ВАСИЛИЙ ЩЕПЕТНЕВ
ПОЗОЛОЧЕННАЯ РЫБКА
(ЭПИЛОГ №2)
Художник Игорь Куприн
c Текст. В. Щепетнев, 1997
c Оформление. И. Куприн, 1997
Сегодня он обедал в одиночестве. Дивный шашлык, брюссель-
ская капуста, виноград "дамские пальчики", вино - выдержан-
ная "Массандра", поданная в хрустальном графине, - не вызы-
вали никакого отклика. А как он радовался этому изобилию в
первые дни! Нет, не так. Он радовался всему, и в первую оче-
редь - возвращению. Радовался и предвкушал. Конечно, он по-
нимал, что время всенародного ликования, демонстраций, лис-
товок, кубометрами разбрасываемых с вертолетов, и сияющих
пионеров с огромными букетами сирени прошло, но все же, все
же... "Покорители Венеры, вас приветствует Родина", что-ни-
будь в этом духе ожидалось непременно. А получилось куда
проще, скромнее, приземленное, что ли. Смотри, почти калам-
бур, жаль, сказать некому.
Быков налил вино в рюмку, посмотрел на свет. Красное ви-
но. Багровое. Входит в курс восстановительного лечения. По-
началу думалось, что вино означает - все, кончилась команди-
ровка, привыкай к Земле, товарищ, но и Михаилу полагался без
малого литр на день, а уж Крутикова отлучать от космоса явно
не собирались. Вымывает радиацию, объяснял Миша (с Михаилом
Антоновичем они довольно быстро и естественно перешли на
"ты" еще до посадки). Либо плохо вымывает, либо многовато ее
скопилось, радиации.
Быков ограничился единственной рюмкой. Достаточно. Кивком
поблагодарив официантку, он вышел из столовой. После ужина
они с Мишей гуляли с полчасика по берегу, и привычка эта
укоренилась.
Ветра сегодня почти не было, море спокойное. Неплохо бы
летом приехать, пусть не сюда, а в Ялту или Анапу. И не од-
ному, конечно, и даже не с Мишей.
Быков выбрал голыш, запустил в море. Блин, блин, блин,
бульк. И пляж этот, и море, и прогулки казались странно зна-
комыми, виденными, хотя никогда раньше он не был не то что в
санатории - просто на море. В кино, правда, часто видел
здравницы. Да еще Иоганыч про свою любимую Прибалтику расс-
казывал, дюны и сосны, так честно рассказывал, что поначалу
мерещились они на каждом шагу. И сейчас мерещатся.
Стало скучно, почти тоскливо, и он пошел дальше, шагом
бодрым, энергичным. Нам нет преград ни в море, ни на суше.
Давай, давай, иначе закиснуть можно. Очень даже скверно по-
лучится - закисший капитан Быков на почти необитаемом остро-
ве. В ожидании Пятницы. Правда, капитан сухопутный, броне-
танковых войск.
Впереди показался пирс. И часовой в будке, готовый вежли-
во, но твердо завернуть товарища капитана. Конечно, стро-
гость - вещь полезная и даже необходимая, но с тех пор, как
Черное море стало внутренним морем... Впрочем, время вокруг
непростое. Тревожное время, товарищ Быков.
Он повернул назад, досадуя, что снова начал думать о неп-
риятном. А как не думать? Рычагом по голове, понимаешь, и
всего делов...
В холле, пустынном, гулком, мерцал экран стереовизора.
Опять про высокочастотную вспашку. Жизнь идет своим чередом,
дорогие товарищи, неуклонно претворяются идеи партии, растет
благосостояние, и крепнут ряды.
Быков послонялся по холлу, пальцем потыкал землю в цве-
точных горшках - влажная, поливают, - полюбовался полотном
Айвазовского "Бриг "Меркурий"", авторская копия. Спать рано,
рано до неприличия. Он зашел в музыкальный салон. Музыкаль-
ных предметов здесь было два: кабинетный рояль, закрытый
чехлом серой материи, саржи, что ли, и радиола "Фестиваль".
Рояль за все время пребывания Быкова в санатории не раскры-
вали ни разу, радиолу слушали постоянно. Это дозволялось,
более того, было практически обязательным - для поддержания
языковых навыков. Китайская, немецкая, английская речь. Ап-
парат хороший, с чувствительным коротковолновым диапазоном,
не то что "Панония", изделие братской республики, двухлампо-
вая машина, которая исправно ловила местную станцию, напри-
мер, тот же Ашхабад, а при великой удаче - еще и Москву с
Пекином. Впрочем, у большинства нет и "Панонии", довольству-
ются проволочным радио. В последнее время появились новые
модели, трехпрограммные, Быков получил такую одним из первых
- премировали за спасательную операцию, когда Иоганыча выру-
чать пришлось.
Он нажал клавишу, засветилась веселым желтеньким цветом
шкала, затем разгорелся зеленый глаз, и звук глушилки ударил
по перепонкам. Лягушка в футбольном мяче, да. На матче ЦДКА
- "Спартак", и мяч тот влетел в ворота "Спартака".
Быков повернул ручку настройки. Рев смолк, музыка, явно
азиатская, заполнила комнату. Братья-китайцы. Мимо, мимо. Он
шарил по диапазонам, пока наконец не набрел на передачу из
Торонто. Английским Быков владел скверно, и в школе, и в
училище долбили: "Зыс из зе тэйбл", и далее почему-то дело
не двигалось. Впрочем, техническую литературу читать он в
конце концов научился, но разговаривать...
Ничего, он ведь не разговаривать собирается, а только
слушать.
Диктор частил взволнованно и горячо, Быков уловил назва-
ния Киева и Москвы, а затем длинный перечень городов амери-
канских. Корабли, танки, вторжение, бомбардировки, часть
слов он угадывал, а остальное просто додумывал. С каждой се-
кундой додумок становилось больше и больше, пока он с доса-
дой не выключил приемник. Информационный блок, безо всяких
там релятивистских теорий старика Эйнштейна. Правильно Миша
говорит, языки учить нужно, без них тяжело. Где-то он видел
набор пластинок. Завтра и начнет. "Зыс из зе тэйбл".
На столиках лежали подшивки газет, около дюжины. Конечно,
"Правда", "Известия", "Труд", еще какие-то. Газеты свежие,
есть и сегодняшние. Он по привычке начал с "Правды", затем
перешел к "Известиям". Трудящиеся столицы обязуются сделать
город краше прежнего, и по сему (так и написано: "по сему",
- блюстители чистоты родного языка брали за образец петровс-
кие указы и ломоносовские оды) рабочие смены отныне длиться
будут двенадцать часов, а выходные упраздняются вплоть до
полного выполнения обязательств. Значит, краше прежнего. А,
вот еще: полностью восстановлено движение по Садовому коль-
цу. Большего, как он ни старался, отыскать не смог. Новая
посевная станет триумфом высокочастотной вспашки - все газе-
ты писали именно об этом, даже "Советский спорт", даже "Ой-
мякон штерн", невесть как попавшая сюда. Да, придется вам
научиться мерзлоту пахать, ребятушки. Или надейтесь на манну
небесную.
Сестричка милосердия пригласила его на очередной осмотр.
Доктор долго расспрашивал про самочувствие, потом загнал в
ящик, опять укол, опять мудрые, обязательные к исполнению
советы - сон, прогулки, диета.
- Настоятельно рекомендую настольный теннис.
- Слушаюсь, доктор. - Он осмотрел себя в зеркало. Краше
не стал, но отъелся почти до прежних размеров, одежда уже не
болталась, и сила возвращалась помаленьку. - Только ведь иг-
рать вдвоем нужно, а я один с некоторых пор у вас числюсь.
- А вот со мной и сыграем.
Минут сорок они гоняли целлулоидный мячик. Доктор двигал-
ся с удовольствием, и Быков сообразил - прописали ему
пинг-понг из корыстных интересов. Злоупотребление служебным
положением. Тогда он собрался и начал так подрезать мячи,
что доктор быстренько счел - на сегодня довольно.
- Долго мне еще... быть тут? - решился на вопрос Быков.
Спорт, он сближает.
- С медицинской точки зрения процесс реабилитации практи-
чески завершен, но в отношении вас никаких распоряжений пока
не поступало, - честно ответил зауважавший его доктор. - Да
вы отдыхайте, отдыхайте, запасайтесь здоровьем впрок. Никог-
да, знаете ли, не помешает. Завтра реванш?
- Завтра, - согласился Быков.
Горячая вода отпускалась щедро, струи хлестко били по ко-
же, вымывая из пор накопившуюся за день усталость. Хороший
санаторий, об этом в один голос говорили и остальные - кос-
могаторы, атмосферные летчики, подводники, все те, с кем от-
дыхал здесь Быков еще неделю назад. А сейчас он один, ос-
тальные убыли по срочному вызову, многие - не съев и трех
обедов. Убыл и Миша, обняв на прощание, вздохнув и пожелав
спокойствия:
"Ты, Алешенька, не тревожься. Все хорошо, все будет хоро-
шо".
С той поры он и тревожится.
Никогда, осознал вдруг Быков, никогда он не был наедине с
собой так долго - неделю. И в сиротском доме (до сих пор он
старался думать "школа-интернат", но сейчас не хотелось"
лгать и приукрашивать. Сиротский дом, паршивый, холодный и
жестокий - при том, что он, Быков, не был забитым, изгоем,
лишним, напротив, сам полбешники раздавал, впрочем, не часто
и только за дело, даже старшие ребята его уважали и принима-
ли в свою компанию), и в училище, а больше всего, как ни
странно, в пустыне, всегда он был на людях, среди товарищей,
весь на виду. Посидеть в покое, подумать ни о чем, о себе, о
жизни было негде, разве в библиотеке.
Лечение одиночеством. Выздоровление хуже болезни. Очень
не хочется поправляться.
Он вышел на балкон. Вид на море, вставить в рамку и пред-
лагать лучшим музеям. Наверху, среди неподвижных звезд, плы-
ла неспешно точка, яркая, даже не точка, диск. Патруль. Аш-
хабад может спать спокойно - он невольно поискал дерево,
постучать. Ничего, сгодится и плетеный стул, материал родс-
твенный.
Хватит, нужно ложиться. Прохладные льняные простыни нежи-
ли кожу. Смотри, капитан, привыкнешь, барчуком станешь, из-
балуешься.
Быков уснул как в лучшие времена, быстро, почти без мая-
ты. Сквозь третий сон донесся гудящий низкий звук, шмели
разлетались, он повернулся на другой бок, не желая просы-
паться, и не проснулся, о чем там, в третьем сне, подумал с
удовлетворением.
Потом, уже в следующем сне, постучали в дверь.
- Войдите, не заперто. - А и возжелай он закрыться - не
смог бы. Замков на дверях не было, таких замков, которые
можно открыть и закрыть изнутри.
- Не обеспокоил доблестного специалиста по пустыням?
- А... Добрый вечер. - Быков нашарил наконец шнур плафо-
на, дернул и теперь привыкал к свету.
- Вижу, обеспокоил. Но с самыми лучшими намерениями. -
Юрковский стоял в проеме двери, свежий, стройный, просто
английский лорд на рауте.
- Рад тебя видеть, пижон. - Быков действительно был рад.
Сразу по возвращении Юрковский и Дауге исчезли. Иоганыч, ко-
нечно, в госпиталь попал, а вот Володька... Даже обидно бы-
ло. Но Крутиков объяснил, как всегда, просто и доходчиво:
служба.
- А уж я-то! Ты давай, поднимайся, нам срочно лететь ту-
да. - Юрковский показал пальцем на потолок.
- В космос? На Венеру?
- Вошел во вкус, космопроходец. Не на Венеру. Нас хотят
видеть очень ответственные лица.
- Прямо сейчас?
- Именно. Покоя лишились, подай, говорят, сюда специалис-
та по пустыням, и все тут. Снарядили экстренный гидроплан,
аллюр три креста, и вот я здесь. А к утру требуется быть -
там. Ты собирайся, назад возвращаться не будем. За четверть
часа уложишься?
- Уложусь, - коротко ответил Быков.
Хватило четырнадцати минут, вместе с бритьем и чисткой
зубов. Все это время Юрковский говорил о пустяках, передавал
приветы от незнакомых людей, ходил по комнате, комментируя
репродукции на стенах.
В коридоре мелькало лицо доктора, но входить тот - не ре-
шался.
- Я готов. - Быков поднял чемоданчик, девять килограммов
личных вещей.
- Ничего не забыл?
- Предписание, оно...
- Товарищ, можно вас? Документы на товарища Быкова гото-
вы?
- Пожалуйста. - Доктор протянул коричневый конверт. Юр-
ковский заглянул внутрь, потом сунул конверт во внутренний
карман шинели.
- Все, Алексей, при нас документы. - Он нарочно сделал
ударение на второй слог, на "у".
- До свидания, - попрощался с врачом Быков. - В другой
раз сыграем.
- Непременно, непременно сыграете, а пока - прощайте.
Слушайте утренние новости. - Юрковский повел Быкова наружу.
Идти пришлось к самому пирсу. Пропустили, часовой даже
под козырек взял.
- Ты не упади, смотри, - предупредил Юрковский.
Из темноты выплыл катер, катерок даже, маленький, вертля-
вый.
- На нем? - не мог поверить Быков.
- Сто метров. Кабельтов - по-морскому. Вытерпишь?
Действительно, плыли всего ничего. До самолета-амфибии,
что ждал их неподалеку. У люка их встретили, помогли заб-
раться, с чемоданом было бы неловко.
- Можно взлетать, Владимир Сергеевич? - Летчик лихой, до-
вольный. В три часа ночи, а довольный.
- Можно. - Узким проходом они прошли в салон.
- Однако, - только и нашел что сказать Быков.
- Нравится?
- Шахрезада, тысяча и одна ночь.
Салон занимал почти весь фюзеляж. Стол, диван, несколько
кресел, даже буфет. Никакого пластика, дерево, кожа, шелк.
- Ты садись, садись, космопроходец.
Быков сел. Приятное кресло, в меру мягкое, в меру упру-
гое. Тихо загудели турбины, гидроплан приподнялся на подуш-
ке, понесся вперед. Быков глянул в иллюминатор, не надеясь
увидеть момент взлета, а просто - посмотреть.
- Видно что-нибудь? - Юрковский сидел вольно, свободно.
Отдыхает.
- Темно.
- Ничего, Алексей. С завтрашнего дня светомаскировка ста-
нет историей. Вернее, с сегодняшнего. - Он потянулся, и Бы-
ков понял, что Юрковский устал. Очень устал.
- Как - историей?
- Сюрприз. Для всей страны сюрприз, но тебе скажу то, что
остальные узнают в семь ноль-ноль по московскому времени.
Атлантиды капитулировали. Все, конец, finita. Как напишут в
газетах, последняя цитадель империализма пала. Жизнь входит
в мирное русло. Приходит время наград. Давай, Алексей, верти
дырочку в кителе.
Гидроплан прекратил набор высоты, теперь летели гладко,
неколебимо.
- Дырочку?
- Или даже две. Наверное, две.
- Ты расскажи, что происходит, пожалуйста, только серьез-
но.
- Серьезнее некуда, дорогой. Мы вернули свое, Аляску и
Калифорнию, Мексика - Техас, Южные штаты будут преобразованы
в Свободную конфедерацию, Северные обретут независимость,
каждый штат станет отдельной страной.
- Так быстро?
- Революционный порыв рабочего класса Америки плюс гений
генералитета. И вот, покончив с ратными делами, правительст-
во решило воздать должное отважным покорителям Венеры. - Во-
лодька часто говорил с иронией, но сейчас он пытался гово-
рить с иронией. Или просто кажется - от недосыпа, от случив-
шихся событий?
- Нас всех собирают? Весь экипаж "Хиуса"?
- Всех, всех. Даже Иоганыч будет, медицина дала добро.
- И Миша?
- Разумеется, куда мы без него? Должен уже приземлиться.
Миша наш вместе с Ляховым там летали, наверху. Обеспечивали
господство в космосе. "Хиус", он целой флотилии стоит. Хотя,
конечно, флотилия тоже без дела не осталась. - Юрковский
встал, подошел к буфету. - Выпьем, Алеша? Шампанского? "Аб-
рау Дюрсо", урожай шестьдесят шестого года. Знатоки хвалят.
- Не хочется. И поздно, то есть рано.
- Надо, надо. А то хозяин этого ковра-самолета обидится.
- Юрковский по-гусарски хлопнул пробкой, пена просто клоко-
тала. - За нас, Алеша. Сегодня - за нас..
Они выпили по бокалу, и Юрковский вернул бутылку в буфет.
- Или ты хочешь еще?
- Нет.
- Тогда я сосну, Алексей. Запарился. Нас утром примут,
ранним утром. - Он снял пиджак, устраиваясь на диване, вытя-
нул ноги, чтобы не помять безукоризненную стрелку. - Да,
знаешь... Вроде обычая такого... Ты на одно желание имеешь
право...
- Золотая рыбка?
- Весьма. И с норовом: не по ней - щукой обернется. Но
простые желания исполняет справно - машину, квартиру, дачу
там или еще что. Только в Москве квартиру не проси.
- Не дадут?
- Дадут. Но спроса на московские квартиры лет десять не
будет. Подумай, чего хочешь. Не прогадай. Кого учу, ты ум-
ный. - Юрковский прикрыл глаза, нахохлился. - Запарился я...
Про желание Быков слышал и раньше. Значит, "Героя" дадут,
раз желание. Ничего иного, если честно, он не ждал. И жела-
ние припас загодя. Просьбу. Хорошо выверенную просьбу.
Он тоже забился в угол кресла, но не спалось. В свете
плафонов, горевших вполсилы, видно было, как сдал Володька.
Сейчас он казался стариком; редкие волосы слиплись, череп,
просто череп, а не голова. Стало стыдно своего здоровья,
красной рожи, долгих дней ничегонеделания.
Тьма внизу, зато над тучами - луна. Большая, что прожек-
тор. Для влюбленных старается.
Незаметно для себя он задремал и очнулся прямо перед по-
садкой. Снаружи серело, видна была тайга, тайга и снег.
- Отдохнул, герой? - Юрковский опять смотрелся молодцом.
Умеет собираться, умеет, не отнять.
- Где мы, не пойму?
- Сейчас, недолго осталось. - И действительно, тайга над-
вигалась, ближе и ближе, затем показалось поле, бетон, фер-
мы. - Новосибирск, друг мой, резервная столица.
Движение прекратилось нечувствительно, забытый бокал на
столе не покачнулся. Это вам не на Венеру садиться, дорогие
товарищи.
Через полчаса они были в зале ожидания - так определил
для себя Быков комнату, в которую они попали из перехода
метро. Над ними хлопотали не то парикмахеры, не то гримерши
- подправляли прическу, пудрили кожу. Быкова заставили пере-
одеться в парадную форму, выданную тут же, - "это теперь ва-
ша". Сидит ловчее, чем своя, и материя добротная, но - поко-
робило.
- Ничего, Алексей, искусство требует жертв. Это для ки-
нохроники. - Юрковский подмигнул, но вышло невесело.
- А где остальные? Миша, Иоганыч? - И, словно услышав, из
другой двери, не той, откуда пришли они, показались и Крути-
ков, и Дауге.
- Гриша, - шагнул было к нему Быков, но тут их позвали:
- Проходите, проходите, товарищи! - звали так, что мед-
лить было - нельзя.
Он пропустил всех вперед - Юрковского, Мишу, улыбнувшего-
ся им какой-то смущенной, даже тревожной, улыбкой Дауге - и
пошел рядом с последним, искоса поглядывая в застывшее, се-
рое лицо Иоганыча. И шел Гриша не своим шагом, легким, даже
разболтанным, а ступал на всю подошву, твердо и в то же вре-
мя неуверенно, так ходит застигнутый врасплох пьяный сержант
перед нагрянувшим командиром полка.
Если бы действительно пьян.
Из довольно непритязательного перехода они прошли в чер-
тоги - высокие потолки, мрамор, яркий дневной свет, странный
на такой глубине - над ними метров пятьдесят породы, не
меньше. По ровной, без складочки, дорожке они прошли вглубь,
где и остановились. Напротив, за столиком с гнутыми ножками,
сидел человек. Не первое лицо государства, даже не второе,
но третье - несомненно. Хотя - как посмотреть. Откуда пос-
мотреть. Для многих - он самый первый.
А рядом, но на своем неглавном месте - рангом пониже, все
больше незнакомые, за исключением одного Краюхина, в гене-
ральском мундире, покрытом чешуей орденов. Tiranosaurus Rex,
вспомнил Быков рисунок Дауге.
- А, вот они, наши герои. - Человек за столиком был неп-
ритворно доволен. Он любил быть добрым - к своим, награж-
дать, давать заслуженное. - Именно благодаря вам, таким как
вы, наступил сегодняшний день. Впереди... Ах, какая впереди
жизнь! С нынешнего дня... - Речь лилась, плавная, ласковая,
сверхтекучая. Потом перешли к протокольной части: "За прояв-
ленные при этом мужество и героизм..." Всем вручили по орде-
ну, а Быкову, как и предсказывал Юрковский, еще и Золотую
Звезду. Дыры в кителе не потребовалось, по крайней мере сей-
час - на орденах были хитрые крючочки, как у клещей. Держат-
ся. Когда присосется, начинает раздуваться.
- А сейчас мы по-простому, по-семейному присядем. - Их
провели в новый зал. Сколько же их здесь нарыто.
- Ну, здесь все свои. - Третье лицо огляделся с удовлет-
ворением. К своим относились и Краюхин, и порученец, и, ра-
зумеется, новонагражденные. Остальные - свита, репортеры,
телевизионщики - остались за дверью. - Большое дело свороти-
ли. По русскому обычаю... - Он хлебосольно повел рукой. -
Жаль, времени мало. Ну, вы потом продолжите, верно, Николай
Захарович?
- Непременно продолжим. - Краюхин потер руки, изображая
продолжение. - Традиция!
- Чем богаты, как говорится. - Руководитель собственно-
ручно резал хлеб, пахучий, ржаной. Сало, огурцы, лук уже ле-
жали на блюде. - Мы по-русски, попростому. Я слышал, вам,
космогаторам, нельзя, но вы уж уважьте старика. - Из запо-
тевшего графина он разлил водку по маленьким пузатым стопоч-
кам. - Во здравие...
Выпили все, лишь Дауге запнулся, и Юрковский подтолкнул
Иоганыча, давай, мол.
Быков захрустел огурцом, руководитель одобрительно погля-
дел на него:
- Люблю таких, парень. В работе тоже, чай, не последний?
- Алексей Петрович проявил себя с наилучшей стороны, -
аттестовал Быкова Краюхин.
- Помню, как же. Значит, так. Начнем вот с тебя. Юрковс-
кий, да?
- Так точно. - Володька, не спросясь, налил себе вторую
стопку. Лицо бледное, но улыбчивое. Переморгаем, Володька.
Не то видели.
- Ну, Юрковский, о чем мечтаешь, чего не хватает для
счастья?
- Я бы просил вас и в вашем лице правительство распоря-
диться о выделении средств для комплексного освоения Венеры,
в частности - создать многопрофильный институт Венеры.
- Губа не дура. Ты кто, геолог?
- Так точно. - Но третью стопку не взял.
- Получишь институт геологии Венеры. Только учти, рабо-
тать - кровь из носу! Нам много чего из Венеры получить нуж-
но, много!
- Так точно. - А Володька дерзит, дерзит, шельмец. Нашел
время.
- Ну а тебе? - Руководитель повернулся к Дауге.
- Семнадцать... Семнадцать городов... - почти прошептал
Иоганыч.
- Что? Семнадцать городов? Эка ты хватил, братец. - Но
тут Краюхин сказал ему что-то на ухо. - Больной, да? Ну лад-
но, поправляйся, поправляйся. Я не тороплю.
Быков заметил, как переглянулись Крутиков и Юрковский,
переглянулись с облегчением.
- Ты выпей, выпей, Гриша, - поспешил со стопкой Юрковс-
кий.
- Во, молодец! Первое лекарство! А тебе чего?
- Спасибо, у меня, кажется, все есть... Не надо... - Миша
покраснел, не то от выпитого, не то - просто.
- Все, говоришь? Дача, к примеру, на море есть?
- Нет, но...
- А дети, жена?
- Есть. - Быков заметил, как краснота сменилась блед-
ностью - быстро, мгновенно.
- На Черном море дачу хочешь или на каком другом?
- На Черном, пожалуйста. - Миша теребил платок, не реша-
ясь вытереть пот.
- Да ты не бойся, не бойся. Вдругорядь только не говори -
все есть: позавидуют и отберут. В Крыму будет дача. Отдыхай!
Руководитель посмотрел на Быкова, усмехнулся:
- Ты, наверное, и не понимаешь, с чего начать? Молодой,
многое нужно, знаю. Сам таким был. Быков вытянулся, руки по
швам.
- Разрешите обратиться!
- Давай, давай, на что созрел? Не продешеви... - Руково-
дитель смотрел на него с интересом, но с интересом взрослого
к ребенку, которому выбирать - пряник или петушка на палоч-
ке.
- Я хочу попросить повторно рассмотреть дело Олейникова
Василия Михайловича, осужденного по указу от девятого сен-
тября одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года... - По-
казалось ему или услышал, как ахнул Миша? Услышал - внутрен-
ним слухом.
- Рассмотреть дело? - Руководитель не удивился, только
поскучнел. - Он тебе что?
- Я... понимаете... - Быкова сбило это "что". - Считаю
своим долгом коммуниста.
Опять встрял Краюхин - на ухо, но внятно:
- Невеста - спецпереселенка. А тот - отец ее.
- А, невесты. - Руководитель ухватил крохотный кусочек
сальца. - Бабье, бабье... - И пошел прочь, жуя на ходу. На
пороге обернулся, бросил: - Добро, можешь жениться, парень.
Не мешкай.
Пока они не сели в самолет, теперь краюхинский, никто не
сказал ни слова, даже не смотрели друг на друга, и лишь в
салоне, казавшемся после виденного донельзя простым, Юрковс-
кий перевел дух:
- Да, ребята, вы нынче того... Мало вам Голконды, черти,
нашли где...
- Владимир Сергеевич, займитесь Дауге, - перебил его Кра-
юхин. - А я распоряжусь. - Он скрылся в отсеке пилотов.
Иоганыч, бледный, молчаливый, сидел недвижно в кресле и,
казалось, ничего не слышал, не замечал.
- Сейчас, Гришенька, сейчас. - Юрковский вытащил из кар-
мана шприц-тюбик, содрал защитную пленку. - Сейчас... - За-
пахло эфиром, он вогнал иглу под кожу. - Потерпи, полегчает.
Самолет разбежался, но никто не замечал взлета.
- Ты поспи, поспи, - уговаривал Дауге Миша.
- Зачем мы вернулись? Семнадцать городов. - Он смотрел на
Быкова, не узнавая. - Зачем...
- Ничего, Гришенька, ничего. Отдохнешь, поправишься, -
уговаривал его Юрковский. Дауге всхлипнул тихонько и умолк.
- Заснул. Два грамма, к вечеру очистится от седуксена.
Вредно, но лучше, чем веревка на шею.
- Он все болеет? - Быков вглядывался в лицо Дауге, уста-
лое, изможденное. Все мы тут не красавчики, но Иоганычу дос-
талось больше других.
- Поправляется. - Юрковский поколдовал с креслом, и оно
разложилось. Миша укрыл Дауге откуда-то взявшимся пледом.
- А что он насчет городов?
- Переживает. Считает, что без него города бы уцелели.
- Какие города?
- Те самые. Детройт, Филадельфия, Бостон, другие... Ну и
Москва с Киевом.
- Какой ты все же, Алеша, неосторожный... Попросил бы Ни-
колая Захаровича, он бы уладил потихоньку, не сразу, но ула-
дил бы. Амнистия будет, под нее...
- Сам хорош, Михаил. Не нужно ничего, вот я какой гордый,
- Юрковский.
- Да я...
- Погодите, погодите. Города...
- Разбомбили города, крепко разбомбили. Иначе с чего бы
они капитулировали, американцы. Как начали - по городу в
час, так они и не выдержали, - нехотя объяснил Юрковский.
- Понимаешь, Алеша, Гришенька на себя все валит, думает,
без него ничего бы не случилось. - Крутиков вздохнул, отвер-
нулся к иллюминатору. - А было бы то же самое, только в де-
сять раз хуже.
- Не понял.
- Он, Гриша, и придумал эту красную дрянь привезти сюда,
на Землю. За ней мы, собственно, и летали. - Юрковский тоже
избегал смотреть на Быкова.
- Красную дрянь?
- Микробы, что актиноидами питаются, ураном, плутонием.
Мы их привезли, тут немножко над ними поколдовали, а потом
распылили в нужном месте и в нужном количестве. Все ядерное
оружие атлантидов и того... сгнило, в общем.
- Понимаешь, Алеша, не мы, так другие бы добрались.
Представь, атлантиды, ведь хуже бы было, правда? - Миша уго-
варивал и убеждал. Кого?
- А Москва, Киев?
- Не все, значит, сгнило, но процентов девяносто - точно.
Потому мы их и сломали. Два к пятнадцати, кто может выдер-
жать. Ты лучше вот что скажи, Алексей, тебе что, жена нужна
обязательно с незапятнанной биографией? Хорошо, рыбка наша
золотая в добром расположении духа оказалась, а то...
- Не мне. Она... Она отказывалась... Боится, что и меня
из-за нее...
- Дураки вы, - вернулся Краюхин. - Берите бумагу, Алексей
Петрович, пишите заявление.
- Какое?
- Прошу зачислить курсантом высшей школы космогации...
Пишите, пишите.
- Зачем?
- Чтобы я, говоря высоким штилем, мог, в случае чего,
спасти вашу шкуру, Алексей Петрович.
- Да, Лешенька, пиши. - Крутиков наконец обернулся, глаза
умоляющие.
- Простите, Николай Захарович, вы не находите, что нам
следует... - начал Юрковский.
- А мы туда и летим, в Ашхабад. Я связался с нужными
людьми, есть у меня дружок, учительницу доставят прямо на
наш аэродром. Должны успеть, ребята шустрые. А у тех пьянка
по случаю победы... Опередим.
- Вы о чем? - Быков переводил взгляд с Краюхина на Юр-
ковского.
- Да ты не беспокойся, не беспокойся. - Юрковский положил
руку на плечо Быкова. - Сиди. Пиши лучше.
Быков взял протянутую авторучку и блокнот, прислушался -
двигатели на форсаже, быстро летим - и вывел крупными буква-
ми: "Председателю ГКМПС товарищу Краюхину Н. 3.", помедлил
минутку и продолжил, дописал лист, вырвал, скомкал, и начал
другой.
Третий.
Четвертый...