыдливости и
каких-либо  комплексов.  Виктору  доводилось встречать таких
женщин,  но у тех это было от опыта, иногда профессионально-
го, у Селены - просто от природы.
     "Никому не отдам эту потрясающую  девчонку!  -  подумал
вдруг Виктор.  - Ни красным,  ни коричневым,  ни зеленым, ни
черным,  ни бедуинам,  ни этим юным спецназовцам в сафари  -
никому  не  отдам,  потому что уже люблю ее,  потому что она
лучше их всех, вместе взятых, потому что из нее просто необ-
ходимо  вылепить  настоящего  человека...  Или просто нельзя
пить так много замороженного "дайкири", особенно после финс-
кой ментоловой?.."
     - Слушай, мы что, тюлени? - шепнул он ей в пылу необыч-
ной,  но очень приятной возни под водой.  - Пошли наверх,  я
хочу тебя там, в той белой комнате...
     - Я тоже, - выдохнула в ответ Селена. - Поплыли...

                             5

     Их разбудил стук в окно. Кто-то бросил камешек, а может
быть,  шишку.  Стекло, во всяком случае, уцелело. Потом раз-
дался голос:
     - Танки в городе!
     Селена выскочила  из  постели  с  проворством и бесшум-
ностью кошки.  Уже через какое-то мгновение она стояла у ок-
на,  держа  в  руках коротенький,  но очень серьезный на вид
пистолет-автомат.  (Под подушкой она его,  что ли,  держит?)
Открыла стволом форточку и крикнула в предрассветный сумрак:
     - Эй! Что?!
     Никто не ответил. Может быть, в первый раз и не ей кри-
чали.
     Селена постояла  секунд пять,  показавшихся Виктору бе-
зумно долгими, не шевелясь и напряженно вслушиваясь в тишину
на улице. Потом сказала негромко:
     - Началось.
     И, положив автомат на кресло, принялась быстро одевать-
ся.
     - Что началось?! - ошарашенно спросил Виктор. - Я спать
хочу.
     - Собирайся, - очень жестко и коротко сказала Селена.
     Это был приказ, и объяснений в ближайшее время ждать не
приходилось.
     Селена пощелкала выключателем: свет не зажегся. Обычное
дело для дачи, подумал Виктор. Впрочем, не для такой же...
     - А вот это уже совсем плохо. - Девушка держала в руках
молчащую  трубку  радиотелефона  с  грустно мигающим зеленым
огоньком.
     - Но  не могли же они все отключить!  - прошипела она с
необыкновенной злостью и пошла в другую комнату.
     "Господи, да кто? Кто они?" - хотел спросить Виктор, но
сдержался.
     В соседней комнате Селена, победоносно улыбаясь, стояла
в наушниках и наговаривала в микрофон портативной радиостан-
ции какую-то абракадабру позывных, условных сигналов и цифр.
     - Едем, - сообщила она наконец.
     - Едем, - покорно согласился Виктор. - Закурить можно?
     - Разумеется, хотя и не стоило бы натощак. А чуть позже
мы позавтракаем.
     Но еще сильнее ему хотелось выпить. Натощак. Именно на-
тощак.  Холодного,  ничем не разбавленного джину.  Он только
боялся,  что Эта очаровательная некурящая  спортсменка,  пь-
ющая,  как правило,  только замороженный "дайкири",  вряд ли
позволяет себе спиртное до сиесты и  наверняка  осудит  его.
Смешно, но ему было стыдно перед девушкой.
     Только уже в гараже настойчивое желание организма одер-
жало  победу  над интеллигентским смущением,  и он предложил
Селене, достав из кармана любимый маленький плоский термос:
     - Глотнешь?
     - Что это? - спросила она рассеянно.
     - "Гордонс". Из холодильника. Я больше люблю "бифитер",
но на этот раз у Тэдди не было.
     - Давай,  -  сказала Селена.  - Капельку.  А то даже за
руль садиться тошно.

     Было уже совсем светло,  когда они свернули с  асфальта
на насыпную грейдерную дорогу. Становилось ощутимо теплее, и
только что еще совсем прозрачный  утренний  воздух  начинала
заволакивать уже привычная знойная дымка.
     - Куда мы едем? - поинтересовался наконец Виктор, наро-
чито зевнув.
     - В город.  Просто я хочу проехать по шоссе, идущему от
Лагеря.
     - А на работу тебе туда не надо?
     Виктор вдруг вспомнил, что она еще и медсестра у Голема
в Лагере бедуинов. Об этом они почему-то не поговорили нака-
нуне.
     - На работу мне сегодня именно в город.
     - А доктор Голем с утра в Лагере?
     - Должен быть.  А почему ты спрашиваешь?  - В голосе ее
появились агрессивные нотки.
     - Хотелось поболтать с ним, - сказал Виктор.
     - Зачем?  - пожала плечами Селена.  - Голем очень много
знает, больше нас всех. Но очень мало говорит. Он и тебе ни-
чего не скажет. Если ты хочешь узнать о бедуинах.
     - Не только...  Но почему ты ненавидишь бедуинов, а Го-
лем любит их? Ведь он же их лечит.
     - Это он тебе сказал? Лечит! Чего их лечить? Они не бо-
леют.
     - Н-ну... - замялся Виктор. - Так многие говорят.
     - Голем их просто изучает, - сформулировала Селена. - А
любит ли он их?  Не знаю. Физики из лос-аламосской лаборато-
рии любили атомную бомбу? Наверно, любили...
     - Милое сравнение, - заметил Виктор.
     - А так и получается, - сказала Селена.
     - Да... но...
     Он не успел ничего сказать,  потому что за резким пово-
ротом дороги открылся вид на шоссе,  Селена резко затормози-
ла,  одновременно  открывая  дверцу и высовываясь из машины,
чтобы лучше видеть происходящее, и неясный далекий гул, поя-
вившийся  с минуту назад и сильно приглушенный лесополосой и
хорошей звукоизоляцией "ситроена",  мгновенно превратился  в
оглушительный рев, навалившийся словно со всех сторон сразу.
     По шоссе в раскаленном мареве, в черном дыму выхлопов и
грязно-желтых  клубах придорожной пыли шли танки.  Удушливый
запах горелой солярки и нагретой брони ударил в  нос  резким
контрастом после кондиционированной внутрисалонной атмосферы
с тонкой примесью дорогих духов и аромата хорошего джина.
     Селена вышла,  не глуша мотора, и какое-то время почти-
тельно созерцала движение  циклопических  механизмов.  Потом
забралась назад и хлопнула дверцей.
     - Поедем вдоль колонны,  - сообщила она, не слишком со-
ветуясь с Виктором.
     Тот хотел было сказать,  что движение по шоссе вместе с
колонной  бронетехники - занятие малоприятное,  да и небезо-
пасное, но машина уже тронулась. Селена глядела вперед реши-
тельно и явно была не расположена к дискуссиям.
     В месте пересечения грейдерной дороги и главной  трассы
было нечто вроде пандуса, на который в свое время не пожале-
ли асфальта, но покрытие было старым, растрескавшимся, и бе-
зусловно,  тут полагалось сбрасывать скорость практически до
нуля. Но Селена, торопясь выскочить на дорогу в случайно об-
разовавшийся большой промежуток между танками,  гнала машину
по колдобинам, как автогонщик, давя одновременно на газ и на
тормоз. Все ее внимание было сосредоточено на приближавшемся
слева по шоссе танке,  поэтому, когда из плотной пылевой за-
весы справа выскочил бэтээр, двигавшийся по обочине навстре-
чу колонне, заметил его первым Виктор.
     - Эй! - закричал он. - Справа!
     И, не слишком надеясь на быстроту ее реакции, одной ру-
кой надавил на ее левое колено, пытаясь таким образом выжать
тормоз,  а другой резко крутанул руль влево.  Селена в ужасе
смотрела  мимо него и чуть назад.  На газ она уже не давила,
но и на тормоз, кажется, тоже.
     Удар пришелся в правый задний угол и оказался достаточ-
но сильным для того,  чтобы Селена вылетела из машины  через
незахлопнутую  водительскую дверцу,  а Виктор упал грудью на
руль и пребольно стукнулся головой о переднюю стойку.
     Селена, профессионально  перекувырнувшись,  вскочила на
ноги с проворностью ничуть не пострадавшего человека, и Вик-
тор,  потирая  мгновенно  вздувшуюся шишку на лбу,  подумал:
"Ф-фу. Кажется, обошлось. Без крови и переломов". Дверца ря-
дом с ним не открывалась. Он вылез через водительскую.
     Да, им повезло.  Машина могла и перевернуться. А еще он
очень своевременно вывернул руль.  Иначе не задняя, а перед-
няя дверца была бы сейчас похожа на смятую  серебристую  бу-
мажку от конфеты. Не хотелось думать о возможной судьбе пас-
сажира,  который сидел за этой тонкой металлической  оболоч-
кой.
     Бэтээр нависал над ними пятнистой  пыльной  громадиной.
Наконец распахнулся люк, и в дрожащем над броней раскаленном
воздухе появилась красная рожа в офицерской фуражке.
     - Какая сволочь! Ну, сейчас он у меня получит, - пыхте-
ла Селена,  уже державшая в руках автомат, словно на нее со-
вершили настоящее военное нападение.
     Виктор даже испугался и попытался увещевать:
     - За что получит? Ты же сама виновата.
     Селена не слышала. Она размахивала автоматом и букваль-
но вопила,  пытаясь перекричать шум колонны. Когда мимо гро-
хотало очередное железное чудовище, становилось совсем ниче-
го не слышно, затем прорывались отдельные слова: "Ну ты, ко-
зел,  ослеп...  Дура размалеванная...  Президентский холуй!"
Потом  снова все тонуло в адском реве,  а выныривали из него
все более непристойные выкрики:  "Выблядок бедуинский... По-
молчи,  проститутка...  Ты хоть знаешь,  с кем говоришь... А
мне насрать, сука драная..."
     Краснорожий офицер старался не отставать,  и Виктор по-
чувствовал,  что пора вмешаться.  Причем на стороне  Селены.
Конечно,  девушка была изначально не права, но он терпеть не
мог хамов,  чью грубость не смягчала даже  женская  красота.
Правда, в армии служил с ним один такой - редкостный хам, но
отличный товарищ по кличке Боб,  и ему он прощал самую ужас-
ную  ругань  в присутствии женщин.  Даже вот таких красивых,
как Селена... даже с брони бэтээра, возле шоссе, по которому
идут  танки,  у разбитой машины,  в сплошной пылевой завесе,
сквозь которую с трудом различалось не только лицо  офицера,
но  даже его майорские погоны.  И все-таки Виктор узнал его.
По голосу. И по характерным выражениям.
     - Боб! - крикнул Виктор.
     - Банев! - удивился Боб.
     Сцена братания плавно перешла в сцену знакомства боево-
го офицера и прекрасной девушки и сделалась особенно  трога-
тельной, когда выяснилось, что прекрасная девушка - тоже бо-
евой офицер. Вспоминая Последнюю войну, где они оба оттруби-
ли  по полному году,  Боб и Селена,  конечно же,  обнаружили
нескольких общих знакомых,  не говоря уже  о  ставших  почти
родными местах сражений.  Для Виктора же от этих названий на
чужом языке веяло не столько романтикой,  сколько непонятной
апокалиптической жутью:  "зеленка" под Юртанабадом, авиабаза
Аглы-Пури, перевал Чатланг...
     В общем, малоподвижный после удара "ситроен" оттащили к
краю дороги и даже выделили солдатика для охраны  вплоть  до
прибытия вызванной Селеной по радио техпомощи,  а пассажиров
майор по старой дружбе взял к себе в бэтээр. Правда, ехал он
не в город,  а в Лагерь.  Но Селена,  связавшись с кем-то по
ВЧ,  быстро поменяла свои планы,  а Виктору,  сделавшему еще
несколько глотков для снятия стресса после аварии, стало все
равно, куда ехать. Появилась этакая веселая бесшабашность. А
еще появилась надежда проникнуть внутрь Лагеря за компанию с
этой всемогущей предводительницей юных параноиков.
     Виктор всю жизнь терпеть не мог железных дверей,  колю-
чей проволоки и пропускной  системы,  поэтому  проникновение
туда,  куда  обычно  не пускали,  доставляло ему ни с чем не
сравнимое наслаждение.  А тут еще вдобавок страшно  хотелось
понять, что же происходит в городе и кто такие, черт возьми,
эти бедуины, что все вокруг них носятся как ошпаренные.
     В разговор  ветеранов  Виктору  удалось вклиниться раза
два,  много - три,  и выяснил он лишь то,  что Боб и сам  не
знает, зачем столько танков. Просто он имеет приказ - сопро-
вождать вверенный ему батальон особого назначения и по  при-
бытии, согласно общей задаче, поставленной перед всем корпу-
сом,  организовать оцепление объекта по схеме номер три. Для
Виктора это был,  разумеется,  пустой звук, а Селена от слов
"схема номер три" чуть не подпрыгнула,  а  потом  прошептала
ошарашенно:
     - Да они там что, обалдели?!
     Снова у  ветеранов началось обсуждение военно-техничес-
ких вопросов,  и Виктор ничего не успел узнать  по  существу
дела.
     А дело было,  похоже, серьезное. Такого количества тан-
ков Виктор не видел еще никогда в жизни.  Причем подъехавшая
техника была выстроена цепью вдоль всего периметра  тройного
ограждения,  насколько хватал глаз.  В желтом горячем тумане
за поворотом изломанных  линий  колючей  проволоки  терялись
размытые очертания дальних машин, а по ближним было отчетли-
во видно, что стоят они до дикости странно - в шахматном по-
рядке:  один ствол нацелен на Лагерь,  другой - в противопо-
ложную сторону,  следующий - снова на Лагерь и так далее. На
броне ближайшего танка, свесив ноги в открытый люк и закинув
автоматы за спину, двое солдат мирно ели арбуз.
     Комбатовский бэтээр,  в  котором ехали Селена и Виктор,
без остановки проскочил первую линию оцепления, образованную
простыми десантниками. На второй линии их остановили, и Боб,
высунувшись из люка,  какое-то время объяснялся с высоким  и
мрачным президентским гвардейцем.  На третьей линии потребо-
вались документы,  причем на  всех  находившихся  в  машине.
Здесь охрану осуществляли совместно уже хорошо знакомые Вик-
тору юноши в сафари и угрюмые бородатые мужики в камуфляжной
форме  без знаков различия - ну вылитые моджахеды или душма-
ны, как их там, никогда Виктор не разбирался в этих названи-
ях. Боб по ту сторону кордона не пошел - ему не надо было, а
Виктора каким-то чудом пустили вместе с Селеной.  Но рано он
радовался. На входе в первый же ближайший к КПП корпус, куда
направилась Селена,  стоял бедуин, абсолютно безоружный, как
все бедуины, но очень строгий и непреклонный.
     - Ему нельзя,  - сказал он,  даже не заглядывая в доку-
менты, и поднял на Виктора глаза, полные сочувствия и жалос-
ти.
     - Это писатель Банев,  - просительно залопотала Селена,
- он будет рассказывать о нас в газетах и на телевидении.
     - Ему нельзя, - спокойно и неумолимо повторил бедуин.
     Селена внезапно перешла на незнакомый язык,  гортанный,
визгливый,  жутко непривычный.  Казалось,  чужеземные слова,
как теннисные мячики,  скачут между голыми бетонными стенами
узкого тамбура. Бедуин вяло отвечал на том же наречии. Потом
Селена повернулась к Виктору и тихо произнесла:
     - Тебе сюда нельзя. Сегодня...
     И так она добавила это "сегодня", что Виктор понял: ему
в это место будет нельзя _н_и_к_о_г_д_а_.
     Бедуин смотрел на Виктора печально и  виновато.  Селена
при  всех  ее бойцовских качествах и теперешнем возбужденном
состоянии, казалось, готова была расплакаться от обиды.
     В другой  ситуации,  когда  палят в воздух из автоматов
для острастки и перегораживают путь гигантской тушей часово-
го  с  противотанковым ружьем наперевес,  Виктор,  наверное,
вспомнил бы молодость и рванул напролом,  опрокидывая стулья
и круша стекла,  но сейчас это было абсолютно неуместно, это
было все равно что качать права в храме.  И он просто повер-
нулся и пошел, бросив через плечо:
     - Селена, я жду тебя в своем номере в "Национале". Чет-
вертый этаж, пятая комната.
     - Погоди! - крикнула Селена. - А как ты поедешь назад?
     Вопрос отрезвил Виктора.  Действительно, как? Он предс-
тавил себе дорогу пешком - девять  километров  по  выжженной
долине,  вдоль  разбитой дороги,  сквозь клубы пыли и грохот
танков,  идущих навстречу.  Приятная перспектива. Он остано-
вился и обернулся.
     - Я вызову для тебя машину,  - сказала Селена. - Джип с
шофером будет ждать у внешнего ограждения.
     И вдруг снова заговорил бедуин:
     - Господин Банев, я бы очень хотел побеседовать с вами.
Вы не согласитесь подойти завтра в здание мэрии?
     - Во сколько? - агрессивно поинтересовался Виктор.
     - В семь часов пополудни.
     И пока Банев размышлял над ответом, Селена воскликнула,
с провинциальной непосредственностью всплеснув руками:
     - Ой,  да  я же вас не познакомила!  Виктор,  это - Абэ
Бон-Хафиис.
     Вот те нате,  хрен в томате! Хафиис был известным беду-
инским писателем,  собственно единственным  писателем-бедуи-
ном,  известным на весь мир. Виктор даже читал несколько его
вещей в переводе.  Какого же черта он здесь делает,  на про-
ходной  главного корпуса Лагеря?  Или не главного?  Господи,
какая разница?! При чем здесь Хафиис?
     - Я приду, - сказал Виктор.
     Селена уже держала в  руках  плоскую  трубочку  сотовой
связи.
     - Иди,  тебя ждут.  Джип с водителем,  - повторила она,
закончив  разговор по телефону опять же на каком-то собачьем
языке.
     "Неужели и  водитель будет бедуин?" - раздраженно поду-
мал Виктор,  одновременно с отвращением поймав себя на  этой
этнической нетерпимости. Да нет же! Никогда он этим не стра-
дал. И бедуины раздражали его не по национальному признаку -
у этого раздражения была совсем другая природа: что-то сред-
нее между психологической несовместимостью и...  -  как  это
называлось  в  годы его юности?  - _к_л_а_с_с_о_в_о_й_ нена-
вистью. Да, бедуины были людьми другого класса, точнее, даже
другого  мира,  и  Виктора раздражала закрытость этого мира,
как раздражала всегда,  с самого детства,  любая закрытость:
монастыря, секретного института, лепрозория или департамента
тайной полиции.  Люди по ту  сторону  любого  кордона  знали
что-то, чего не знал он, - это было несправедливо, они огра-
ничивали его в праве на знание,  в праве, которое Виктор по-
читал священным для биологического вида Homo sapiens. Однако
с годами закрытой информации становилось почему-то все боль-
ше, и люди, владеющие исключительным знанием, отдалялись все
сильнее от людей обычных,  таких,  как Виктор, и смотрели на
них  с высокомерием и снисходительной жалостью.  И порою это
становилось просто невыносимо,  особенно если не выпить вов-
ремя хорошего джину...
     В бедуинах причастность к высшему знанию ощущалась осо-
бенно  остро.  Вот  почему Виктор тоже не любил этих мрачных
бородачей в синих балахонах и их женщин с лицами, вечно зак-
рытыми паранджой,  и их детей...  Стоп.  У них же никогда не
было детей.  Виктор вдруг только сейчас задался этим  вопро-
сом. Как же так? И вспомнился Шопенгауэр, сказавший однажды,
что,  если бы люди жили вечно,  им стало бы ни к чему рожать
детей.  Бедуины - раса бессмертных.  Любопытная гипотеза. Не
забыть бы поделиться с Големом...
     Мимо Виктора  гордо прошествовали пятеро юнцов в сафари
- четверо ребят и одна девушка,  всем на вид лет по шестнад-
цать,  все удивительно чистенькие, свеженькие, румяные и ды-
шащие прохладой,  словно только что пришли с мороза.  Селена
приветствовала их вертикально поднятой левой рукой со сжатым
кулаком,  они ответили тем же, а Хафиис выпрямился, расправ-
ляя плечи и слегка откидывая назад голову, и сквозь его при-
щуренные веки полыхала черная ненависть.  И  это  был  такой
мощный эмоциональный луч,  поток лучей, что Виктор физически
ощутил его  обжигающую  силу,  отраженную  от  бодрых  дети-
шек-штурмовиков. И сделалось страшно. Такую ненависть в гла-
зах он видел только на войне,  а таких подростков он  вообще
никогда в жизни не видел.  И он не знал теперь, кто для него
более чужой: бедуины, не имеющие детей, или дети, отказавши-
еся  от родителей.  А ведь в том немыслимом строю на площади
маршировал и его собственный внук Август - сын Ирмы.
     Безумно захотелось выпить,  но он оставил фляжку в раз-
битом "ситроене". Значит, придется терпеть до города.
     Водитель оказался не бедуином, однако был патологически
неразговорчив,  и,  получив от него пару-другую ответов типа
"да,  нет,  не  знаю",  Виктор задремал.  Колонна танков уже
прошла,  и над опустевшей дорогой в знойном  мареве  повисла
зловещая тишина.

                             6

     Тяжелый липкий  дневной сон был прерван душераздирающим
воплем.  Виктор резко поднялся,  роняя на пол уже совершенно
высохшую,  горячую простыню, пару секунд посидел на кровати,
выжидая, пока пройдет головокружение и рассеется желтая муть
перед глазами,  вытер ладонью пот с лица и,  наконец подняв-
шись, приблизился к окну.
     Во дворе отеля дрались коты.  Точнее, готовились к дра-
ке.  Два матерых сиамца,  выгнув спины и чудовищно  распушив
черные хвосты, попеременно орали друг на друга низкими, про-
тивными, почти человеческими голосами. Один был нечистокров-
ный сиамец: белые пятна на лапках и сизоватая морда выдавали
примесь плебейской крови.  Второй - образцовый представитель
породы - выглядел совершенно как домашний кот, а может быть,
и был домашним,  и Виктор мысленно поставил на него.  Однако
поединок  не состоялся.  В центре двора появился третий кот,
тоже вроде бы сиамский, но почти черный, крупноголовый и во-
обще огромный, - те двое рядом с ним казались котятами.
     - М-м-м-а-а-о,  - с достоинством произнес он, и драчуны
мигом прыснули в разные стороны.
     "Сюрная сцена, - подумал Виктор. - И откуда вдруг повы-
лезло столько этого таиландского зверья?"
     Он вспомнил, как много лет назад в этом же городе беду-
ин  прогуливал по улице сиамского котенка на шлейке и собра-
лась толпа зевак. Такого местные жители еще не видели, а од-
на девочка даже спросила:
     - Ой, это у вас что, обезьянка?
     Теперь дворовые  сиамские  коты стали достопримечатель-
ностью города.  Они жили по всем подвалам,  по всем помойкам
вместе с рыжими,  черно-белыми и полосатыми, но голубоглазых
экзотических красавцев было несравнимо больше.  Размножались
они,  что ли, быстрее? Или признаки их породы были - как это
учили в школе - доминантными?  Кошек вообще в  городе  стало
видимо-невидимо. Мышей они слопали всех до единой, даже крыс
практически полностью передушили, оставив доедать собакам, а
еще в народе поговаривали, что скоро исчезнут воробьи, - си-
амцы необычайно лихо за ними охотились.
     Виктор достал из холодильника тоник в большой пластико-
вой бутылке, плеснул себе в стакан и поглядел на часы. Сиес-
та  кончилась.  Пора к Тэдди.  Кстати,  ужасно хочется есть.
Несмотря на жару. Кажется, он сегодня так и не позавтракал.
     "Закажу ледяную окрошку,  - подумал Виктор, мечтательно
закрывая глаза,  - и маринованных миног,  и  грибы,  и  мясо
по-гватемальски..."

     За привычным столиком сидели еще вполне трезвый Квадри-
га и Антон Думбель в шикарных белых брюках и белой рубашке с
короткими рукавами, с карманчиками и погончиками. Он был те-
перь похож на губернатора острова Борнео,  и к его мускулис-
тым загорелым рукам сильно не хватало тяжелого маузера,  за-
вершающего образ.  А также хорошо бы смотрелись рядом с  ним
по обе стороны рослые негры с автоматами.  Однако губернатор
острова Борнео был настроен миролюбиво, потягивал из высоко-
го  бокала  что-то  газированно-прохладительное  и задумчиво
глядел на запотевшую рюмку то ли коньяка, то ли виски.
     - Здравствуйте,  Антон. - Виктор решил подколоть его. -
А почему же вы не на месте событий?
     - Каких событий? - невинно поинтересовался Антон.
     - Ну как же, около Лагеря большое скопление боевой тех-
ники...
     - А-а, - протянул Антон, - ну, это не по моей части.
     - Как же так?  Разве инспектор по делам национальностей
не должен присутствовать там,  где национальный конфликт пе-
рерастает в военный?
     Антон посмотрел на Виктора пристально, опрокинул рюмку,
шумно  выдохнул (судя по запаху,  это был все-таки коньяк) и
спросил:
     - Вы знаете, почему мы проиграли Последнюю войну?
     - Наверно,  потому, что она была не последней, - быстро
сказал Виктор,  словно это был единственно возможный и зара-
нее заготовленный ответ по ходу викторины.
     - Оригинальная мысль, - оценил Антон.
     И тут неожиданно вклинился Квадрига:
     - А почему,  собственно, вы считаете, что мы там проиг-
рали?
     Антон даже растерялся на мгновение.
     - Н-ну... потому что это общепринятое мнение.
     - А я вот так не считаю,  - сказал Квадрига. И добавил:
- Терпеть не могу общепринятое мнение.
     Антон промолчал, Виктор на всякий случай тоже. Квадрига
не унимался:
     - На Последней войне я писал батальные сцены. С натуры.
Мне почему-то знакомо ваше лицо,  господин Думбель. Я не мог
встречать вас на фронте? Нет?
     - Нет, - отрезал Антон. - Меня там не было.
     - Я  пью за победителей Последней войны!  - многозначи-
тельно изрек Квадрига и поднял свой стаканчик с  охлажденным
ромом.
     - Так вы все-таки хотите услышать,  Виктор,  почему  мы
проиграли в той войне?
     - Разумеется. Я вас слушаю.
     - Потому что мы не знали, с кем воюем и для чего воюем,
потому что у нас не было _и_д_е_и_, а у них, у наших врагов,
- была.  Они точно знали, что идут на бой за Аллаха, а у нас
одни выполняли интернациональный долг, другие сводили личные
счеты,  третьи  зарабатывали  деньги,  а  в итоге все дружно
признали, что это была интервенция, постыдная захватническая
война и вообще ошибка.
     - Простите,  - прервал его Виктор, - но ведь это же все
общее место.  Не позорьтесь, Антон, вам не пристало переска-
зывать такие банальности.
     - Вы  не дослушали меня,  - жестко сказал Антон.  - Это
всего лишь необходимая преамбула.  Извините,  если  напомнил
вам общеизвестные вещи. Официант! Двойной коньяк. Мне и гос-
подину Баневу. Вы не возражаете?
     - Пока - нет, - сказал Виктор.
     - Так вот,  суть моей мысли заключается в том,  что  мы
вели на самом деле не захватническую, а чисто оборонительную
войну,  мы,  как всегда, раньше других почувствовали главную
мировую угрозу и приняли удар на себя. Мы вступили в священ-
ную войну, не поняв ее смысла, и потому вынуждены были прек-
ратить ее. Но теперь-то уже всем ясен зловещий смысл велико-
го противостояния Север - Юг,  заменившего собою  ушедшее  в
историю противостояние Востока и Запада.  Хотим мы этого или
нет, шутили вы или говорили серьезно, но Последняя война бы-
ла не последней,  вы правы, нам снова придется воевать. И уж
теперь-то мы победим, должны победить, иначе...
     - Простите,  - снова перебил его Виктор. - Но что-то на
этот раз я не до конца вас понимаю. Кто он, этот враг с Юга,
которому вы объявляете священную войну?
     - О Господи!  Правильно говорил Голем,  что писатели  -
народ необразованный. Вы Салмана Рушди читали?
     - "Сатанинские стихи"? Наслышан.
     - Он  написал  не только "Сатанинские стихи",  он много
чего написал о мусульманах. И это он сказал, что главной уг-
розой  для  современной  цивилизации  является мусульманский
мир.  Мне неважно,  арабы они,  турки, пуштуны или боснийцы,
они - мусульмане,  и значит, враги. Я знаю, что такое ислам,
уж вы мне поверьте.  Да,  я инспектор по делам национальнос-
тей,  но это не значит,  что я националист,  как твердят эти
оголтелые правозащитники.  Я вовсе не отдаю предпочтения ка-
ким-то отдельным нациям, я отдаю предпочтение более гуманной
религии и более высокой культуре. Вот и все.
     Виктор даже есть перестал. Он смотрел на Антона и удив-
лялся произошедшей  в  нем  перемене,  из  респектабельного,
уравновешенного  чиновника с так называемыми погонами в кар-
мане он превратился в митингующего,  почти истеричного поли-
тика или в боевого командира, с отчаянной смелостью поднима-
ющего свою роту против неприятельского батальона.
     Антон продолжал, увлекаясь все больше:
     - Надо же наконец,  надо же рано или поздно делать свой
выбор,  если мы действительно не хотим погубить цивилизацию.
Нашу цивилизацию.  Сколько можно кричать о  равенстве  перед
законом и перед Богом (каким Богом?),  сколько можно кричать
о свободе и справедливости,  когда в ответ тебе кричат "Джи-
хад!" или "Газават!", а других слов просто не знают и не хо-
тят слышать. С ними же не о чем договариваться. С ними нель-
зя договариваться. Их надо просто уничтожать.
     - Помилуйте,  батенька, что вы говорите такое? Ваше на-
чальство разрешило вам произносить вслух такие слова?
     - А чего я такого сказал? - почтя как нашкодивший маль-
чишка, вскинулся Антон. Вторую, самую ядовитую часть вопроса
он практически пропустил мимо ушей.  - Бросьте вы  эти  ваши
интеллигентские штучки:  не убий,  не укради,  гуманизм-она-
низм. Вы начинаете стрелять, когда вашу жену уже отправили в
концлагерь  или  когда  на  ваших детей уже падают бомбы,  а
стрелять надо начинать раньше,  чтобы ничего этого не  прои-
зошло. Надо наносить упреждающие удары. Для этого только не-
обходимо правильно выбрать цель.  Сегодня мы выбрали ее.  Но
времени осталось предельно мало. Ислам - это не религия, ис-
лам - это болезнь, эпидемия, распространяющаяся с чудовищной
скоростью. Здесь не дискуссии нужны, а дезинфекция. Вы хоти-
те весь остаток жизни молиться Аллаху или вы все-таки  пред-
почтете нашу веру?
     - Вы верующий? - быстро спросил Виктор, подняв брови.
     - Нет, я употребил слово "вера" в самом широком смысле.
     - Ну а в самом широком смысле,  мне, честно говоря, все
равно,  кому  молиться.  И если меня будут заставлять каждый
день ходить в костел,  я,  пожалуй,  тоже закричу "Джихад!".
Антон,  не бросайтесь такими словами, как "вера". Лучше объ-
ясните мне, кто же будет выбирать кандидатов на уничтожение:
лично господин президент или начальник его охраны?  И по ка-
ким признакам будут отличать мусульман?  По отсутствию край-
ней плоти?  Ну,  тогда я вам расскажу,  что будет:  в первую
очередь, как всегда, расстреляют евреев, потом не успеют ос-
тановиться и по какому-нибудь недоразумению вырежут всех ар-
мян, при этом, разумеется, пострадают чеченцы, калмыки, сер-
бы,  афганцы и крымские татары,  в меньшей степени,  но тоже
достанется тамилам,  баскам,  абхазам, корейцам и эскимосам.
Ну а совершенно под ноль вырежут без различия национальности
столь ненавистных вам правозащитников,  то есть  в  основном
ученых,  священников и писателей. Меня, соответственно, тоже
убьют, за что я вам заранее говорю "большое спасибо".
     - Шутите? - несколько оторопел Антон от такой контрата-
ки.
     - Нисколько. К сожалению. И если я вас правильно понял,
вы тоже говорили вполне серьезно.
     - В общем, да.
     - Тогда, _с _в_а_ш_е_г_о _п_о_з_в_о_л_е_н_и_я_, я лучше
выпью джину, - медленно проговорил Виктор и, поднявшись, по-
шел к стойке,  чтобы лично заказать у Тэдди порцию  любимого
напитка со льдом.
     Когда он вернулся,  Антон сидел как ни в чем не бывало,
все такой же белый, отутюженный и довольный собой. На гладко
выбритом лице не отразилось и тени  сомнения  в  только  что
высказанных идеях.  А в серо-стальных глазах полыхало адское
пламя превосходства и причастности к страшной тайне.  Виктор
представил себе вдруг,  как капитан Думбель вот в этих самых
белоснежных брюках идет вдоль ряда лежащих на асфальте тел и
методично производит контрольные выстрелы в голову. Картинка
нарисовалась настолько яркая, что его даже замутило слегка.
     Банев сел,  выпил джину и зачем-то спросил, хотя уже не
собирался возвращаться к разговору:
     - А  детей  мусульманских вы тоже предполагаете уничто-
жать?
     - Я так и чувствовал,  что вы не поймете главного. Я же
сказал - упреждающий удар. Но относительно возраста, начиная
с которого человека следует считать опасным, конечно, потре-
буется отдельное,  тщательно продуманное решение, лично я не
могу взять на себя такую ответственность,  никто ведь не мо-
жет...
     "Господи, -  думал Виктор,  - в какое странное время мы
живем!  Всем разрешили говорить все:  государственным служа-
щим,  занимающим важные посты, журналистам с экрана, рядовым
гражданам на улицей в магазине - разрешили говорить абсолют-
но все: от нецензурной брани в адрес господина президента до
открытых призывов к свержению строя и массовым убийствам  по
Национальному или религиозному признаку.  Разрешили говорить
все,  но говорят почему-то одни только  гадости,  во  всяком
случае те,  кто говорит громко. А сделать ничего нельзя, по-
тому что делать пока еще не разрешили, то есть разрешили, но
не дают. Странное время".
     В ресторане появилась извечная пара - молодой человек в
сильных очках и его долговязый спутник.
     "Интересно, - подумал Виктор,  - а эти  тоже  ненавидят
бедуинов или они как раз,  наоборот, представляют бедуинскую
секьюрити сервис? Бороды сбрили и косят под европейцев".
     Виктор еще раз взглянул на выразительную парочку за уг-
ловым столиком,  и какое-то неясное мучительное воспоминание
промелькнуло у него в голове.  Какие они,  к черту, бедуины!
Он же их знает, хорошо знает, вот только...
     - Вы меня не слушаете, Банев, - сказал Антон.
     - Что вы,  что вы,  я вас очень внимательно слушаю,  вы
только что говорили о паломничестве в Мекку.
     - Действительно,  - удивился Думбель, - как раз об этом
я и говорил. Но у вас было совершенно отсутствующее лицо.
     - Не обращайте внимания. Как говорит один мой приятель,
у меня все друзья - шизоиды.
     - Ну зачем же вы так о себе,  господин Банев, шизоиды у
нас за колючей проволокой.
     Виктор допил джин и пристально посмотрел на Антона:
     - Что это вас сегодня так разбирает, господин капитан?
     Вопрос был риторический в общем-то,  и Думбель не отве-
тил.
     - А скажите,  - поинтересовался Виктор, - эта ваша инс-
пекция по национальным вопросам - военизированная  организа-
ция?
     - Нет никакой инспекции,  - сказал Антон.  - Есть адми-
нистрация губернатора, и я занимаю в ней одну из ответствен-
ных должностей.  Капитаном я был, когда работал в Министерс-
тве внутренних дел.
     - А-а-а,  - протянул Виктор, мысленно стряхивая лапшу с
ушей.
     И тут проснулся Квадрига.
     - Анаша,  - произнес он.  - Кальян.  Душная ночь. И ги-
гантские тарантулы.
     - Гигантских тарантулов не надо, - попросил Виктор.
     - Хорошо,  - сразу согласился Квадрига и поинтересовал-
ся: - Мы знакомы? Доктор гонорис кауза Рем Квадрига...
     У столика неожиданно появилась Селена.
     - Виктор, ты еще не слишком пьян?
     - Я в норме. А что?
     - Ты мне нужен. Пошли. Быстро.

                             7

     Было еще очень жарко,  а Селена  торопилась,  и  Виктор
раздраженно осведомился:
     - Куда ты меня опять тащишь?
     - Помолчи, - сказала Селена, но как-то удивительно лас-
ково,  грех было обижаться на такое "помолчи".  - Мне  нужен
крепкий  мужик,  а больше я никому здесь не могу довериться.
Скоро появятся мои ребята, и ты будешь свободен.
     - Да нет, я в общем-то никуда не спешу.
     Виктор оттаял.  Охваченный внезапным приступом нежности
к Селене, он уже не хотел с ней расставаться и готов был де-
лать по ее просьбе все что угодно.
     - У  меня на сегодня уже никаких дел,  - сообщил он.  -
Завтра что-то было...
     - Завтра у тебя встреча с Хафиисом, - напомнила Селена.
- Будь с ним поосторожней.
     - В каком смысле?
     - Ну, он человек очень умный...
     - Знаю, - сказал Виктор.
     - А это опасно, потому что он наш враг.
     - Не знаю, - сказал Виктор.
     - Чего ты не знаешь?
     - Я не привык считать врагами не знакомых мне людей.
     - А на войне? - спросила Селена.
     - Но мы же не на войне.
     - Это с какой стороны посмотреть, - возразила Селена. -
Кстати, надо послушать вечерние новости. Возможно, уже ввели
чрезвычайное положение.  Или военное. Не знаю, какой вариант
они выберут.
     - Весело, - сказал Виктор.
     И тут они пришли. За углом, где кончалась улица и начи-
нались пустыри, у края разбитой пыльной дороги, лежал ничком
человек в темно-синем бурнусе и с косматой бородой - бедуин.
Кто-то проломил ему голову,  как пишут в протоколах, тяжелым
тупым предметом, и зрелище было не из приятных. Шея лежащего
неестественно вывернулась, капюшон сбился на сторону, откры-
вая  вид на то,  что было лбом,  а теперь представляло собой
жуткую мешанину из раздробленных костей черепа, курчавых во-
лос, темных сгустков крови и желтовато-серой мозговой ткани.
     По дороге, пару раз оглянувшись, торопливо уходил паре-
нек  в сафари.  Селена даже не попыталась его остановить,  и
Виктор,  хоть и был озадачен такой странностью, счел за луч-
шее промолчать по этому поводу.
     - Кто ж это его так? - тихо проговорил он. - Ваши?
     - Наши не занимаются такими глупостями,  - обиженно от-
ветила Селена.
     - Размозжить  человеку  голову  теперь считается просто
глупостью. Интересный подход.
     Селена промолчала.  Ей было явно не до разговоров.  Она
все время озиралась по сторонам и пристальнее всего  вгляды-
валась в скопление покосившихся ржавых гаражей, сарайчиков и
ангаров за пустырем.
     - Может,  вызвать полицию?  - Виктор продолжал говорить
как бы сам с собой.
     - Ты что, с ума сошел?! - вздрогнула Селена.
     - Почему?
     - Слушай, ты можешь помолчать сейчас? А? Пожалуйста.
     Виктор пожал плечами.
     - Помоги-ка вот лучше.  - Селена наклонилась над трупом
и, достав платок, попросила: - Переверни его.
     Отчаянно борясь с подкатывающей к горлу тошнотой,  Вик-
тор ухватился за плечи мертвого бедуина.
     - Нет, одной рукой возьмись за капюшон, - распорядилась
Селена.
     Виктор расправил  смятый  капюшон бурнуса и резко пере-
вернул неожиданно тяжелое (даже для мертвого) тело, а Селена
с  профессиональной  сноровкой и аккуратностью,  не запачкав
ладоней, вложила разбитую голову в капюшон.
     - Подержи так,  - продолжала командовать она и,  быстро
поискав глазами вокруг,  зачем-то подложила кирпич под заты-
лок бедуину.
     - Черт! Ну где же они? - прошипела Селена, выпрямившись
и еще раз оглядевшись. - Постой здесь минутку. Ладно?
     Виктор даже не успел ответить,  а она уже шагала в сто-
рону  домов.  Роль  охранника  при свежем трупе неизвестного
происхождения все меньше и меньше нравилась писателю Баневу,
но  он  все-таки  поборол в себе желание закричать вслед.  И
правильно.  Селена не ушла из зоны прямой видимости, она по-
равнялась со старым, обшарпанным, видавшим виды микроавтобу-
сом, притулившимся у забора, и скрылась внутри него. Секунды
на три, не больше.
     - Ты умеешь заводить машину без ключа?  - спросила она,
вернувшись.
     - Когда-то умел. Давай попробую.
     Дело оказалось  несложным:  внутри  у  драного  "форда"
практически отсутствовала обшивка,  и все,  что только может
торчать,  торчало наружу. Провода зажигания болтались на са-
мом виду,  словно приглашая угонщика покататься.  Никто, ко-
нечно,  не мог сказать, насколько хватит бензина, потому что
о такой роскоши, как датчик расхода топлива, в этой машине и
вспоминать  не  приходилось,  но  ехать на ней было все-таки
можно.
     Виктор подогнал "форд" задом к ногам бедуина, но, когда
они вдвоем подняли тело, Селена вдруг попросила:
     - Заноси голову вначале. Так удобнее.
     - Но... - замялся Виктор, - как-то вроде не принято...
     - Заноси,  я говорю,  ядрит твою!  - буквально зарычала
Селена. - Держать же тяжело!
     Виктор захлопнул заднюю дверцу и закурил.
     - В Лагерь? - спросил он.
     - Ага.  Но я теперь сама отвезу. Чего тебе мотаться? Ты
уже был там сегодня.
     - Ты что? - испугался Виктор. - Нельзя в одиночку в та-
кую даль мертвеца везти.  А если с машиной что случится?  Ты
только глянь на этот рыдван.
     - Ничего не случится, я эту машину знаю. Правда. Спаси-
бо, Виктор, иди отдыхай.
     Так они и препирались,  стоя у довольно громко урчащего
на холостых оборотах "форда",  и даже не услышали, как подъ-
ехал джип. Виктор заметил его, когда из открывшихся одновре-
менно четырех дверей уже высыпала целая команда.  Перехватив
тревожный взгляд Виктора,  Селена резко обернулась, одновре-
менно опуская руку в карман и принимая позу, одинаково удоб-
ную для прыжка и падения.  Но ничего не понадобилось делать.
Это были свои.
     Трое мальчиков в сафари подошли вплотную, и один из них
еще на ходу бросил:
     - Где он?
     - В машине, - сказала Селена.
     - Сам идти сможет?
     - Вряд ли.
     "Господи! - подумал Виктор.  - Про кого это они?  Или я
схожу с ума?.. Головой вперед... Они что же, считают его жи-
вым?"
     - Спасибо тебе,  Виктор, - повернулась к нему Селена. -
Пожалуйста, иди отдыхай.
     - Я _д_о_л_ж_е_н_ уйти? - решил уточнить Виктор.
     - Виктор,  пожалуйста, иди, - повторила она, не отвечая
на вопрос.
     Мальчики споро подхватили бедуина  втроем,  но  не  как
убитого,   а   как   раненого,  и  в  своем  джипе  они  его
_п_о_с_а_д_и_л_и_.
     - Да,  заглуши мотор у этого тарантаса, - вспомнила Се-
лена. - А мы поехали.
     Но Виктор все стоял и смотрел завороженно на сидящего в
джипе бедуина, который медленно поднял руку и поправил слиш-
ком низко упавший ему на лицо капюшон. Виктор зажмурился изо
всех сил,  помотал головой и взглянул еще раз.  Бедуин сидел
неподвижно.
     - Ты зайдешь ко мне в номер вечером?  - Собственный го-
лос показался Виктору чужим. - Ты обещала.
     - Не знаю, если вернусь в город - обязательно.
     Она уже  бежала к открытой передней дверце джипа,  пол-
ностью готового к отправке.
     Виктор поставил на место так и не угнанный "форд",  за-
курил и побрел обратно к Тэдди.  Чего-то он там, кажется, не
доел, а уж не допил - так это точно.

     Вот только ни доесть,  ни допить на этот раз не получи-
лось.  Едва Виктор свернул в проулок,  в сторону Прохладной,
как увидел бегущего странным петляющим шагом бедуина.
     Так, так.  Похоже, в городе начинается самая интересная
в  мире  охота  - охота на людей.  За бедуином бежали двое в
спортивных костюмах и в масках типа "чулок".  У  Виктора  не
было с собой оружия,  но он прикинул, что ближайшего пресле-
дователя,  если удачно поставить ему подножку, можно нейтра-
лизовать сразу,  а уж с другим-то один на один он как-нибудь
справится.  Виктор сделал шаг к стене,  как бы маскируясь, и
приготовился к выпаду.  Но ситуация на улице мгновенно пере-
менилась: позади взвизгнули тормоза и чей-то ужасно знакомый
голос крикнул:
     - Всем встать лицом к стене!  Руки над головой,  ноги в
стороны!
     Бандиты в масках с удивительной,  словно отрепетирован-
ной  быстротой  и  четкостью выполнили требование командного
голоса,  а вот бедуин продолжал бежать, будто ничего не слу-
чилось.  И  Виктор еще не успел ни встать к стене,  ни огля-
нуться на того, кто кричит, ни даже выбрать один из двух ва-
риантов,  как раздался выстрел и бедуин упал,  опрокинувшись
навзничь.
     Виктор поворачивал  голову  медленно-медленно,  или ему
просто казалось, что он это делает медленно. Бандиты вжались
в стену и замерли, бедуин тоже лежал очень тихо.
     Возле машины,  перегородившей проезд,  стоял Антон Дум-
бель  с дымящимся пистолетом в руках.  Скорее всего,  дым из
пистолетного дула дорисовало воображение Виктора,  разыграв-
шееся  после всех бурных событий дня,  но то,  что стрелял в
бедуина именно Антон, было несомненно.
     - Какого черта вы здесь делаете, Банев? - проворчал Ан-
тон.
     - Гуляю, - безмятежно откликнулся Виктор.
     - Очень жаль,  что вы гуляете именно здесь. Очень жаль,
-  повторил  он  глубокомысленно и начал неторопливо прибли-
жаться то ли к бедуину, лежащему посреди улицы, то ли к Вик-
тору, стоящему совсем рядом.
     И в какой-то момент Виктора охватила паника: сейчас его
просто уберут как нежелательного свидетеля. Уберут. Слово-то
какое!
     А Думбель подошел вплотную к бедуину, рука его с писто-
летом то ли случайно, то ли не совсем, оказалась аккурат над
головой лежащего, и снова мрачно проговорил:
     - Очень жаль, Банев, что вам все это приходится видеть.
Очень жаль.
     И тут Виктор понял, что произойдет в следующую секунду.
Всего  за  какой-нибудь  час до этого он нафантазировал себе
такую точно картину,  и вот, будто в кошмаре, она сейчас ма-
териализовывалась. Антон приставлял к голове бедуина длинный
вороненый ствол, собираясь сделать контрольный выстрел. Вик-
тор  не мог потом вспомнить,  подумал ли он в то мгновение о
своей жизни (уж после такого-то всех свидетелей  определенно
убирать надо!),  но одно он помнил наверняка:  ему тоже было
очень, очень жаль, что он смотрит на это.
     И он решил не смотреть.
     Резким ударом ноги Виктор выбил пистолет из рук Антона,
и  черная  железяка,  громко  брякнув о стену дома напротив,
упала на землю недалеко от людей в масках.  Думбель  потерял
равновесие  и  сел  на асфальт.  Несколько раз он открывал и
закрывал рот,  но слова у него никак не получались,  даже со
звуками было трудновато.  Бедуин меж тем вскочил с невероят-
ной прытью,  словно и не был ранен,  и рванулся в  ближайший
двор.  Мигом  сориентировавшиеся  бандиты отлипли от стены и
кинулись следом.  Ситуация, как в пьесе абсурда, вернулась к
изначальному эпизоду.
     - Идиот!!!  - взревел Антон,  вставая и  надвигаясь  на
Виктора.  - Вы идиот,  Банев!  Вы хоть знаете, в чьи руки вы
отдали этого несчастного?
     - Вначале  я хотел им помешать.  Вначале...  - принялся
сбивчиво объяснять Виктор.  - Но вы собирались его убить,  я
не мог допустить такого...
     - Идиот!!! - с новою силой заревел Антон. - Вы хоть по-
нимаете, что здесь вообще происходит?!
     - Н-ну... - Виктор замялся.
     - Баранки гну! А не понимаете, так и не лезьте!!!
     С этими словами Антон не выдержал и ударил  Виктора  по
лицу.  Удар наносился, конечно, сгоряча, но был тем не менее
профессионально продуманным.  Антон не  имел  целью  сломать
противнику шею или проломить череп - просто поставить фингал
под глазом,  ну и,  может быть,  устроить легкое  сотрясение
мозга.  Виктор упал,  не теряя,  впрочем,  сознания и удачна
подставив руку.  Сквозь тошнотворное мерцание перед  глазами
он  видел,  как  Антон подобрал свою пушку и пошел к машине.
Наконец Виктор сумел подняться.
     - Только не вздумайте мне отвечать, - сказал Антон сви-
репо,  прежде чем сесть в машину.  - Я сейчас  очень,  очень
зол.  Считайте, что вы дешево отделались. Если мы встретимся
с вами еще раз при  сходных  обстоятельствах,  единственное,
что  я могу обещать вам,  - так это подпись господина прези-
дента под вашим некрологом. Я лично позабочусь.
     Он не  оставил Виктору возможности ответить - не только
кулаками, но и словами, - хлопнул дверцей и, лихо развернув-
шись, умчался.

     Тэдди посмотрел  на Виктора укоризненно.  Потом предло-
жил:
     - Хотите? У меня есть замечательная мазь от ушибов.
     - Спасибо, Тэдди, давай попробуем. Только сначала плес-
ни мне, пожалуйста, очищенной.
     - В городе неспокойно сегодня, господин Банев, - сказал
Тэдди,  наливая в стакан на два пальца,  - шли бы вы лучше к
себе в отель.
     - Ты прав,  Тэдди,  - согласился Виктор, с наслаждением
опрокидывая порцию очищенной и забирая мазь, - запиши на ме-
ня все, что полагается.
     Квадрига сидел за  столиком  совсем  один  и,  кажется,
спал.  Бутылка  перед ним была уже практически пуста.  Когда
Виктор проходил мимо,  он неожиданно вскинулся  и  отчетливо
произнес:
     - Почему я должен сидеть за одним столом с убийцами?

                             8

     - Входите, Голем, - сказал Виктор, открывая дверь свое-
го  номера  в отеле на вежливый стук.  - Я как раз собирался
выпить.
     - Только чего-нибудь холодненького,  - жалобно попросил
Голем, грузный и потный, опускаясь в кресло.
     - Ну,  если  вы считаете меня садистом,  я сейчас сварю
вам глинтвейна,  а если нет - тогда,  пожалуйста,  - джину с
апельсиновым соком. И то и другое из холодильника.
     Виктор смешал простенький коктейль  и  протянул  Голему
высокий, враз запотевший стакан.
     - Ба!  - воскликнул Голем.  - Что же это с вашим лицом?
Ах  да,  вы же попали сегодня в аварию.  Сочувствую.  Селена
очень неаккуратно водит автомобиль.
     - Да нет, Селена тут ни при чем, - решил объяснить Вик-
тор. - Это наш общий друг постарался. С которым вы меня вче-
ра знакомили.
     - Да что вы говорите! Неужели Антон Думбель?
     - Он самый.  Мы немного не сошлись во мнениях по нацио-
нальному вопросу.
     Голем грустно покачал головой:
     - Я забыл вас предупредить.  Антон -  человек  горячий,
порою несдержанный, с ним надо поосторожнее в выборе выраже-
ний.
     - Бросьте,  Голем, не надо изображать Думбеля совсем уж
психопатом. За выражения он по лицу не бьет. Просто уже пос-
ле нашей дискуссии он решил убить бедуина, а я бедуина спас,
за что и поплатился слегка подпорченной внешностью.
     - Вы это серьезно? - спросил Голем.
     - Абсолютно серьезно.
     - Ай да инспектор по делам национальностей!
     - Да никакой он не инспектор.  Типичный агент спецслуж-
бы. Вот только какой? Вы не знаете, Голем?
     - А вам это важно?
     - Теперь  - да.  Он угрожал мне.  Я должен как-то защи-
щаться и прежде всего хочу знать от кого.
     - Что ж,  наверняка не поручусь,  но смею полагать, что
он представляет департамент безопасности. Кстати, зря вы го-
ворите, что он не инспектор. Одно другому не мешает. Знаете,
что такое наше сегодняшнее Министерство по делам  националь-
ностей? Это одно из управлений бывшего Федерального Бюро ох-
раны и контрразведки. Расскажите, Виктор, как все это было.
     Виктор рассказал.
     - А те двое, как вы их описали, никакие, конечно же, не
бандиты, скорее всего они представляли иностранную разведку.
     - Иностранную? - переспросил Виктор. - Какую же именно?
     - А вот этого я уже совсем не знаю. Но чему вы удивляе-
тесь?  Сегодня в нашем замечательном городе можно  встретить
спецслужбы всех мастей,  всех стран и народов. Я вот, напри-
мер,  лично общался в Лагере с господами из "Моссада"  и  из
"Фараха". Не в один день, конечно.
     - "Фарах" - это какие-то арабы?
     - Палестинцы, - уточнил Голем. - А "Моссад" - это Изра-
иль.
     - Знаю.  А  те  двое,  которые постоянно сидят с нами в
ресторане, молчаливые такие, ну, помните, один долговязый, а
другой...
     - А, эти! Помню, конечно...
     - Они тоже из какого-нибудь "Фараха"?
     - Нет,  эти - наши, только уже не из департамента безо-
пасности. Так мне кажется.
     - А им можно пожаловаться на Антона?
     - Пожаловаться можно, но я вам не советую. Не путайтесь
вы в эти игры.  У вас же совсем другие козыри. Ваше дело пи-
сать.  Изучать жизнь и писать. И не бойтесь выходить на ули-
цу.  Никто вам ничего не сделает.  Если,  конечно, мешать не
будете.
     - К чему вы меня призываете, Голем?
     - Я вас ни к чему не призываю. Просто советую занимать-
ся своим делом. Я это всем советую.
     - И шизоидам?
     - Шизоидам в особенности.  Кстати,  о шизоидах.  Селена
говорила с вами о заказной работе?
     - Как, вы тоже в курсе? - удивился Виктор.
     - А  я  всегда в курсе,  - солидно заявил Голем.  - Так
вот,  писать вам ничего не надо будет.  Только выступить  по
телевидению.
     - И что же я должен буду говорить?
     - Да что хотите, - улыбнулся Голем. - Нет, правда, я не
шучу.  Главное,  чтобы вы говорили о нашем городе,  о  наших
проблемах,  о  бедуинах,  если угодно.  Ну,  приблизительный
текст вам, конечно, подготовят.
     - Кто подготовит? - быстро спросил Виктор.
     - А вот когда подготовят, тогда и узнаете кто.
     - Послушайте,  Голем,  с  вами  очень трудно разговари-
вать...
     - Зато интересно.
     - Постойте,  я не закончил мысль.  С вами очень  трудно
разговаривать без соответствующей дозы хорошего джина.
     - А вот это как раз поправимо. Виктуар, вы нальете?
     Они выпили  еще  по стакану,  и возникла пауза,  вполне
нормальная для двух немолодых людей,  уставших до отупения к
концу  невыносимо  жаркого и невероятно бурного дня.  В окно
было видно,  как над холмами  садится  солнце,  воспаленное,
злое,  почти  вишневое в пыльном мятном воздухе.  Прохладнее
станет только еще часа через два,  но дышать будет все равно
нечем. К этому уже привыкли.
     - А вот скажите,  Голем, это правда, что бедуины совсем
не пьют?
     - Спиртного? Безусловно. Им религия запрещает.
     - Да нет же. Они _с_о_в_с_е_м_ не пьют. То есть не пьют
воды.
     Голем посмотрел на него сочувственно.
     - Виктор,  у вас в школе был такой предмет - анатомия и
физиология человека?  Ну так что же вы задаете глупые вопро-
сы?
     - Не знаю,  так говорят. В этом городе скоро смогут вы-
жить лишь те,  кому совсем не надо будет  пить.  Воду  здесь
включают все реже и реже.  Естественные водоемы все пересох-
ли,  а напитки,  сами знаете,  дорожают чудовищно  с  каждым
днем.  На огородах давно ничего не растет,  яблони все пере-
сохли, собаки дохнут одна за другой, коты эти бедуинские, то
бишь  сиамские,  расплодились.  Это же не может продолжаться
вечно.  Очевидно,  мы все уйдем отсюда, а останутся лишь те,
кому не нужна вода.
     - Возможно,  - неожиданно согласился Голем, - только вы
ошибаетесь относительно бедуинов. Это не они останутся.
     - А кто же? - удивился Виктор.
     - Другие  люди,  -  неопределенно  сказал Голем и одним
глотком допил содержимое своего стакана.
     - Дети? - быстро спросил Виктор.
     - Да,  - согласился Голем.  - Только они не  дети.  Они
очень похожи на детей, они кажутся нам детьми, но они не де-
ти.
     - Пожалуй,  - проговорил Виктор, наливая себе неразбав-
ленного джину, - однако по возрасту...
     - Возраст - понятие относительное,  - возразил Голем. -
Взросление,  созревание,  старение может протекать  в  самые
различные  сроки.  Природа предусмотрела здесь очень широкий
диапазон.  А само понятие "дети"  скорее  социальное.  Любой
старик  может  считаться ребенком,  если признает себя сыном
своих родителей.  Наши - не признают. Как бабочка не считает
гусеницу своей матерью. Гусеницу, по странной и нелепой слу-
чайности оставшуюся жить после рождения летающей красавицы.
     - А как же они собираются жить дальше? - поинтересовал-
ся Виктор.  - Ведь они же,  по определению,  должны нарожать
новых гусениц.  Или сами должны стать гусеницами? Честно го-
воря,  плохо помню, что там происходит у насекомых, но у лю-
дей-то по этой части,  кажется,  ничего не изменилось. Или я
не прав, Голем? Ответьте мне как врач.
     - Отвечаю вам как врач:  рожать они намерены бабочек, и
только бабочек. А умирать намерены молодыми.
     - Постойте,  Голем,  но это же кошмар, - сказал Виктор,
не ощущая,  впрочем, страха. Ему вдруг странным образом сде-
лалось  весело от того,  что он начинает понимать происходя-
щее.  Выпитое за день не лишило его  способности  рассуждать
логически,  а только помогало не впадать в отчаяние. Уродли-
вая,  искаженная картина "нового прекрасного мира" не предс-
тавала теперь перед ним в одном лишь черном свете.
     - Кошмар,  - спокойно повторил Голем.  - С нашей с вами
точки зрения.
     Виктор выпил еще и сказал:
     - Ну а при чем здесь бедуины?
     - Бедуины?  - рассеянно переспросил  Голем.  Он  поднял
свой вновь наполненный коктейлем бокал и поглядел через него
на бордовый закат за окном.  Желто-оранжевый напиток в  этом
зловещем свете казался кроваво-красным, как гранатовый сок.
     - Бедуины,  - повторил он еще раз.  - С одной  стороны,
они  тут  вообще  ни при чем.  А с другой стороны,  именно в
них-то все и дело.  Я только боюсь, что вы этого не поймете,
Виктор. Помните такую формулу: Бог - это любовь? Ну конечно,
помните. Формула по сути своей правильная. Да только тот Бог
либо отвернулся от нас,  либо мы сами про него забыли.  Либо
вообще не было этого Бога никогда,  не существовало в приро-
де,  а была лишь идея,  что,  впрочем, несущественно, потому
что Бог и идея Бога - суть одно и то же.  А  сегодня  возник
Новый Бог,  и имя ему Ненависть. И новые люди молятся Новому
Богу.  И они понимают толк в ненависти. Они знают, что нена-
висть  бывает разная.  Ненависть бывает двух основных видов:
пассивная, порождающая равнодушие, презрение, жалость, снис-
хождение и даже благотворительность; и активная, порождающая
агрессию, насилие, убийства, геноцид. В принципе, они молят-
ся  первой ненависти,  но на пути к ней им приходится прохо-
дить и через вторую.  Большинство из них  уже  прошло  через
нее.  На Последней воине,  как они ее называют. И теперь они
убеждены,  что активная ненависть плавно перетечет в пассив-
ную, а потом и вовсе исчезнет навсегда. Бедуины, кстати, го-
ворят еще и о Ненависти Созидающей.  Впрочем, бедуины - люди
нездоровые, и наверно, нельзя относиться всерьез к тому, что
они говорят, тем более...
     - Голем, зачем вы мне лжете? - перебил его Виктор.
     - Я вам?
     - Конечно.  Вы же не считаете их больными.  Вы мне сами
говорили, что их лечить совершенно ни к чему.
     - А  психотические отклонения вообще не лечат,  Виктор.
Психотиков просто оберегают от воздействия внешнего мира.  А
внешний мир оберегают от них.
     - Неужели для этого обязательно нужны тяжелые танки?  -
саркастически поинтересовался Виктор и допил последнюю дозу.
     - Иногда, - философски заметил Голем.
     - Да!  Но у меня еще вопрос.  А почему туда пускают де-
тей?
     - Откуда вы знаете, что туда пускают детей?
     - В городе говорят. И вообще, я сам сегодня видел этих,
в сафари...
     - В городе,  - назидательно проговорил Голем, - говорят
очень много всего интересного.  Например,  мой приятель Вер-
нон, медик, между прочим, по образованию, знаете что мне по-
ведал? Что скоро мы все мочиться перестанем, потому что жид-
кость будет уходить исключительно через поры кожи.  А вы го-
ворите, дети... Те, кого вы видели в сафари, - это члены Со-
вета ветеранов Последней войны,  СВПВ.  Только они  и  имеют
доступ  на территорию Лагеря.  Они ведут мирные переговоры с
бедуинами.
     - О,  как это по-нашему! - воскликнул Виктор, хохоча. -
Мирные переговоры под дулами танков  за  колючей  проволокой
между детьми и бородатыми моджахедами,  причем и те и другие
поголовно вооружены до зубов, и ни слова в прессе о том, что
там происходит! Как это современно и демократично!
     - Переговоры,  между прочим,  проходят  весьма  серьез-
ные...  ненависть - это вам не фунт изюму... Хотите, расска-
жу?..  Религиозные предрассудки...  пресловутый  фундамента-
лизм...  новейшая военная доктрина...  прагматичный подход к
массовым психозам...  новый виток все той же спирали, но уже
совсем  в  другом измерении...  - Голем бубнил все это тихо,
монотонно и как-то невнятно, отрывочно. Голос его все больше
и больше заглушался ревом могучего двигателя, и Виктор вдруг
обнаружил, что видный психиатр сидит верхом на стволе танко-
вого орудия,  у самого его основания, и большими кусками ло-
пает сочный арбуз;  холодный розовый сок стекает у  него  по
подбородку,  а косточками Голем плюется,  как мальчишка,  во
все стороны.  Одна из косточек попадает Виктору в щеку, и он
возмущенно спрашивает:
     - Что вы делаете, Голем?!
     - На вам муха, - отвечает Голем.
     - Не на вам, а на вас, - поправляет Виктор.
     - Нет, на вам, - упорно повторяет Голем, - на мне нету.
     А потом вдруг становится совсем темно. И тихо. И только
слышно  в этой тишине,  как с кончика ствола падают в раска-
ленный песок тяжелые липкие капли арбузного сока.

                             9

     Ирма открыла ему дверь и вяло предложила:
     - Проходи, па.
     И он тут же забыл,  зачем пришел.  Голова была тяжелая,
хотелось спать,  а еще хотелось искупаться. Бредовая, конеч-
но,  идея,  и вообще для этого пришлось бы ехать к Селене на
дачу, а это было сейчас никак невозможно.
     Идя к дочери, он специально не стал пить с утра - толь-
ко  самую каплю - большой стакан лимонного сока и в него ма-
ленькую-маленькую рюмочку коньяку, просто, как писал Веничка
Ерофеев,  чтобы не так тошнило. А потом полложки соды в виде
порошка и запить водой.  И тогда сразу проходит изжога.  Вот
только голова... голова оставалась тяжелой.
     Он прошел в комнату,  сел на старый протертый  диван  и
посмотрел на Ирму. Ирма стояла, опершись на спинку кресла, и
в своем скромном,  но изящном домашнем платьице  была  очень
даже хороша.  Она становилась все больше похожа на Лолу,  но
была, безусловно, красивее ее.
     - Господи, что у тебя с глазом?
     - В аварию попал. Ерунда. Пройдет.
     - Ну а как ты вообще, папка?
     - Да ничего,  вот получил крупный гонорар  за  сценарий
сериала на телевидении, приехал сюда отдохнуть, поболтать со
старыми друзьями.  А здесь видишь что  делается:  танки  ка-
кие-то,  бедуины,  стрельба на улицах.  И такая жара!.. Знал
бы,  не поехал. Слушай, ты же всегда дождь любила. И Бол-Ку-
нац - тоже. Зачем вы сюда-то переехали?
     - Мы никуда не переезжали, папа.
     - То есть как?  Не понимаю. Это же совсем другой город.
Город, в котором я служил. А то был город, где я родился.
     - Правильно,  -  согласилась Ирма.  - Это совсем другой
город.  А того города просто уже нет. Не существует он боль-
ше. Но мы никуда не переезжали.
     - Понятно... - пробормотал Виктор.
     Ничего ему  было не понятно,  и тяжесть в голове посте-
пенно превратилась в боль.  Очевидно,  это как-то отразилось
на его лице. Ирма спросила:
     - Па, кофе хочешь?
     - Не уверен, - ответил он.
     Вошел Бол-Кунац. Жутко сутулый, совершенно седой, с по-
желтевшей кожей и трубкой в углу рта. Виктор едва узнал его.
     - Здравствуйте, господин Банев!
     Вот голос почти не изменился. Удивительно.
     - Ты называл меня так, когда был мальчишкой.
     - Точно. Я как раз и вспомнил те времена. Хотите пива?
     - С удовольствием, если можно. А ты тоже будешь?
     - Ну разумеется.
     Бол-Кунац сел в кресло и запалил свою трубку. Ирма при-
несла  шесть баночек пива из холодильника и ушла варить себе
кофе.
     - У вас с деньгами нормально? - спросил Виктор.
     - Нормально,  - сказал Бол-Кунац.  - Правда, нормально.
Спасибо, господин Банев.
     - А вам не кажется, что отсюда надо уезжать?
     - Одно время казалось, но сейчас уже поздно.
     - В каком смысле?
     - Да  во всех смыслах,  - сказал Бол-Кунац.  - Возраст,
дети - они никуда не поедут - и...  мы просто не успеем  уе-
хать. Опять же - куда?
     - Да куда угодно!  Разве сейчас с этим есть проблемы? -
спросил Виктор. - И что значит - не успеете уехать?
     - Нет, юридических проблем, конечно, нет никаких, и да-
же денег я нашел бы хоть на Америку.  Но я же говорю - дети.
Август - член Совета ветеранов ПВ,  Чика - студентка универ-
ситета,  будущий социопсихолог. Они же будут участниками со-
бытий. А события предстоят жаркие, и очень скоро, неужели вы
еще не поняли?  События будут такие,  что не только уехать -
уйти пешком будет трудновато в эти дни.
     - Вот об этом как раз я и хотел с тобой поговорить. Без
Ирмы.  Может быть,  вам куда-то уехать хотя бы на  время:  в
столицу,  или,  наоборот,  - куда-нибудь в глушь,  у меня же
есть дом в деревне.
     - Спасибо, господин Банев, мы останемся здесь.
     Бол-Кунац открыл вторую баночку пива и погрузился в си-
неватые клубы дыма.
     - Послушай, Бол, - сказал Виктор, он снова перестал по-
нимать, зачем пришел сюда, - но ты-то хоть можешь объяснить,
почему мир так круто переменился?
     - Наверно,  потому,  что мы проиграли.  Тогда. Нам дали
шанс. У нас была огромная сила в руках. А мы превратили ее в
красоту. В божественную красоту. Вот только наши розы - луч-
шие в мире розы - вырастали всегда без шипов.  Помните Экзю-
пери?  Розы должны быть с шипами.  Красоте необходима служба
безопасности.  Мы не подумали об этом. Мы решили, что в мире
есть  только  пары  противоположностей:  красота и уродство,
добро и зло, ум и глупость, а все остальное умещается в неп-
рерывный спектр между каждыми двумя полюсами. Нет, мы не уп-
рощали мир, мы просто исказили его так, как нам было удобно,
так,  как  нам подсказали,  и искаженный мир понравился нам,
страшно понравился.  Но за его пределами жил мир реальный, в
котором  признавали десять разных видов красоты и столько же
- уродства,  сотню принципиально разных  взглядов  на  ум  и
столько же - на глупость, и десять тысяч непохожих представ-
лений о добре и зле.  Наш мир существовал, выдерживая давле-
ние  реальности,  пока  не кончилась энергия,  подпитывавшая
его, а потом аккумулятор сел, а генератор, собственный гене-
ратор  энергии,  так  и не заработал.  И наш мир развалился.
Рассыпался. Нам пришлось вернуться в старый. Собственно, нам
даже  не надо было никуда идти.  Мы просто оказались опять в
знакомом старом мире.
     Бол-Кунац помолчал, выбил трубку в большую пепельницу и
принялся набивать ее по новой.  Тихо вошла в комнату Ирма  и
встала у окна. Бол-Кунац продолжил:
     - Помните, вы сказали тогда: "Не забыть бы мне вернуть-
ся".  Вы  не забыли и вернулись раньше других.  Вы просто не
догадались,  что вернуться придется всем.  Обязательно. Оче-
видно,  _о_н_и_ допускали такой вариант. О_н_и_ долго терпе-
ливо наблюдали за нами,  не вмешиваясь, но сегодня - неужели
вы еще не поняли?  - _о_н_и_ предпринимают вторую попытку. И
мне хочется верить, что наши дети все-таки сумеют найти свой
собственный источник энергии. Сколько же можно жить на халя-
ву? Ведь наши дети стали совсем другими, не похожими на нас,
еще меньше похожими,  чем мы на вас. Да и _о_н_и_ тоже стали
другими. И это нормально...
     - Они - это мокрецы? - вспомнил вдруг Виктор это стран-
ное, давно забытое слово - слово не просто из прошлого, сло-
во как бы из другого мира, из другой реальности.
     - Сами вы мокрецы!  - сказала  вдруг  Ирма  обиженно  и
громко.  -  Боги  спускаются на Землю,  а вы называете их то
мокрецами и считаете прокаженными, то бедуинами и зачисляете
в психопаты. Странная традиция складывается в этом мире.
     - Погоди,  Ирма,  - ошарашенно прервал ее Виктор,  - ты
считаешь, что бедуины - это все те же мокрецы?
     - Не знаю,  но я так чувствую,  я не могу этого  объяс-
нить.
     - Ирма,  - сказал Бол-Кунац,  - принеси еще пива, пожа-
луйста.
     Потом затянулся сиреневым ароматным дымом и снова прис-
тально посмотрел на Виктора.
     - Я же говорю,  это вторая попытка.  Они пришли  теперь
уже не к нам. Они пришли к нашим детям.
     - Так почему же ваши дети их ненавидят?!
     - Вот!  - воскликнул Бол-Кунац. - Здесь-то собака и за-
рыта. В этом вся суть. Но только вы ее, наверно, не поймете.
     Виктор тоже  пил  уже четвертую баночку пива,  голова у
него прошла,  сигареты курились одна за одной с большим удо-
вольствием,  и  он  был полон решимости понять _в_с_е_ в это
утро.
     - Но почему,  почему все говорят мне,  что я чего-то не
пойму?  Я что,  похож на идиота?  - вопросил Виктор. - Или я
стал уже ходячим анахронизмом?
     - Второе ближе к истине,  господин Банев,  но  тоже  не
совсем верно. Можно, я начну издалека?
     - Начинай.
     - Помните,  у Достоевского?  Кажется,  в "Идиоте". (За-
метьте,  как я изящно цитирую классику,  - это к вопросу  об
идиотах.) Помните там такое рассуждение,  что есть у нас са-
мые разные замечательные мастера во всех областях и  во  все
времена такие были, вот только не хватало всегда ЛЮДЕЙ ПРАК-
ТИЧЕСКИХ. Сегодня их тоже не хватает, господин Банев.
     А особенно  остро  ЛЮДЕЙ  ПРАКТИЧЕСКИХ не хватало нам в
нашем изысканно искаженном, прекрасном, придуманном мире. Их
не хватает постоянно, но сегодня они должны найтись, сегодня
ставка делается на  них,  наконец-то  на  них.  Боги  отдают
власть ЧЕЛОВЕКУ ПРАКТИЧЕСКОМУ, но ЧЕЛОВЕК ПРАКТИЧЕСКИЙ в бо-
гов не верит,  не любит он богов, и за навязчивость начинает
их даже ненавидеть. А богам только того и нужно. Культивируя
ненависть,  они аккумулируют энергию  ЛЮДЕЙ  ПРАКТИЧЕСКИХ  и
взращивают их для новой самостоятельной жизни. Понятно?
     - Более-менее,  - проговорил Виктор,  из последних  сил
пытаясь поспеть за парадоксальным ходом мысли собеседника.
     - Я называю  их  богами  с  подачи  Ирмы,  -  продолжал
Бол-Кунац.  - Это удобнее, потому что короче и яснее. На са-
мом деле я их богами не считаю. Они, конечно же, люди. Они в
большей степени люди, чем мы с вами. Но они люди иного уров-
ня.  Поэтому они и эмоции вызывают более  высокого  порядка.
Ненависть  к ним - это вам не ненависть к соседу по квартире
или к жулику продавцу на рынке.  Она настолько  сильна,  что
переходит в новое качество.  Она становится Ненавистью Сози-
дающей.
     "Стоп, - подумал Виктор, - кто-то уже говорил мне о Не-
нависти Созидающей. Селена? Голем? Антон? Нет, только не Ан-
тон..."
     - А вот скажи,  Бол,  ведь бедуинов ненавидят не только
ваши юные супермены, но и еще много-много людей разных поко-
лений, да и социально разных. Это имеет какое-то отношение к
сути?
     - К сути?  Практически никакого,  но давайте разберемся
поконкретнее, кого вы имеете в виду?
     - Ну, например, господина Антона Думбеля.
     - Кто таков?
     - Сотрудник департамента безопасности. Здесь, в городе,
работает инкогнито. Бедуинов ненавидит люто, призывает физи-
чески уничтожить, а заодно с ними и остальных мусульман.
     - Клинический случай,  - улыбнулся Бол-Кунац. - И потом
ведь бедуины - не мусульмане. Наши местные бедуины.
     - Ой ли?
     - Ну конечно. Вот вы, например, христианин?
     - Я крещен в костеле.
     - Блестящий ответ! Вот именно - вас окрестили в костеле
-  и все.  А им сделали обрезание в мечети - и тоже все.  На
том уровне социального сознания,  который занимаете вы и ко-
торый занимают бедуины, это уже не имеет ровным счетом ника-
кого значения.  Когда мы пытались  создавать  свой  мир,  мы
очень  хорошо понимали это,  мы только недоучли,  что не все
люди на планете такие умные и интеллектуально  зрелые,  как,
например,  Виктор Банев. Есть очень, очень много вполне при-
личных, вполне добрых и по-своему неглупых людей, которые не
со  зла,  а просто в силу своего уровня сознания не способны
понять - ну, не способны! - как это могут быть равны во всем
негры и белые,  евреи и арабы, японцы и корейцы. Они ведь не
то чтобы не хотят - они _н_е _м_о_г_у_т_  такого  понять.  И
это необходимо учитывать. Мы не учли. - Он помолчал. - И еще
кое-чего не учли тоже. Мы умели творить и строить, мы слуша-
ли  музыку  и  слушали дождь,  мы читали стихи и философские
трактаты, мы почти научились читать мысли друг друга, но за-
то полностью утратили способность уничтожать.  А мир устроен
таким образом, что без этого не проживешь. Даже элементарные
отходы,  обыкновенные  фекалии  нельзя  просто откладывать в
сторону - они тогда заполонят все на свете.  А есть еще  бо-
лезни.  Представьте  себе  хирурга,  который  боится тронуть
скальпелем опухоль и вместо этого вступает с ней в перегово-
ры.
     - Лично у меня, - сказал Виктор, - такой хирург вызыва-
ет восхищение.
     - У меня тоже,  - согласился Бол-Кунац,  - но по  жизни
таких хирургов практически не бывает.  И функцию уничтожения
все равно кому-то приходится выполнять.  Вы - интеллигент, я
интеллигент  -  мы  отказываемся.  И  зовем варягов,  словно
электрика - починить пылесос. Но это ведь не починить - это,
наоборот,  уничтожить. И тут уместнее другое сравнение: поз-
вали добрые люди мужика - поросенка зарезать,  а он так  ув-
лекся,  что вместе с поросенком и добрых людей зарезал.  Так
примерно и получается.  Никому нельзя в этом мире  передове-
рять  функцию  уничтожения.  Ею лично должен владеть созида-
тель,  строитель, творец. Я знаю, что вам не нравятся трени-
рованные  мальчики,  кричащие на площади "Смерть бедуинам!",
вы даже не хотите встречаться с собственным внуком.  Но  по-
верьте мне,  лозунгами и угрозами они переболеют, а главное,
здоровое и рациональное зерно в  них  сохранится.  Поверьте,
они подготовлены к тому, чтобы держать в руках скальпель хи-
рурга, а не топор палача.
     - А  тебе не кажется,  Бол,  что в социальном аспекте -
это одно и то же?
     - Мне-то  кажется,  но  я  вам излагаю их точку зрения,
чтобы вы поняли.
     - Ах вот как.
     - Да,  господин Банев.  А от себя я добавлю еще  только
одно.  Мальчики-супермены,  которые  идут  сегодня  к власти
(подчеркиваю - идут,  а не рвутся,  как до сих пор все  рва-
лись), не просто умеют убивать. Они прошли войну и знают це-
ну смерти.  Именно поэтому,  придя к власти,  они не  станут
прежде всего составлять расстрельные списки,  как это делали
во все времена разнообразные философы-полиглоты типа  Ленина
и народные поэты-гуманисты типа Нур Мухаммеда Тараки.
     - А ты уверен,  что действительно не станут?  - спросил
Виктор.
     - Да ни в чем я не уверен!  -  разозлился  Бол-Кунац  и
принялся яростно выбивать очередную трубку. - Просто я неис-
правимый оптимист.
     И он закашлялся на слове "оптимист".
     Виктор поднялся:
     - Мне пора.  Я еще зайду к вам. Мы очень хорошо погово-
рили. Спасибо за пиво.
     Провожая его до дверей, Ирма сказала:
     - Отец, я слышала, тебе предлагают выступить на телеви-
дении.  Было бы очень хорошо,  если бы ты согласился. Ты мо-
жешь сказать им всем что-то важное. Я знаю.
     Виктор улыбнулся. Ему было приятно.
     - И ты туда же! - только и сказал он.

     Посреди совершенно опустевшей улицы он глянул на часы и
присвистнул.  Ничего себе утро! Было уже пять пополудни. Си-
еста кончалась.  До встречи в мэрии можно было разве что ус-
петь пообедать и пропустить стаканчик ментоловой у Тэдди.

                             10

     А у Тэдди было совсем пусто. Даже Квадрига еще не подо-
шел. Только за угловым столиком обедали, как всегда, молодой
человек  в сильных очках и его длинный спутник,  да в другом
углу шушукалась какая-то молодая парочка. Сам Тэдди стоял за
стойкой и вдумчиво протирал стаканы.
     - Привет, - сказал Виктор, - сделай мне ментоловой, по-
жалуйста.
     - Опять не спали в сиесту, - укорил Тэдди.
     - Да не привык я. А к тому же тебе не кажется, что сей-
час страшновато стало ложиться спать.  Лучше быть все  время
начеку.
     Тэдди оценивающе посмотрел на огромный синяк под  левым
глазом Виктора,  припухший и фиолетово-желтый теперь,  и вы-
нужден был согласиться.
     - Должно быть,  вы правы,  господин Банев. Слышали, мэр
подал в отставку?
     - Нет. А что, это важно?
     - Само по себе,  наверно,  нет. А про комендантский час
слыхали?
     - Так уже объявили? - удивился Виктор.
     - Ну конечно,  и причем с двадцати двух ноль-ноль.  Ка-
жется, у нас опять революция.
     - Не революция,  Тэдди.  Революции раньше были.  Теперь
это называется путчем.
     - А,  - Тэдди махнул рукой, - какая разница! Опять окна
поколотят,  электричество вырубят, грязь разведут и выпьют у
меня все, ни гроша не заплатив. Каждый раз одно и то же. На-
доело все.
     Он вздохнул.
     - Сейчас по-другому будет, - сказал Виктор.
     - Вы так думаете? Или знаете? - поинтересовался Тэдди.
     - Предполагаю,  - ответил Виктор.  - Что я могу  знать?
Знает у нас все только доктор Голем.
     - Где он, кстати? Второй день его не вижу.
     - Очевидно, дела.
     - Революционные заботы? - усмехнулся Тэдди.
     - Путчистские, друг мой, путчистские, - поправил Виктор
и опрокинул наконец рюмку, наслаждаясь разливающимся по гор-
тани ментоловым морозцем.
     Боковым зрением он отметил,  что двое контрразведчиков,
или кто они там,  поднялись из-за углового столика и пошли к
выходу. Мгновенно созрела идея, и Виктор сказал:
     - Спасибо, Тэдди. Мне пора. Вечером зайду еще.
     Он нагнал их уже почти на улице,  в тамбуре между стек-
лянными дверями. Сюда круглосуточно нагнетался довольно шум-
ными кондиционерами холодный  воздух.  Завсегдатаи  называли
этот  закуток  аквариумом,  и  для короткого конспиративного
разговора,  какой задумал Виктор,  место можно было  считать
идеальным.  Если  они  не захотят общаться,  он тут же уйдет
своей дорогой, а возможный сторонний наблюдатель сочтет, что
Виктор  просто сказал им "разрешите пройти" или что-нибудь в
этом роде.
     - Господа, - произнес он четко и достаточно громко, - у
меня к вам разговор.
     Долговязый профессионально  ощупал  Виктора  взглядом с
головы до ноги,  даже не прикасаясь руками, уверенно опреде-
лил: безоружен.
     - Проходите в машину,  - сказал он.  - Черный "шевроле"
за углом направо. Водителю скажите: "Вариант Б-15".
     Они вышли из ресторана первыми.  Долговязый  безмятежно
закурил, вертя головой как бы в поисках такси, а молодой че-
ловек со своим портфельчиком,  который держал двумя  руками,
встал рядом и хмуро смотрел себе под ноги.
     Окошко со стороны водителя в черном "шевроле" было при-
открыто,  лысый  бугай  за рулем исправно среагировал на па-
роль,  и,  как только Виктор сел на заднее  сиденье,  машина
тронулась. Все это было похоже на дурной шпионский детектив,
каких сам он отродясь не писал,  да и не читал в общем-то. А
еще  ситуация  мучительно  напоминала ему какой-то эпизод из
его,  прошлой жизни,  но только сейчас не об этом надо  было
думать, не об этом...
     "Шевроле" поворачивал два или три раза и наконец  подъ-
ехал к месту встречи. Долговязый сел рядом с Виктором, а мо-
лодой человек вполоборота на переднем сиденье. Водитель безо
всякого приказа поднялся и вышел погулять.
     - Ну-с, - сказал молодой человек.
     - Мне стало известно,  что господин Думбель - не просто
инспектор по делам национальностей.
     - Мы это знаем, - спокойно ответил долговязый. - Ситуа-
ция под контролем.
     - Но господин Думбель хотел убить бедуина, и только мое
вмешательство спасло ему жизнь.
     - Когда это было? - заинтересовался долговязый.
     - Вчера, около семи вечера.
     - Похвально, - произнес молодой человеке непонятным вы-
ражением.
     - А вот скажите,  Антон Думбель пытался убить бедуина с
помощью огнестрельного оружия?
     - Да,  - сказал Виктор,  пытаясь сообразить,  какое это
может иметь значение.
     - Господи! - не выдержал молодой человек. - Почему же у
них все такие тупые?
     - А еще,  - непонятно зачем, Виктор решил продолжить. -
За бедуином гнались двое в масках...
     - И в спортивных костюмах, - подхватил долговязый.
     - Это вы тоже знаете, - разочарованно сказал Виктор.
     - Работаем.  -  Долговязый  как-то даже виновато развел
руками. - А вы-то, собственно, чего от нас хотите?
     - Защиты,  - честно признался Виктор. - Думбель мне уг-
рожал.
     - Не бойтесь, - успокоил долговязый совсем по-отечески.
- Думбель всем угрожает. Он просто трепло.
     - Не  просто.  -  Виктор грустно ухмыльнулся и повертел
левой рукой около лица.
     - Ах,  это он вас так разукрасил!  Сочувствую, - сказал
долговязый.
     Виктору сделалось совсем противно, он уже не чаял, ког-
да же вырвется из этой машины, и жалобно спросил:
     - Я пойду?
     - Идите, конечно, - разрешил молодой человек.
     Он снял свои сильные, чуть затемненные очки, чтобы про-
тереть их, и Виктор впервые увидел его глаза. Глаза были ма-
ленькие,  совершенно бесцветные и пустые, как погасшие инди-
каторные лампочки на сложном приборе.
     - Идите,  - повторил он.  - И мой вам совет,  Банев. Не
лезьте куда не следует. У нас своя работа, у вас - своя. Вам
сейчас  предстоит очень важная работа.  Куплетистом вы были,
романистом были, сценаристом даже были. Побудьте теперь гла-
шатаем. Или, как это точнее, рупором, что ли? Желаю успеха.
     Виктор вылез из машины не прощаясь и хлопнул дверцей. А
собственно, зачем прощаться, если вначале не здоровался?
     Зачем он вообще с ними разговаривал? Для чего? Извечное
стремление все понять, во всем разобраться? Или просто хотел
отомстить Антону? Или это действительно страх?
     На улице,  казалось, стало еще жарче, если такое вообще
было возможно.  Сколько это - пятьдесят, шестьдесят по Цель-
сию?  На термометр последнее время предпочитали не смотреть,
чтобы не сойти с ума.  Но пекло уже не как в  Сахаре,  пекло
как  в  Долине  Смерти,  а может быть,  и того хлеще - как в
финской бане.
     "Кстати, о финской бане,  - подумал Виктор. - Хорошо бы
сейчас еще рюмочку финской ментоловой, а вечером к Селене на
дачу и искупаться".

     Возле мэрии он поначалу растерялся.  Вход охраняли, как
это теперь уже было принято повсюду, полицейские совместно с
ветеранами. Юнцы из СВПВ очень любили для краткости называть
себя ветеранами,  и конечно, особенно любили это те, которые
и пороха-то не нюхали. У входа в мэрию стояли, похоже, имен-
но такие. И Виктор понял: эти ни за что не пропустят.
     Было уже без двух пять, и он бы, пожалуй, опять наделал
глупостей,  но  тут  подъехал  роскошный   ультрасовременный
японский  джип,  кажется "тойота-раннер",  и в сопровождении
двух телохранителей вышел Абэ  Бон-Хафиис.  Виктор  даже  не
сразу узнал его:  шикарный светский костюм,  белая рубашка с
галстуком, заколка, очевидно, с бриллиантом. Только косматая
борода и напоминала о бедуинском происхождении.
     - Здравствуйте, господин Банев. Вы меня ждете? Пойдемте
наверх.
     Они поднялись в пустующий кабинет самого мэра,  и Хафи-
ис, отпустив охрану, уверенно занял кресло градоначальника.
     - Теперь вы будете у нас мэром? - осторожно поинтересо-
вался Виктор.
     - Да ну что вы!  Просто кресло удобное.  Я не занимаюсь
политикой в таких конкретных формах.  И потом, неужели вы не
понимаете, что уровень мэра - это для меня слишком мелко?
     - А я, господин Хафиис, вообще ничего не понимаю.
     - Не прибедняйтесь.  Чего тут  понимать?  Мэром  будет,
возможно, Селена.
     - Селена? - переспросил Виктор. - А Фарим?
     - Фарим! - улыбнулся Хафиис. - Фарим будет президентом.
     - Правда? - Виктор тоже вежливо улыбнулся.
     - Шучу.  Хотя в каждой шутке... ну, вы понимаете. Собс-
твенно,  я же не для этого вас сюда пригласил.  А для  того,
чтобы поговорить о вашем выступлении на ТВ.
     - Это с такой-то рожей?
     - Неважно,  - махнул рукой Хафиис. - В телецентре хоро-
шие гримеры.  Ну а потом,  в конце концов,  так и  объясните
зрителям, что пострадали в борьбе с реакционными силами.
     - А орден Доблести мне за это не дадут?
     - Это смотря по тому,  как вы выступите в эфире, - ядо-
вито ответил Хафиис.
     - Простите,  а  то,  что  я буду выступать,  решено уже
окончательно?
     - У вас есть возражения?
     - У меня ясности нет.
     - А ясность мы сейчас внесем, - уверенно пообещал беду-
инский идеолог.  - Вам  хочется  знать,  разумеется,  _ч_т_о
_и_м_е_н_н_о_  вы должны говорить.  - Хафиис встал и заходил
по кабинету.  - А ничего не должны.  Говорите все,  что  вам
заблагорассудится,  все,  что вы на самом деле думаете, все,
что сумели понять,  и о том,  чего понять не сумели,  - тоже
говорите.  Главное,  держитесь в рамках выбранной темы. Ну и
регламент, конечно, не больше пятнадцати минут. А тема - на-
ше будущее. Национальные проблемы. Религиозные проблемы. Во-
енное противостояние.  Власть и свобода.  Роль спецслужб  во
всем этом. Вот примерно так.
     - А почему именно я?
     - Результат социологического опроса.
     - Не может быть!
     - Правда,  правда, - заверил Хафиис. - Конечно, это был
не единственный критерий.  Опрос дал много фамилий, но у нас
еще были эксперты.
     - У _в_а_с_?
     - Послушайте, Банев, мне бы не хотелось сейчас открытым
текстом называть,  кто такие _м_ы_.  Это преждевременно.  Вы
окажетесь не готовы. - Он помолчал. - Вы Голему верите?
     - Да.
     - А Селене?
     - Знаете, почему-то тоже.
     - Вот и прекрасно.  Они оба с нами.  Может быть,  этого
будет пока достаточно?
     - Пока  достаточно,  -  повторил Виктор,  как эхо.  - И
все-таки не понимаю, почему именно я?
     - А помните,  - сказал Хафиис,  - когда у нас поменялся
президент, новогоднее поздравление народу делала рок-звезда?
     - Но я же не рок-звезда,  - улыбнулся Виктор, - и вроде
не Новый год сейчас.
     - Вы почти рок-звезда,  Банев. А Новый год настанет так
скоро, как вы и представить себе не можете.
     - Сегодня, что ли?
     - Ну нет,  это уж слишком. Ваше выступление планируется
в  завтрашнем вечернем эфире,  перед информационной програм-
мой.
     - Значит,  завтра...  Да, господин Хафиис, вот еще что!
Почему это всякая сволочь из охранки  считает  своим  долгом
пожелать мне успеха в этом выступлении?
     - А вот на это вы не обращайте внимания.  Когда в преж-
ние  годы  ваши  хорошие,  честные книги хвалил какой-нибудь
мерзавец из придворных критиков,  вы придавали этому  значе-
ние?
     - Придавал, - ответил Виктор коротко.
     - А зря,  батенька,  зря.  Здоровье свое надо щадить. Я
вот научился в свое время не замечать ни собачьего  лая,  ни
льстивого мурлыканья.
     - У вас книги другие, - заметил Виктор.
     - Да,  у меня книги другие, - согласился Хафиис и снова
помолчал. - А что это вы совсем не спрашиваете об оплате?
     - Да  просто у меня сейчас с деньгами все в порядке.  И
потом,  после переворота, как я понимаю, мне будет предложен
пост... ну, скажем, министра культуры в новом правительстве.
Или я не прав?
     - Вряд ли, - серьезно сказал Хафиис. - А вы хотите?
     - Нет.
     - Ну вот и славно.  Мы просто намерены дать вам возмож-
ность писать.  И издаваться.  А главное - будет кому вас чи-
тать.
     - Откуда же они возьмутся,  эти читатели?  Из  космоса,
что ли?
     - Да нет.  Они есть тут,  их много.  И вы это прекрасно
знаете. Просто сегодня им решительно некогда читать. И неза-
чем.  А будет так, что у людей снова появятся и время, и же-
лание читать ваши книги.
     - Да вы, я смотрю, оптимист! Прямо как мой зять.
     - Ну нет. Ваш зять оптимист абстрактный. А я - конкрет-
ный оптимист. Хотите выпить за конкретный оптимизм? Есть за-
мечательный коньяк "Давидофф".
     - А вы тоже будете?
     - Конечно!
     - Так вы же мусульманин.
     - Ну уж не до такой степени, - сказал Хафиис.

     Виктор уходил из мэрии, и его не покидало ощущение, что
все это уже было,  было однажды. Как-то немножко по-другому,
но  было.  Впрочем,  больше всего ему хотелось сейчас видеть
Селену.
     Он позвонил ей на дачу прямо от Тэдди:
     - Селена, больше всего на свете я хочу сейчас искупать-
ся. Ты слышишь?
     - Приезжай,  я встречу тебя на КПП.  Во сколько ты  бу-
дешь?
     - Сейчас половина девятого. Я приеду в половине... нет,
давай к десяти, чтобы тебе не пришлось ждать.
     - О'кей, Виктор.
     Он вдруг  почувствовал  себя молодым и сильным.  Он был
нужен Селене, и этим ее чумным мальчишкам, и бедуинам он был
нужен,  и даже спецслужбам (это,  разумеется, не в новинку).
Но главное - все-таки главное!  - он был нужен Селене.  Было
очень здорово ощущать себя нужным ей.
     Все еще улыбаясь,  он подошел к привычному столику. Го-
лем  рассматривал маленькую рюмку коньяка,  которую держал в
руке. Подняв глаза на Виктора, он спросил:
     - Обо всем договорились?
     - С кем, с Селеной?
     - Да нет, в мэрии.
     - А, с этим... Там все в порядке.
     - Ну и слава Богу.  Садитесь, выпейте с нами, Виктор, а
то мы с Квадригой совсем заскучали.
     - Нет,  нет, только одну рюмку ментоловой, и я полетел.
Меня ждет женщина. Кстати, Голем. Вы не дадите мне машину?
     - К сожалению,  Виктор.  У меня все машины в разъездах.
Можно ведь доехать и на электричке.
     - А вы знаете, куда я еду?
     - Конечно, знаю. Разве вы еще не привыкли к этому, Вик-
тор?
     - Кажется,  туже привык.  За вашу проницательность, Го-
лем!
     Виктор поднял рюмку. Они чокнулись.
     Квадрига пробормотал:
     - Особая рота спецназа.  В приграничном районе. Уничто-
жена полностью.
     - Мрачные у него нынче фантазии, - заметил Голем. - Пе-
редавайте привет Селене. Я ее не видел сегодня.
     - Обязательно, - сказал Виктор. - Можно задать вам один
вопрос?
     - Задать можно.
     - Бедуины имеют что-нибудь против нас?
     - Это смотря кого вы имеете в виду под словом "нас".
     - Н-ну, - замялся Виктор, - против всех нас, против жи-
телей города вообще.
     - Конечно,  нет,  - уверенно сказал Голем.  - Бедуины и
сами - жители города.
     - А против СВПВ?
     - Тоже нет.
     - Странно. Ну а против тайной полиции?
     - Знаете,  Виктор,  скажу вам как врач:  тайную полицию
они  не  любят,  только не надо делать из этого политических
выводов. Ладно?
     - Я постараюсь. А чрезвычайное положение бедуины ввели?
     - Чрезвычайное положение у нас  по  конституции  вводит
президент. Виктуар, вы и так разбили свой один вопрос на три
части. Я ответил. А это уже совсем новая тема. Вас же Селена
ждет.
     - Вы,  как всегда, необычайно любезны, Голем, - провор-
чал Виктор. - Счастливо!
     - Постойте,  я только хотел объяснить.  По поводу ЧП  и
прочей  ерунды  вам лучше меня расскажет Селена.  Но вот что
важно.  Вы, я вижу, готовитесь к своей речи. Так поймите же:
никакая новая информация вам теперь не поможет. Не нужна она
больше. Поверьте.
     - Счастливо, - повторил Виктор после паузы.
     Голем, конечно же,  мудр.  Мудр, как библейский пророк.
Но иногда совершенно не хочется ему верить.  А впрочем, про-
рокам, как правило, никто и не верит.

     Виктор не поехал на электричке,  он свернул на знакомые
задворки,  завел, в точности как накануне, старенький разби-
тый микроавтобус "форд" и,  с радостью обнаружив,  что  одна
фара у него все-таки светит,  поехал через весь город на За-
падное шоссе и дальше, в Перепелкин Лес. Было уже совершенно
не  важно,  чья  это машина.  В канун приближающихся событий
Виктор не побрезговал бы угнать и бэтээр.

                             11

     Фары встречной машины были расставлены слишком широко -
грейдер не грейдер,  но уж какой-то грузовик - это точно,  в
крайнем случае "хаммер".  В последнее время в городе  появи-
лось несколько этих супервездеходов, причем с частными номе-
рами, - супервездеходов, продаваемых в Америке (где их и де-
лают) только с разрешения Конгресса.
     Виктор притормозил и опасливо вертанул руль вправо, од-
новременно  нащупывая  в  кармане пистолет.  Что здесь может
быть нужно за несколько минут до комендантского  часа  како-
му-то  грузовику  или пижонскому "хаммеру"?  Ох,  не к добру
это!
     Но машина  оказалась  не "хаммером" и даже не бэтээром.
Это был огромный автобус  "мерседес",  и  единственная  фара
Викторова "форда" высветила яркую надпись по борту:  "РЕЧНЫЕ
ВОЛКИ", а еще - одинаковые лица у окон, дружно повернувшиеся
в его сторону.
     "Господи, куда же они едут, несчастные?" - подумал Вик-
тор, но уже через несколько секунд напрочь забыл о спортсме-
нах:  в конусе света возник полосатый шлагбаум, будка, поли-
цейский. Сцепление, тормоз, ручку в нейтраль.
     Подъехавший с той стороны "кадиллак" был покруче давеш-
него "ситроена". Виктор вышел из машины, Селена тоже.
     - Бросай свою колымагу здесь и садись ко мне, - сказала
она.
     Они не отъехали еще и ста метров от КПП,  когда  Селена
бросила руль и накинулась на Виктора,  как дикая кошка.  Оба
передних сиденья,  повинуясь какой-то кнопке, стали медленно
раскладываться, превращаясь в настоящую двуспальную кровать.
     - Я люблю тебя, Вик, - шептала Селена.
     - Погоди,  -  смеялся он,  - я же больше всего на свете
хотел искупаться. Я хотел искупаться _д_о_.
     - Это чудесно, - шептала Селена. - Все будет как ты хо-
тел. Но я дополняю от себя: сделаю так, что ты искупаешься и
до, и после. Ладно?

     Она не стала одеваться,  садясь обратно за руль, только
теннисные туфли натянула вместе с гетрами - все-таки босиком
неприятно давить на педали.  "Кадиллак" рванул с места,  как
дикий мустанг, все пять поворотов до дачи они прошли на ско-
рости  не меньше пятидесяти миль в час,  с визгом тормозов и
пулеметной дробью гальки по чужим заборам,  ветер свистел  в
открытых со всех сторон окошках и верхнем люке,  мотор ревел
как раненый зверь,  и обнаженная Селена была похожа на  ама-
зонку,  объезжающую непокорного жеребца.  Отправляясь встре-
чать гостя, она оставила открытым въезд на участок, а теперь
вышла закрыть,  и Виктор любовался ее изящной фарфоровой фи-
гуркой в свете луны на фоне тяжелых мрачных ворот,  проскри-
певших в ночи тревожно и тоскливо.
     Прочь тревогу, прочь тоску!
     Они нырнули в бассейн, взметая веером сверкающие сереб-
ряные брызги.  Они резвились в воде, как два молодых дельфи-
на,  и вода вскипала, и шальной прибой лупил в искусственные
кафельные стены,  а большая луна на черно-бордовом небосводе
сделалась  совсем  красной  то ли от чудовищной жары,  то ли
просто от стыда за то, что ей приходилось видеть...
     - Селена,  - сказал Виктор,  все еще тяжело дыша, когда
они поднялись в верхнюю комнату  и  окунулись  в  ее  нежную
прохладу и белизну. - Скажи, Селена, что будет завтра?
     - Завтра?  Может быть,  ничего не будет.  А может быть,
будет бой.
     - С бедуинами?
     - Ага, с ними.
     - А они воевать-то умеют? - серьезно спросил Виктор.
     - Они  все  умеют.  К сожалению,  - проговорила Селена,
глядя куда-то в сторону.
     - Ну а убить-то их можно?  - спросил Виктор еще серьез-
нее.
     Селена повернулась и долго смотрела на Виктора молча.
     - А ты много знаешь, - произнесла она наконец.
     - Не очень. Просто я наблюдательный человек. Нам, писа-
телям,  инженерам человеческих душ, это совершенно необходи-
мо.
     - А-а-а,  - протянула Селена, - наблюдательный. - И до-
бавила после паузы:  - Можно их убить, можно. Не совсем так,
как обычных людей, но можно. Их уже убивали.
     - Кто же это? - поинтересовался Виктор.
     - Не мы, - коротко ответила Селена.
     Они помолчали. Потом девушка поднялась и достала из ба-
ра бутылку коньяка и два классических фужера "тюльпан", а из
холодильника - бутылку шампанского.
     - Шампанского я не пью,  - сказал Виктор. - Практически
никогда. Или это по поводу Нового года?
     Селена вздрогнула:
     - Почему ты говоришь о Новом годе?
     - Потому что господин Хафиис велел мне подготовить  но-
вогоднее приветствие нашему Народу.
     - Велел? - переспросила Селена.
     - Шучу.  Ничего  он мне не велел.  Просто объяснил свою
точку зрения.  И я вроде все понял.  Давай выпьем по  такому
поводу. Со мной это редко бывает, чтобы я все понимал.
     Селена выпила шампанского, а Виктор все-таки коньяку.
     - Слушай, - сказал он через полминуты, неторопливо про-
чувствовав тонкий букет коллекционного "Наполеона",  -  дав-
ненько  я не пробовал такого божественного напитка!  - И тут
же без перехода:  - Ну неужели вы не можете с  ними  догово-
риться?!  Неужели опять надо заливать кровью полгорода?  Или
полстраны? А может быть, полмира?
     - Может  быть,  - сказала Селена тихо.  - Мы пытались и
пытаемся договориться.  Среди нас нет сумасшедших,  и мы  не
хотим убивать ради убийства и умирать ради смерти.  Но с бе-
дуинами невозможно договориться.  Мы просто не  можем  найти
конструктивной базы для переговоров. У нас к ним очень много
требований.  У них к нам - никаких. Им от нас ничего, ну аб-
солютно ничего не нужно.  У них уже все есть. Они всего дос-
тигли. Они, по их собственному мнению, уже победили. Они жи-
вут своей,  ни от кого не зависящей жизнью и не хотят подчи-
няться нашим законам.
     - Да и Бог с ними. Пусть живут как хотят.
     - Только не на нашей  территории,  -  процедила  Селена
сквозь зубы.
     Она даже побледнела от ярости и была как-то  по-новому,
необычно хороша.
     - Тоже мне территория! - не унимался Виктор.
     Было так интересно злить эту девчонку!  В конце концов,
он просто не видел другого  способа  вытянуть  из  нее  хоть
что-нибудь,  молчит ведь обычно как партизан, как доктор Го-
лем молчит, и только улыбается хитро, а тут вдруг такие отк-
ровения пошли!
     - Какая это наша территория?  - рассуждал Виктор.  - Их
же за колючей проволокой держат. А теперь еще эти танки...
     - Вот именно,  что теперь,  - откликнулась Селена.  - И
может быть,  уже поздно.  А колючая проволока...  Они за нее
сами спрятались.  Они же по городу ходят как по своим  бара-
кам, они уже по всему миру ездят, это же не единственный та-
кой Лагерь, и бедуинов с каждым днем становится все больше и
больше!  Это  же тихая агрессия,  это страшная тихая экспан-
сия!..
     - Погоди,  как  же их может становиться больше,  если у
них детей не бывает?
     - Да ты что?!  - Селена округлила глаза и даже рот при-
открыла.  - Ты разве не знаешь? Бедуинами не рождаются - бе-
дуинами становятся. Бедуины - это же не нация, это...
     Она вдруг ошарашенно замолчала,  поняв что-то,  и затем
выпалила:
     - Так ты решил,  что мы ненавидим их по  национальному,
по  этническому  признаку?!  Господи,  да ты нас за фашистов
посчитал! А это они, бедуины, и есть фашисты. Это они назва-
лись высшей расой,  высокомерные элитарные существа,  они не
хотят идти ни на какие уступки,  они  издеваются  над  нами,
презирают нас - это ли не фашизм?
     - Прости,  но доктор Голем,  кажется, не считает их фа-
шистами?
     - Доктор Голем?  - вскинулась Селена.  - Хороший стари-
кан, но у него уже крыша едет. Шутка ли - столько лет с пси-
хами работать.
     - И Бон-Хафиис очень мало на фашиста похож, - гнул Вик-
тор свое.
     - Ну, этого ты просто плохо знаешь. Хитрющая лиса, иде-
олог, мозговой центр, геббельс мусульманский...
     Виктор загадочно улыбнулся.
     - Ну все,  - сказал он, - хватит. Успокойся. Еще по ма-
ленькой коньячку - и спать! Я уже понял самое главное.
     - Что ты понял? - не столько спросила, сколько возмути-
лась Селена.
     - То, что я сейчас понял, - медленно проговорил Виктор,
- тебе, девочка, пока еще будет недоступно.
     - Ах ты, скотина! - беззлобно закричала Селена, вскаки-
вая  и  принимая  боевую стойку.  - Вот я тебе сейчас покажу
"недоступно"!
     И тут  началось такое!..  Виктор тоже когда-то немножко
учился восточным боевым искусствам.  Но вместо кимоно на них
были сейчас купальные халаты,  и, глядя со стороны, никто не
сказал бы однозначно,  чего  в  этих  псевдояпонских  танцах
больше, - каратэ или эротики. Чтоб разобраться в этом, приш-
лось действительно выпить еще по чуть-чуть.  И они  разобра-
лись,  отлично во всем разобрались.  Так хорошо,  что наутро
Виктор даже не услышал будильника. А может, просто забыл его
поставить.

     Услышал он  громкий  сигнал автомобиля с подъездной до-
рожки. Селена тоже услышала. Глянула на часы и, зевнув, поп-
росила:
     - Вик, глянь, кто там.
     С трудом попадая в рукава халата, он подошел к окну. Из
темно-синего приземистого "понтиака" вышел юный лидер  вете-
ранов. Один, без охраны.
     - Это Фарим, - сообщил Виктор. - Ты ждала его?
     - Да.
     Селена нашарила какой-то пультик и открыла внизу  дверь
гостю. Фарим мгновенно взлетел на второй этаж.
     - Вставай, сонная зверушка! - объявил он с порога, бес-
церемонно открывая дверь. Потом увидел Виктора и невозмутимо
добавил: - Здравствуйте, господин Банев.
     Селена еще раз длинно зевнула и потянулась,  не слишком
задумываясь при этом,  какие части  тела  остались  прикрыты
простыней, а какие - нет.
     - Прю-вет,  - сказала она.  - Фаримка,  завари кофе, не
сачкуй. Мы сейчас.
     Фарим тут же вышел,  Виктор даже не успел  ответить  на
приветствие.  Но  это  было  и не важно.  Важнее было понять
смысл этой сцены. И он сразу взял быка за рога:
     - Послушай, девочка, у тебя с этим Фаримом что-то было?
     - Ага.  - Селена снова зевнула.  Она все никак не могла
проснуться.
     - А теперь?
     - Не знаю.  Он хорошо ко мне относится.  И мне его оби-
жать незачем.
     - Здорово, - прокомментировал Виктор, быть может перео-
ценивая двусмысленность последней фразы.
     - Вик,  поменьше  думай  обо всякой ерунде,  - широко и
по-доброму улыбнулась переставшая наконец зевать  Селена.  -
Ладно? И все действительно будет здорово. Пошли кофе пить.
     "Старый дурак, - подумал Виктор. - Действительно, о чем
ты?  Сколько  тебе лет и сколько ей?  Она же еще почти ребе-
нок!"

                             12

     За завтраком Селена и Фарим начали обсуждать детали во-
енной операции под кодовым названием "Штурм бастиона".  Вик-
тор быстро заскучал и, допив свой кофе, удалился в кабинет -
писать текст выступления.  Нет, он не собирался потом заучи-
вать этот текст наизусть,  но и совсем с экспромтом вылезать
тоже не хотелось.
     После двух часов работы он  перечитал  написанное  и  с
удивлением  обнаружил этакий бодрый манифест на полчаса неп-
рерывного чтения,  по торжественности и изяществу  слога  не
сильно уступающий тому классическому,  что сотворили некогда
господа Энгельс и Маркс.
     - Да,  -  произнес Виктор вслух,  - эта штука будет по-
сильнее "Фауста" Гете.
     И, весело  скомкав  листы,  забросил их в корзину.  Ох,
нельзя такие современные вещи писать  по  старинке,  царапая
стилом  по  бумаге.  Вот  же стоит рядом на столе нормальный
компьютер - на нем и работай.
     Еще через час родился второй - электронный вариант. На-
рочито разбитый на  несколько  файлов,  чеканно-тезисный,  с
фрагментами живого текста,  с иронией, с любовью к людям и с
ненавистью к нелюдям. Этот вариант понравился автору гораздо
больше. Он откинулся в кресле и закурил.

     - Ну и когда мы отправляемся?
     - Скоро, - сказала Селена, колдуя над картой, разложен-
ной в большой гостиной на обеденном столе. - Выпить хочешь?
     - Сейчас - нет.
     - Батюшки! С чего это?
     - Хочу иметь полную ясность мозгов в этот вечер. Как мы
поедем?
     - За нами пришлют вертушку. Фарим вызвал.
     - Что за нами пришлют? - не понял Виктор.
     - Вертолет.  Слушай,  одну минутку еще можешь не мешать
мне?
     Виктор немного понаблюдал,  как Селена возит  по  карте
линейку и записывает что-то в блокнот. Потом вышел на балкон
и снова закурил.  В саду пели птицы. "Какая, к черту, война,
- подумал он, - зачем?"

     Для боевого  вертолета  последней модели столица оказа-
лась совсем близким местом.  И этой гигантской песочно-бурой
стрекозе в знак особого уважения нашли место прямо на автос-
тоянке перед телецентром. Беспрепятственно миновав десантни-
ков в бронежилетах, они втроем поднялись на шестой этаж, где
Селена с Фаримом оставили Виктора в гримерной, а сами удали-
лись по делам. Знакомая мирная суета телецентра странным об-
разом контрастировала с событиями последних дней,  и мысли в
голове  у  Виктора начали путаться.  Вдруг ужасно захотелось
выпить,  а он даже не  взял  с  собой  вопреки  обыкновению,
вспомнился Тэдди, его уютный ресторанный зал, Квадрига и Го-
лем в глубоких креслах, подумалось вдруг, что было бы гораз-
до лучше устроить его выступление там, в непринужденной при-
вычной,  обстановке, хотя, конечно, не была бы она непринуж-
денной:  софиты,  камеры, журналисты, гримеры, а Квадрига бы
всем представился, и, пожалуй, его короткие мистические выс-
казывания произвели бы на публику более сильное впечатление,
чем литературные умствования романиста Банева,  а вот Голема
бы точно вообще никто слушать не стал...
     - Тишина в студии!  - Строгий голос  ассистента  вырвал
Виктора из тягучего потока сознания, возвращая к реальности.
     Вспыхнул полный свет,  ведущий - очень молоденький жур-
налист,  но с улыбкой, уже знакомой всему миру, - повернулся
к Виктору:
     - Господин  Банев,  мы пригласили вас не только потому,
что вы живете сейчас в _т_о_м _с_а_м_о_м  _г_о_р_о_д_е_.  На
ваших  книгах  выросло  поколение наших отцов,  а в каком-то
смысле и наше поколение тоже.  Ваше мнение никогда  не  было
безразлично людям. Что вы думаете сегодня о Лагере бедуинов?
     - Пусть будут бедуины,  - сказал Виктор.  - Но пусть не
будет  Лагеря.  Я вообще не люблю слова "лагерь".  Не только
концентрационный,  но и скаутский лагерь представляется  мне
тем, что должно уйти в прошлое. Я против войны и всего воен-
ного, даже игр...
     Начав говорить,  он  страшно боялся сказать что-то лиш-
нее, потом это прошло, и чем ближе к концу, тем сильнее ста-
новилось  другое  чувство:  он не успеет,  не успеет сказать
главного.
     - Помните, Эрнест Хемингуэй мечтал когда-то просто пос-
тавить к стенке всех тех,  кто хочет войны, потому что таких
на  самом деле очень мало и от них один вред.  Но гении тоже
ошибаются. И я хочу сказать вам, что никого и никогда нельзя
ставить к стенке.  Мы это уже проходили.  Не раз и не два. И
мы знаем,  что у расстрелянных всегда остаются  жены,  дети,
ученики, последователи, друзья. И даже если (предположим не-
возможное) не было у них ни тех,  ни других,  ни третьих, ни
пятых - никого или всех,  кто был,  вывели начисто, под ноль
(как научились это делать некоторые  выдающиеся  организации
нашего века) - все равно у них появятся ученики и последова-
тели. И даже дети. Просто потому, что они расстрелянные. Они
- мученики,  и значит,  почти герои. А за героями пойдет на-
род.  И все повторится: Перевороты, кровь, войны, расстрелы.
Обязательно расстрелы.  Око за око,  зуб за зуб, расстрел за
расстрел.
     Кто-то должен остановиться.
     Вот почему я намерен подправить старину Хэма.  Я мечтаю
о том, чтобы все, кто хочет войны, просто ушли. Давайте сде-
лаем так, чтобы они ушли, чтобы им стало неинтересно воевать
и даже готовиться к войне.
     Было бы слишком тривиально утверждать, что мы стоим се-
годня на пороге новой войны.  Мы стоим на этом пороге столь-
ко,  сколько себя помним. Просто сейчас настало время отойти
от порога.  Потому что это уже не порог - это пропасть. Она,
конечно, манит, затягивает, но закройте глаза на мгновение и
подумайте,  как  это  естественно  и просто - отойти от края
пропасти.
     Я обращаюсь  к тем,  кто никогда не воевал и воевать не
умеет. Не совершайте рокового шага, не берите в руки оружие.
Вам не на что рассчитывать,  против вас будут профессионалы.
Их много. И вас ждет впереди только смерть.
     Я обращаюсь к профессионалам, к вам, испытавшим огонь и
ужас Последней войны. Неужели вы для того прошли через нее и
остались живыми,  чтобы начать теперь следующую, неужели она
была последней лишь в том смысле,  в каком бывают последними
новости  в газетах?  Да,  может быть,  вам снова повезет,  и
крепкой рукою по локоть в крови вы поднимете очередной бокал
за  очередную  победу  в очередной Последней войне.  А может
быть... Подумайте.
     Я обращаюсь ко всем сепаратистам, националистам, фунда-
менталистам,  ко всем непримиримым,  "ястребам" и  "тиграм",
если, конечно, они слушают меня. Неужели, наивные братья мои
по планете,  вы всерьез считаете, что оружие приносит что-то
еще,  кроме смерти. Вы же так любите ссылаться на историчес-
кие корни и исторические традиции!  Так загляните в историю,
загляните.  На это понадобится совсем немного времени. Самое
главное вы успеете прочесть прямо сидя в блиндаже между дву-
мя артобстрелами.  И может быть, вам все-таки расхочется от-
давать очередной приказ о бессмысленных убийствах?
     Я обращаюсь к вам,  женщины: матери, жены, сестры, дев-
чонки-ветераны Последней войны!  Неужели стрельба  из  снай-
перской винтовки и рукопашный бой, кромсание плоти в полевом
госпитале и закапывание друзей в братские могилы,  письма на
фронт  и  ожидание похоронок - неужели это то,  ради чего вы
родились на свет и ради чего собираетесь рожать новых детей?
Или вы уже не собираетесь?
     Мы действительно стоим  у  края  пропасти.  Опомнитесь,
друзья  мои и братья!  Давайте сделаем шаг назад и вытрем со
лба испарину,  как утром,  когда очнешься от кошмара и вдруг
поймешь, что мир вокруг все-таки еще не безнадежен.
     Давайте сделаем этот шаг и улыбнемся друг другу.
     Вот, наверно, и все, что я хотел сказать вам сегодня.

     Прошло уже не меньше минуты, как у Виктора возникло не-
объяснимое, но сильное ощущение на каком-то сверхчувственном
уровне: его не слушают, его перестали слушать. Несколько че-
ловек в студни: охранники, операторы, звукооператоры, режис-
серы,  ведущий были по-прежнему внимательны,  но это была их
работа,  и не к ним же,  в конце концов, обращался Виктор. А
вот где-то там далекие и близкие миллионы зрителей перед те-
леэкранами перестали слушать, исчезла обратная связь, только
что ощущавшаяся с удивительной вдохновляющей силой.
     Неужели прервали трансляцию?  Или что-то случилось  та-
кое,  что  люди  отошли  от  телевизоров и кинулись к окнам?
Или...
     - Спасибо,  господин Банев,  - сказал ведущий и, повер-
нувшись к камерам,  завершил:  - А мы прощаемся с  вами.  До
встречи в следующую пятницу!
     В эфир пошла заставка программы, все поднялись, рассла-
бились  и зашумели.  Подошел режиссер,  дружески приобнял за
плечо, пожал руку:
     - Все очень здорово получилось, вы молодец, Банев.
     Какая-то девчонка в наушниках смотрела на него  востор-
женными  глазами,  слева  и  справа двое охранников в сафари
тревожно переговаривались с кем-то, прижимая к щекам плоские
трубочки  и совсем неслышно шевеля губами.  Только теперь он
понял, что это его персональная охрана.
     - Где Селена? - спросил Виктор.
     Спросил то ли у этих мальчиков, то ли у ведущего, а мо-
жет быть,  у режиссера.  Ему было не важно,  кто ответит. Но
ответить не успел никто.
     Дверь в студию распахнулась, и Селена влетела собствен-
ной персоной.  Успевшая переодеться в сафари, полностью эки-
пированная  к  бою,  она была возбуждена,  изящно растрепана
(да,  да,  именно так - изящно растрепана!) и  стволом  вниз
держала легкий десантный автомат со вторым магазином,  прик-
рученным изолентой к первому по старой военной привычке.
     - Всем оставаться на местах! - приказала она. - Виктор!
Быстро, за мной!
     За дверью их ждал Фарим,  тоже с автоматом.  Ребят, вы-
шедших вместе с Виктором, он тут же направил вниз для усиле-
ния входного контроля,  а Баневу бросил совсем коротко "Пой-
демте" не допускающим возражений тоном и  торопливо  зашагал
по коридору. Замыкала это шествие Селена, и Виктор, оглянув-
шись, спросил:
     - Что случилось?
     - Президент сложил полномочия.
     - Когда?
     - Только что.
     - До моего выступления или после?
     - Во время.
     - Весело, - сказал Виктор.
     И в этот момент  в  длинном  студийном  коридоре  погас
свет.  Похоже, он погас во всем телецентре. Потому что уже в
следующую секунду раздались крики, много криков, а затем на-
чалась стрельба.
     - Идите только по левой  стенке,  -  свистящим  шепотом
распорядился Фарим. - Сворачиваем в первый же проем.
     Очередь трассирующих пуль на мгновение  осветила  кори-
дор,  и  Виктор увидел тот боковой проход,  куда они бежали,
цепляясь за стену. Они успели повернуть, промчаться до двери
на запасную железную лестницу и, ощупью находя перила, взле-
теть на целый пролет,  когда где-то под ними,  кажется в том
самом  коридорчике,  оглушительно  жахнуло и тут же потянуло
едким противным дымом.
     Задыхаясь и  кашляя,  они  скоро выбрались на пустующую
смотровую площадку. Здесь стояла тишина. За огромными окнами
расстилалась  вечерняя столица,  окутанная в эти часы мягкой
золотистой дымкой. Улицы выглядели удивительно мирно.
     Фарим огляделся  и достал из переднего кармана свое пе-
реговорное устройство.
     - Ну вот, - сказал Виктор, - все было зря.
     - Что было зря? - не поняла Селена.
     - Зря  я распинался.  Проповеди читал с экрана...  А вы
опять стреляете.
     - И все-таки ты ничего,  ничего не понимаешь, - улыбну-
лась Селена.
     - Пошли, - сказал Фарим, - вертушка ждет нас.

                             13

     Они поднялись на самую крышу телецентра и по застеклен-
ному переходу побежали к вертолетной площадке. Очень хорошо,
что  переход был застекленным.  Невероятно усилившийся ветер
гнул могучие антенны на углах здания,  срывал с деревьев су-
хие  листья вместе с ветками,  а с прохожих шляпы и кепочки,
ветер буквально вырывал из рук у людей сумки, пакеты, короб-
ки, и все это кубарем, вперемешку летело по тротуарам и мос-
товым. Начиналась паника.
     Их бы  всех  троих,  конечно,  снесло с крыши,  не будь
здесь этого застекленного перехода.  Пилот уже отчаянно  ру-
гался.  Это было видно по его лицу в целом и по яростной ар-
тикуляции в частности.  Не слышно было ровным счетом ничего:
к  жуткому вою ветра добавлялся еще и шум вертолетного движ-
ка.
     - Машина бронированная? - проорал Виктор на ухо пилоту,
когда они сели.
     - Да, - ответил тот.
     - Это хорошо! - еще громче закричал Виктор.
     - Я  тоже так думаю,  - в последний раз надорвал глотку
пилот и выдал всем наушники.
     Теперь они могли общаться нормально.  Но говорить поче-
му-то совсем не хотелось.  Никто просто не  понимал,  о  чем
можно говорить в такие минуты.
     Пилот сразу взял курс на север, и они пролетели практи-
чески над центром столицы. Кто-то постоянно запрашивал их по
радио, и пилот отвечал стандартными позывными, иногда добав-
ляя отрывочные слова паролей и кодовые номера. Стрельбы ниг-
де видно не было,  но по отдельным улицам уже ползли  танки,
на других выстраивались в цепи полицейские и спецвойска, бе-
зоружные люди поспешно разбегались по домам,  озверевший ве-
тер гнал целые реки мусора, из которых на площадях образовы-
вались маленькие смерчики. А президентский дворец горел. Ти-
хо,  торжественно,  красиво, отбрасывая карминные отсветы на
погружающийся в сумерки город.  Раненых, обгоревших и задох-
нувшихся из огня не выносили. Не было там, похоже, никого. И
никто не спешил тушить этот гигантский пожар.  Просто вокруг
стояло оцепление из гвардейцев,  строгих и неподвижных,  как
почетный караул. "Не хватает траурных повязок на рукавах", -
подумал Виктор.
     - Ну, это они зря, - проворчал Фарим.
     - Почему  зря?  - возразила Селена.  - По-моему,  очень
красиво.
     - Сколько раз уже горела эта хибарка? - спросил пилот.
     - Два, - сказал Виктор, - сегодня - третий.
     - Ну вот, значит, последний, - заключил пилот.
     - Правильно!  - подхватила Селена.  - Три раза в сказке
бывает.
     - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! - провозгласил
Фарим.  - Режьте меня, не буду отстраивать заново президент-
ский дворец!
     А пилот, услышав фразу из старой доброй песни былых во-
енных соколов, оживился и начал насвистывать бравурную мело-
дию.
     - И вместо сердца - пламенный мотор!  -  весело  подпел
Виктор в конце музыкальной фразы.  - Господи,  какую же чушь
мы пели когда-то!
     Потом увидел в бардачке у пилота фляжку и спросил,  что
там.
     - Виски, - сказал пилот. - Угощайтесь, господин Банев.
     Виктор хлебнул и предложил ребятам.
     - Нет, я - пас, - жестко сказал Фарим.
     А Селена сделала глоток,  и весьма ощутимый. Ей, навер-
но, было тяжелее других в этот момент. Они все четверо дура-
чились и шутили, как дурачатся и шутят солдаты перед атакой,
добиваясь  максимального  расслабления,  чтобы потом,  когда
раздастся приказ, вмиг отбросить все лишнее и превратиться в
один стальной сжатый кулак,  готовый к бою. А Селена слишком
много знала и слишком тонко чувствовала,  она уже  не  могла
теперь быть просто солдатом, просто бойцом.
     Столица осталась позади. Пилот поднял машину выше, под-
корректировал курс, и они пошли на форсаже, выжимая шестьсот
километров в час или сколько он там мог,  этот последний ше-
девр военной науки.
     Главный город страны остался позади,  потому что в над-
вигающемся  катаклизме  он был не главным,  он стал какой-то
дремучей периферией,  а центр мира сместился туда, на север,
к выжженному сошедшим с ума климатом губернскому городку,  к
таинственному Лагерю душевнобольных бедуинов.
     Фарим сжимал  в  руках свой коротенький десантный авто-
мат.  Селена тоже.  Виктор еще со вчера запасся  пистолетом.
Он,  конечно,  не собирался принимать участие в бою, он даже
слабо верил,  что бой вообще будет,  - просто знал по опыту:
когда начинается заваруха, спокойнее быть вооруженным, прос-
то потому,  что, как говорится, дураков на свете больше, чем
людей.

     Они правильно сделали, что прилетели сюда на вертолете.
Во-первых,  с воздуха все было лучше видно,  а во-вторых, на
машине  они бы просто не проехали.  Сколько нагнали войска в
район Лагеря?  Дивизию?  Две?  Корпус?  Может быть, армию? И
плюс все те,  кто прибыл сюда два дня назад.  И плюс вся гу-
бернская полиция.  И плюс огромная ударная бригада СВПВ. Зе-
ваки,  демонстранты,  тайные агенты - словом,  мирные жители
стояли толпами вдалеке, в основном на некогда травянистых, а
сейчас абсолютно голых,  высохших склонах холмов вокруг. Все
посты на территории Лагеря были оставлены солдатами.  Бараки
бедуинов притихли,  затаились, ни одна живая душа не появля-
лась оттуда,  и даже свет в окнах не горел.  Смеркалось. Все
чего-то выжидали.  Приказа штурмовать?  Активных действий со
стороны противника? Или просто у моря погоды?
     Дождались, кажется,  последнего. Между тремя рядами ко-
лючей проволоки и темными зданиями обозначилось какое-то ше-
веление.  Ветер гнал по земле пыль и колючки, закручивая их,
взвихривая,  поднимая все выше в воздух, все выше, выше, все
более толстыми столбами - не только пыли, но и песка, и кам-
ней.  Это были уже настоящие смерчи, десятка два высоких мо-
гучих спиралей,  жутких крутящихся веретен,  танцующих вдоль
всего периметра. Наконец один смерч, разрывая проволоку, вы-
шел за ограждение, подкрался к танку, окутал его, словно гу-
сеницу,  коконом, приподнял и поставил на место. Будто живое
разумное существо,  он вернулся в Лагерь (только что не стал
забор ремонтировать!), и монотонное кружение всех смерчей по
периметру продолжилось.
     Это была демонстрация силы.  Внушительная демонстрация.
Но и после нее ничего не произошло.
     Виктор вдруг заметил, что Фарим переговаривается по ра-
ции.  Слышно было отвратительно,  Фарим ругался все громче и
наконец рявкнул:
     - Где самолеты?!!
     И в тот же миг раздался оглушительный рев над их  голо-
вами.  Три тяжелых бомбардировщика, летящие клином, заходили
в пике над Лагерем.  Виктор закрыл глаза.  И в ту же секунду
открыл их снова, потому что рев внезапно смолк. Нет, это бы-
ла не глухота,  остальные звуки остались:  голоса  в  кабине
вертолета, скрип сидений, писк в наушниках. Это было пример-
но так,  как если бы кто-то  нажал  на  пультике  телевизора
кнопку "MUTE":  мол, дурацкое кино, слишком шумное, разгова-
ривать мешает,  а посмотреть можно.  Посмотреть было на что:
бомбардировщики зависли в воздухе,  гордо задрав острые носы
к небу, как памятники самим себе. Экипажи их катапультирова-
лись,  и шесть оранжевых парашютов расцвели над лагерем, как
шесть заходящих солнц.  Они опускались медленно-медленно,  и
ветер  относил  их вон от Лагеря - за колючую проволоку,  за
вторую, за третью линию оцепления.
     Очевидно, не только они четверо из своего вертолета, но
и все остальные завороженно следили за этим медленным  паде-
нием.  Потому что, когда наконец все шесть летчиков одновре-
менно коснулись ногами земли, кто-то все-таки дал команду на
штурм.
     Грянула чудовищная канонада.
     - На землю! Быстро! - скомандовал Фарим.
     - Конечно,  на землю,  - согласился пилот, - у меня все
равно через минуту топливо кончится.
     И тут Виктор обнаружил,  что вертолет,  так же как и те
бомбардировщики,  висит в воздухе просто на честном слове, а
двигатель заглох,  потому что топлива давно уже нет.  Однако
лопасти  вращались с прежней скоростью,  и вертолет послушно
опустился.
     Фарим, совершенно  как безумный,  вылетел наружу и при-
нялся палить в белый свет, как в копеечку. Селена вышла спо-
койно,  даже слишком спокойно, потухшая какая-то, безразлич-
ная ко всему, подошла к колючей проволоке, приладила поудоб-
нее  автомат  и  выпустила  всю обойму прицельно по гласному
корпусу.  По тому, что называлось когда-то главным корпусом.
Теперь это были просто дымящиеся руины.
     Снаряды, бомбы,  гранаты,  пули уже почти стерли в пыль
весь  комплекс  зданий  на территории бывшего Лагеря,  когда
расстрелянная,  пышущая жаром, похожая на только что застыв-
шую  лаву  земля  треснула и из этого циклопического разлома
полезло что-то огромное, круглое и светящееся. О_н_о_ выплы-
ло наружу и оказалось просто голубой сияющей сферой - этакая
шаровая молния, метров пятидесяти в диаметре.
     Голубой шар  медленно  поднимался,  а люди уже не могли
остановиться и стреляли теперь по нему изо всех  видов  ору-
жия, хотя уж это-то была явная бессмыслица.
     Виктор пригляделся и понял:  все эти люди просто не мо-
гут  не стрелять.  Некоторые переставали жать на гашетку,  и
тогда пули вырывались из стволов самопроизвольно,  а голубой
шар пожирал их - он, видимо, просто подзаряжался таким обра-
зом. Оружие, переставшее стрелять или брошенное, тут же уст-
ремлялось по воздуху в сторону шара и исчезало в его мерцаю-
щей глубине.
     Виктор достал свой пистолет,  поднял руку и раскрыл ла-
донь.  Так выпускают на  волю  птиц,  подумал  он.  Пистолет
вспорхнул и умчался в голубую высь. Как это было здорово!
     А шар уже поднялся слишком высоко,  чтобы в него  можно
было попасть из какого-нибудь оружия,  он уже съел все танки
и самолеты,  все зенитки и гаубицы. И полыхал теперь еще яр-
че,  и  вокруг сделалось светло как днем.  А Селена плакала,
она уже все поняла,  но не хотела отпускать свой автомат,  у
нее еще остался последний патрон в патроннике. И Виктор ска-
зал ей:
     - Ну выстрели, выстрели в него!
     И она выстрелила,  и бросила вверх свое оружие  -  ему,
победителю, в подарок, и зарыдала совсем громко, как обижен-
ный ребенок, свалившись Виктору на грудь.
     А шар поднялся совсем высоко,  превратился в точку, по-
том в яркую молнию,  и грянул гром - настоящий,  нормальный,
земной гром.  А небо к этому моменту уже все заволокло туча-
ми,  никто и не заметил, когда это произошло. Но теперь хлы-
нул ливень. Хлынул на землю, не знавшую его больше двух лет.
Бурные потоки воды бежали по растрескавшейся земле, наполня-
ли канавки и ямы,  впитывались в истомившуюся почву.  И люди
совершенно обезумели от радости.  Они принялись раздеваться,
прыгать  и  плясать под дождем,  и петь песни.  А некоторые,
раздевшись полностью,  даже стали заниматься любовью.  И это
было  не безобразно,  нет,  - это было символично и красиво,
как в каком-то старом забытом американском  фильме  на  тему
"Make love, not war!".

     Виктор не  помнил,  как он добрался до города,  кажется
его подвезли на бэтээре,  плохо помнил он и то, как оказался
у Тэдди,  с кем, что и в каком количестве пил там. Он только
помнил,  что дождь шел непрерывно, что был какой-то митинг у
мэрии,  и был митинг на площади,  и снова ресторан,  а спать
совершенно не хотелось, он даже не смотрел на часы, и на не-
бо тоже не смотрел - темно там или светло,  было ему не важ-
но. Но потом он почувствовал вдруг, что ужасно устал. И тог-
да повернулся к компании и сказал всем:
     - Пока, ребята.
     И пошел к себе в отель под дождем.
     "...и пошел к себе в отель под дождем",  - какой-то ве-
ликий роман завершался такими словами. Ах да! - вспомнил он.
- Хемингуэй, "Прощай, оружие!".
     И Виктор повторил еще раз. Уже без кавычек и вслух:
     - Прощай, оружие.