— Спасибо, — говорит он серьезно…
Галя пытается освободиться.
— Пошли на кухню, обед разогревать будем… Ну, пусти же, Мансур! Ну что это… Мансу-ур!
Он снова прижимает ее к себе.
— А что тут такого? В кои-то веки удалось вырваться… одним остаться… Я там все время думаю о тебе… мечтаю… Висишь там над пропастью… и все время о тебе…
Она молча борется с ним, вырывается и отходит в другой угол комнаты, оправляя платье.
— Нельзя так, — тихо говорит она, не глядя на него.
— Почему?
— Мы еще не муж и жена…
— Новенькое дело! Мы же поженимся…
Она идет из комнаты, бросив на ходу:
— Пойдем обед разогревать…
— Мусульманка! — со вздохом произносит Мансур и идет следом.
Они сидят за столом в небольшой столовой. Мансур уписывает обед за обе щеки и с воодушевлением разглагольствует, а Галя задумчиво слушает его, машинально вертя на пальце «кольцо Искандера».
— Нет, это все барахло, людишки, — вещает Мансур, — Вот дядя Баир — это личность. Приезжает он к нам на той неделе… постой, это когда же? А, в понедельник это было. Приезжает, осмотрел площадку и давай прораба нашего чистить. Всякими словами его костерил, плохими и хорошими… Потом замолчал, сел прямо под открытым небом, на линейке логарифмической пощелкал, подумал минутку и говорит: так, мол, и так делайте… И представляешь, мы полмесяца до него бились, а тут в три дня все закончили… Нет, вот за таким командиром можно в огонь и воду… А ты чего не ешь?
— Не хочется, — тихо отзывается Галя.
— Еще бы, свежего воздуха совсем не видишь! Ты вот на меня посмотри… подложи-ка еще ложечку… Довольно, спасибо… А тут чего удивительного? День-деньской в своей школе сидишь, сопляков этих полно, комнатки крошечные, затхлые…
— Между прочим, это твой командир Баир виноват, что комнатки маленькие и затхлые…
Мансур перестает жевать, вытаращивает на нее глаза.
— Как так — он виноват?
— А так. Новую школу когда должны были построить? А все еще даже площадку под нее не отвели…
Мансур пренебрежительно машет вилкой.
— Школа… Мы здесь не школы, мы плотину строим, ясно? Одну из самых мощных ГЭС в стране…
— Вот потому-то мне и не хочется есть, — говорит Галя.
Мансур вздыхает и поднимает глаза к потолку.
— Вот так логика! — восклицает он.
Выходной день. Низкие тучи скрывают до половины склоны ущелья. Камил и Айша медленно идут по обочине широкой дороги, разбитой колесами и гусеницами. На Камиле распахнутая кожаная куртка, Айша зябко кутается в широкий плащ. В ее черных косах сединой блестит изморось.
— Вот и осень, — тихонько говорит она. — Скоро у меня в классах станет просторнее…
— Почему же? — рассеянно спрашивает Камил. Видно, что думает он совсем о другом и что больше всего ему хотелось бы взять Айшу под руку.
— Ну как же? — говорит Айша. — Надвигается зима… — Вот в прошлом году в начале учебного года я за голову хваталась: в классах по шестьдесят учеников! А прошло два месяца, и осталось едва по тридцать… Рабочие, особенно семейные, уезжали. И в этом году так же будет…
Айша оступается, и Камил все-таки подхватывает ее под руку. Она не отстраняется. Мимо по дороге с лязгом проползают два бульдозера. Один из водителей что-то кричит Камилу и Айше, но те не замечают его. Бульдозеры проползают, лязг затихает где-то неподалеку.
— К весне некоторые вернутся, — продолжает Айша. — Но не все. И приедут совсем новые, Жаль ребятишек, все школьные годы вот так… переезды, переезды… Но кого это интересует? Строительство! Все для строительства! Все для будущей ГЭС! Все-все, даже будущее детей!
Камил растерянно хмурится.
— Ну что вы, Айша… — говорит он. — Не так уж все плохо… То-есть пока, действительно, неважно… Но я уверен, и быт наладится, и со школой все утрясется…
— Перестаньте, Камил! — с внезапным раздражением прерывает его Айша. — Я слышу эти песни уже два года… «Все наладится, все войдет в колею»… Слушайте, Камил, — говорит она и останавливается, глядя в его лицо снизу вверх огромными глазами. — Я не знаю, почему мне так легко говорить с вами… И я вам скажу, в чем не признаюсь никому, никогда… Я устала, Камил. Я страшно, безнадежно устала за эти два года. Переполненные классы, учителя приходят и уходят, детские лица возникают и исчезают, не оставив следа в памяти… Наверное, я белоручка. Вое-таки я живу в приличном доме, а мои учителя ютятся в бараках и землянках… Но они могут уехать, а я не могу…
Камил сжимает ладонями ее плечи.
— Не надо так, Айша, — ласково произносит он. — Это не вы. Это просто осень и тучи, и эта проклятая пакость, что сыплется с неба…
Она отчаянно мотает головой.
— Нет… Нет… Я говорю вам, я устала…
— Камил! — раздается крик. — Сынок!
Камил оборачивается. К ним, оскользаясь на камнях, бежит пожилой дехканин.
— Что случилось, Азиз-бобо?
— Камил, сынок… Что они делают? Они сады корчуют! Наши сады…
— Кто?
— Приехали… на бульдозерах… Сказали, велено сады корчевать, расчищать место… Наши сады! Наши деды их сажали… Там твой отец… торопись…
Камил срывается с места и бежит по переулку. Айша бежит за ним. Позади, держась за сердце, ковыляет старый Азиз-бобо.
На краю садового массива, замыкающего старую Чордару, волнуется толпа. Десятки стариков, женщин, вездесущих ребятишек столпились вокруг двух бульдозеров. Тут же в толпе несколько угрюмых и растерянных рабочих парней. Водители бульдозеров, чумазые ребята в одинаковых кожаных кепочках, ругаются с Вахидом, вставшим на их пути.
— Вы что, ополоумели? — кричит Вахид. — Что вы делаете?
— Что надо, то и делаем! — кричит первый водитель. — Уйди с дороги, папаша!
— Это же наши сады! Кто распорядился?
— Кто надо, тот и распорядился…
medproc.ru сайт наших партнеров
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Похожие публикации -