Первушина Е. Чёрная месса Арканара

ЕЛЕНА ПЕРВУШИНА

ЧЕРНАЯ МЕССА АРКАНАРА

Художник Игорь Куприн

Стояли звери
Около двери.
Их ласкали,
Они убегали...

Стихи подросшего мальчика

c Текст. Е. Первушина, 2000
c Оформление. И. Куприн, 2000

Пока дон Румата Эсторский пытался затеять потасовку (в
седьмой и, вероятно, не последний раз на этой дороге), Киун,
внук алхимика с Жестяной улицы, решил, что самое время уно-
сить ноги.
Он отпустил холодное стремя и скользнул в кусты: вынырнул
из облака запахов мокрой кожи, конского пота, незнакомых
притираний (интересно, зачем бы они благородному дону - вро-
де никаких грязных сплетен про него не ходит, или, может, у
южан подобная развращенность в крови?) и нырнул в мир прелых
листьев, подрагивающих на ветру голых деревьев, пугливых
ночных птиц. И прежняя жизнь захлопнулась за его спиной, как
недописанная, брошенная второпях книга...
...Он прислонился к темному стволу и еще несколько мгно-
вений плакал. Даже не от очередного унижения (такое слезы не
смывают), а просто от бесконечной усталости. Потом открыл
сумку и вытащил украденное сегодня из мастерской Священное
Писание. (Книга была заказана доной Сандрой и должна была
еще вчера оказаться в руках владелицы, ну да не суждено.)
Блеснули напоследок золотом и кровавой киноварью миниатюры,
Киун рванул на себя титул, с усилием выдрал полдюжины лис-
тов, бросил на землю - в мох и мокрую листву,- придавил каб-
луком и зашептал:
- Отрекаюсь от Тебя, Создатель мой и Вседержитель, и от
милостей Твоих, и всех святых таинств, и от святых Твоих, и
Церкви, и Властей, и Престолов, и жизни вечной, загробной...
Слова путались, застревали в гортани, словно им боязно
было выходить в Божий мир, но Киун из последних сил драл не-
податливый пергамент, всхлипывал и приговаривал уже в полный
голос:
- И я обещаю Тебе, что я буду совершать столько зла,
сколько я смогу, и что я приведу всех к совершению зла.
Свирепый рокот прокатился по лесу. Застонав, склонились
деревья. Исполин-тяжелоступ шагал по их вершинам. Ближе, еще
ближе. Киун ясно слышал его дыхание, но у него уже не оста-
лось сил для того, чтоб испугаться. Бывший переписчик сорвал
крестильный крест, плюнул в него, бросил наземь и замер, го-
товый встретить огненный взгляд своего ревнивого Бога.
Однако мгновения уходили, а исполин, все так же обиженно
вздыхая, бродил где-то вдалеке, потом негромко, почти сму-
щенно, заворчал и затих, и Киун понял, что Господь не счел
его отречение слишком уж большой потерей.
Переписчик снова открыл сумку, провел пальцами по страни-
цам других книг - его прекрасных дочерей, его единственных
наследниц. Он растил их в неге и холе многие годы, мечтал,
что они увидят весь мир, что станут любезными подругами дос-
тойным людям, что никогда не узнают горя. И вот теперь он
должен их покинуть. Они стали слишком опасными спутницами, а
вечный противник Господа не менее ревнив и любит, чтоб ему
жертвовали самое дорогое. Киун попрощался с книгами, прошеп-
тав:
- Как вы не вернетесь ко мне, так пусть и душа моя никог-
да не вернется на небеса.
Затем повесил сумку на сучок и, не оглядываясь, зашагал в
глубь леса.
Он всегда ходил по краю. Когда возишься с книгами, иначе
не бывает. Даже если только переписываешь, даже если только
разрешенные Святой Матерью Церковью. Каждый книжник всегда
немного чернокнижник, даже если ни одна крамольная мысль не
забредала в его голову. В каждой "говорящей странице" всегда
есть немного магии.
Он даже семью не заводил, чтоб в случае чего легко было
сняться с места и бежать. И не ошибся. Соседу показалось,
что его, соседов, садик слишком мал. Он захотел построить
беседку на берегу реки, посадить вокруг душистые цветы и по
вечерам сидеть в этой беседке с друзьями за стаканом вина,
смотреть, как солнце опускается за реку, за вершины далеких
гор. Но на реку смотрел как раз дом Киуна. И сосед принял
меры.
(А может, беседка была лишь поводом и выход к реке нужен
был для чего-то совсем другого? И Киун пал жертвой не со-
седской любви к прекрасному, а каких-то темных бандитских
происков? Кто ж теперь угадает?!)
Соседская служанка путалась с его, Киуна, подмастерьем,
от нее-то они и узнали о надвигающейся беде заблаговременно.
И Киун вдруг, неожиданно для самого себя, рассвирепел. Укла-
дывая в суматохе вещи, он бормотал под нос, как одержимый:
"Я не корова, чтоб меня водили на бойню. Я не корова, чтоб
меня водили на бойню. И на черта мне такая жизнь, чтоб все
время бояться?"
В какой конкретно крамоле изобличил его сосед, Киун так и
не узнал. Для этого нужно было оставаться в городе, дожи-
даться Серых Братьев, они бы все разъяснили в точности. Но
хоть он и храбрился на словах, жизнь была ему все же дорога.
Но - в Бога, в душу! - НЕ ТАКАЯ.
Тогда-то и всплыли в памяти все осторожные шепотки, все
сладкие обещания пьяненького священника в трактире. И когда,
уже из-за городской стены, он увидел черный столб дыма над
своей мастерской, он решился.
Пустая, заброшенная церквушка тонула в слоистом тумане.
Киун отворил перекосившуюся старую дверь, и в лицо ему пах-
нуло жаром костра. Это была еще не преисподняя - просто
огонь, разведенный прямо посередине церкви, вокруг которого
копошились шестеро людей. Старенький седобородый священник,
двое подмастерьев из города, бродячий студент с насквозь
пропитой физиономией, молоденький монашек в серой рясе. Шес-
той была благородная дона в алом бархатном плаще, который
иногда чуть распахивался, обнажая маленькую смуглую ножку. И
Киун тут же нутром почуял, что под плащом у нее ничего, кро-
ме нее самой, нет.
- Ну вот и собрались все ребятки,- заворковал священник,
увидев Киуна,- вот и славненько. Ночка сегодня хорошая, нуж-
но бы во славу нашего хозяина порадеть. Глядишь, и обогреет
вас, голубков бесприютных.
Киун невольно поморщился. Он не нуждался ни в воркотне,
ни в утешениях, он хотел видеть кровь Серых Братьев. Тех,
что сожгли вчера его мастерскую.
По знаку священника все, кроме женщины, разделись и вста-
ли вокруг огня. Сам же священник запрыгнул на алтарь и, чер-
тя левой ногой кресты, забормотал задом наперед молитвы.
Студентик вытащил дудку и загундосил какой-то лихой кабацкий
мотив.
Дама, сбросив плащ, поднялась на алтарь. И в это мгнове-
ние Киун узнал ее. Дона Керион Медовые Соты. Эсторка, любов-
ница брата Абы. Он видел ее прежде на улицах столицы в порт-
шезе, благоухавшем имбирем и мускусом. И она представлялась
ему чем-то вроде еще одной книжной миниатюры: Блудница вер-
хом на Звере. (Зверем, разумеется, был брат Аба.)
Но сейчас отблески костра прильнули к ее ладному телу,
обрисовали по-детски хрупкие шею и ключицы, заиграли на пыш-
ных волосах, и Киун, как бы смешно это ни звучало, понял
вдруг, что она - человек.
Священник нежно, с почти отеческой лаской провел ладонью
по ее щеке и груди, уложил женщину на алтарь. Дона Керион
раскинула руки, словно взлетающая птица, уперлась ладонями в
неровные камни алтаря.
Студентик бросил в костер вязанку хвороста, языки пламени
взметнулись вверх, дрожащий алый свет заметался по стенам
храма, и с Киуном случилось что-то странное.
Не то чтоб эта картинка не возбуждала его, нет. Но кроме
привычного напряжения, он вдруг почувствовал непонятный вос-
торг, умиление перед этой женщиной, лежащей на холодных кам-
нях тонким живым мостом над бездной смерти, перед ее щедрой
и беззащитной красотой. Ему казалось, что ее тело безмолвно
говорит: "Да, я - лишь мешок из мяса и костей, обтянутых ко-
жей. Я пачкаю себя потом, салом и дерьмом, я приближаюсь
кусмерти каждое мгновенье. И все же я дерзаю быть прекрас-
ной, дерзаю наслаждаться и дарить наслаждение и не думать о
червях, которые меня с нетерпением ожидают". И Киун любил ее
так же трепетно и отчаянно, как любил свои потерянные, бро-
шенные ради мести книги. И тогда он подумал: "Бог любит лю-
дей потому, что сам их создал. Сатана - просто потому, что
они есть".
Огонь погас. Слуг Сатаны поглотила тьма. Потом замерцала
одинокая лампадка. Священник, как ни в чем не бывало, дело-
вито расхаживал по церкви, похлопывал по плечам неофитов,
ворковал что-то утешительное.
Дона Керион достала из-под алтаря медный поднос с малень-
кими черными пирамидками и стала обносить этим угощением
притихшую компанию.
Люди с молчаливым поклоном принимали причастие дьявола и,
в знак благодарности, целовали дону в зад. Ради этих черных
просфорок они и пришли сюда, не побоявшись Серого Братства,
ради них вытерпели пытку сладострастием. Если обмакнуть та-
кую просфорку в кровь черного петуха, а потом в полнолуние
закопать на перекрестке, исполнится любое желание. Каждый
оделенный, поблагодарив Хозяина и его служителей, тихо под-
бирал с пола свою одежду и исчезал.
Когда церковь опустела, дона Керион подошла к Киуну. Он
хотел было сказать, что черной просфоры ему мало, что он го-
тов заплатить за более опасное, но быстродейственное кол-
довство, и тут увидел ЧТО ему протягивают.
Это был тусклый свинцовый кругляш величиной с ладонь. На
его поверхности можно было различить старую чеканку: прихот-
ливо изогнутую буквицу "А". Киун видел такие в инкунабулах
и... кажется, еще где-то. На ощупь кругляш будет теплый. Ки-
ун понял это, прежде чем протянул руку. Осторожно он взял
подарок с подноса. Изнанка была покрыта мелкими ворсинками,
которые тут же затрепетали и стали льнуть к пальцам, будто
соскучившиеся щенята. Почему-то он не испугался.
- А это - сюда,- ласково сказала дона Керион и приложила
кругляш к правому локтю Киуна.
Глаза переписчика закатились, тело выгнулось дутой. Потом
мышцы немного обмякли, он упал на пол и забился в судорогах.
Священник мгновенно оказался рядом, уложил голову пере-
писчика себе на колени, кинжалом разжал ему зубы и поясом
рясы прижал язьж. Дона Керион подоткнула под плечи Киуна
свой плащ и исчезла в исповедальне.
Вскоре припадок прошел, Киун обмяк кулем, потом открыл
глаза, сел, тряхнул головой.
- Где это я? - поинтересовался он, слизывая кровь с поца-
рапанной губы.
- Королевство Арканар, Икающий лес,- ответил священник.
- К черту подробности! - перебил его Киун.- Ради спасения
вашей души скажите: это не Земля?!
- Ну и молодежь пошла! - проворчал священник.- Шагу не
могут ступить без бородатого анекдота.
На рассвете Киун и прекрасная дама пробирались к дороге,
поминутно чертыхаясь и путаясь в мокрой траве.
Бывший переписчик с головой погрузился в мрачные размыш-
ления о том, как ему, в его положении, исхитриться и выпол-
нить задачу, поставленную лжесвященником: собрать как можно
больше образцов для генетического банка этой планеты. Хорошо
прекрасной даме, она может собирать сперму легко и не без
приятности, а бедному мужику как быть? Сутенером заделаться,
что ли ? Или в цех к цирюльникам подмастерьем проситься? Так
ведь не возьмут! Разве что дочку мастера обольстить. А есть
ли она у него, дочка эта?
- О чем грустите, друг мой? - мягко спросила дона Кери-
он,- Стало неуютно в Арканаре?
- Да нет, отчего же? - отозвался Киун.- Город как город,
я к нему привык, жаль бросать. Хуже то, что я могу вас боль-
ше не увидеть.
- Это флирт?
- Это откровенное, наглое и ничем не прикрытое восхище-
ние.
И тут их куртуазную беседу прервал рев проснувшегося за
лесом великана. Взлетели и закружились над землей мертвые
листья, в спины людям ударил холодный ветер.
Киун потянул женщину с открытого места под кроны деревь-
ев, заслонил от разбушевавшейся стихии. Рев приближался,
скоро стал слышен металлический лязг, будто великан то вы-
таскивал, то загонял в ножны ржавый меч.
Но на этот раз Киун своей новой памятью распознал звуки и
спокойно проводил глазами пролетевшее над лесом стальное чу-
довище.
- Земляне? - спросила дона Керион, и голос ее задрожал.
- Не бойся, они нас не видели,- ответил бывший перепис-
чик. Он вспомнил, как принял прошлой ночью вертолет за Гос-
пода Бога, вспомнил свой ужас и отчаяние, тихо рассмеялся и
провел рукой по влажным волосам женщины, скользнул пальцами
в ямку над ключицей.
- Ты что смеешься? - спросила она.
- Да ничего, так. Просто я понял, что мне делать дальше.
- Вот как? - дона Керион потянулась и легонько куснула
его за мочку уха.- В таком случае, ты - чертовски догадливый
парень!
- Я скоро помру,- сказал Будах.
Вид его, казалось, противоречил его же собственным сло-
вам: лицо раскраснелось от тепла и выпитого вина, глаза
блестели. И только набрякшие нижние веки выдавали в нем
смертника.
Будах перехватил взгляд Киуна и кивнул:
- Это днем отеки небольшие, а по утрам такое свиное рыло,
что и смотреть не хочется. Будто я с осени пью, не просыхая.
А от его пилюль толку уже немного. На день, на два воду сго-
нят, а там опять все сначала. Ваш дед, алхимик, не оставил
на этот случай какого-нибудь рецепта?
- Нет, к сожалению.
"Знаю я рецепт,- подумал Киун.- При почечной недостаточ-
ности что два века назад, что сейчас, что еще два века спус-
тя, лечение одно - гемодиализ. Но, если господина Будаха
отправить на гемодиализ на Землю, вся Комиссия по Контактам
запрыгает, как черти на горячей сковородке. Причем легко мо-
гу представить, кто будет под этой сковородкой разводить
огонь".
- Противное это занятие - помирать,- сказал Будах задум-
чиво.- Вроде и терять уже нечего, и от надзора бесконечного
наконец уйдешь, а все тоскливо. Вы простите, я ною, как
скрипучее колесо. Самому противно.
- Ерунда. Я для того к вам и пришел. А дед? Дед бы, на-
верно, сказал так: "Вся наша жизнь вроде этого кабака. Мы
приходим в него ненадолго, скоротать вечер. Сидим, тянем ви-
но и эль, поглядываем по сторонам. Какой-то пьяница попытал-
ся затеять с нами драку, потом отвязался. Хорошенькая служа-
ночка строит глазки. Можно дать пьянице в морду, можно пе-
респать со служанкой, но это все мелочи, пена в кружке. Пе-
ред уходом приходится заплатить, но мы ведь приличные люди.
А если это занятие вам не наскучило, можно перебраться в со-
седний кабак".
- Хорошо, если так. Как говорил один мой друг: мы оттого
так крепко держимся за жизнь, что не знаем, куда попадем
после смерти.
- Кабаков в городе много,- уверенно сказал Киун.
"Ну вот,- подумал он,- контакт установлен. Зыбкий еще, но
и этого достаточно. Можно сосать кровушку".
Трактир "Золотая курочка" процветал. Поэтому дров здесь
не жалели и топили по-зимнему жарко. А за окном бушевала
своенравная и капризная весна Метрополии. Летели по небу
тонкие серые облака, подмигивало бледное солнышко, хлюпала
под копытами и сапогами молодая земля. На пороге стояла Ли-
сон - здешняя служанка, сбегавшая только что в лавку за яй-
цами и приправами для "какого-то занудного гурмана, пожелав-
шего курицу под соанским соусом. В светлых волосах девушки
искрились водяные брызги - видно, попала где-то под капель.
Киун, взглянув на Лисон, улыбнулся. Не далее как вчера
ночью от приготовил для нее приворотное зелье на крови и
слюне. Теперь капля крови из точеного пальчика Лисон путе-
шествовала по жилам Киуна. Ощущалки детонатора уже принялись
за расшифровку генетического кода и молекул памяти, и бывший
переписчик, а ныне черный маг, знал теперь все мысли- деви-
цы. Мысли ему нравились.
Лисон заметила, что Киун смотрит на нее, и подошла к их с
Будахом столу.
- Мне для вас, господин, с утра посылку оставили,- сказа-
ла она, делая реверанс.
Киун принял из ее рук корзинку, потрепал девушку по щеке
и снова повернулся к Будаху.
- Родня не оставляет без опеки,- пояснил он.- Но я не
дослушал вас, простите.
- Да я даже не знаю, с какой стороны к своей просьбе по-
дойти.
Будах помолчал, набрал в грудь воздуха и сказал:
- Я ненавижу их. Всей кожей ненавижу, всеми потрохами,
всеми жилами. И боюсь. По ночам снится, что я снова вернулся
туда, в тот подвал. И когда просыпаюсь, сначала не могу по-
нять, кончилось все уже или нет. Он говорит: "Пишите! Ваши
знания нужны этим людям!". А я знаю, что он прав, но ничего
не могу. У меня в голове ничего не осталось, кроме ненавис-
ти. И все время боюсь, что однажды снова очнусь в подвале.
В корзинке в самом деле была снедь: головка сыра, малень-
кая связка кровяных колбас и деревянная коробочка с порошком
из коры коричного дерева. Киун бросил щепотку порошка себе в
вино, предложил Будаху, но тот отказался.
- Хорошо,- сказал Киун.- Они умрут. Быстро, легко, но -
раньше вас. И они больше никого не будут мучать.
- Как вы это сделаете? - спросил Будах.
Киун пожал плечами:
- Как обычно. Восковые фигурки. Но мне будут нужны ваша
кровь, волосы и ногти.
- Мои? Разве...
- Вы же говорили только что, что ненавидите их всей ко-
жей, всеми жилами. Этого достаточно. А где я могу раздобыть
кровь арканарских палачей? Сами посудите.
- Хорошо,- сказал Будах.- Я принесу вам все. Завтра?
- Да. Здесь же, в это же время.
- Хорошо.
Будах встал, взял со скамьи плащ и побрел к дверям. Киуну
достаточно было увидеть, как он поднимался: не разгибаясь,
оберегая почки,- услышать его осторожную шаркающую походку,
чтобы определить, сколько медику осталось жить. Полгода, от
силы - год. И, что самое несправедливое, Будах даже не узна-
ет, что обрел бессмертие в генетическом банке Странников.
Ошущалки меж тем расшифровали молекулы памяти, примешан-
ные к коричному порошку. И черный маг прочел послание из Ар-
канара:
"Дона Керион убита по приказу брата Абы. Причина - любов-
ное свидание доны Керион с доном Руматой Эсторским".
Теперь пришел черед Киуна скрипеть зубами от бессильной
злости. Нелепая смерть. Несправедливая. Бес-смыс-лен-на-я.
Она так боялась землян, что спуталась с ними на зло себе и
всем. Захотела получить их сперму, их генокод. Глупая, от-
важная девочка. Своевольница. Дон Румата и брат Аба, словно
два слепых слона, растоптали ее. И памяти всех жизней, что
она успела собрать на этой планете, погибли вместе с ней. И
виновных искать негде. Все по-своему правы, все слепы, все
дураки.
И Киун вдруг понял, что выполнит обещание, данное Будаху.
Еще не знает, как, но выполнит. Это не приворотное зелье Ли-
сон. (Ни в каком приворотном зелье она не нуждается, в этом
он убедился прошлой ночью.) Нет, палачи Серого Братства
действительно умрут. Этого почему-то требуют его моральные
принципы. А Киун, став из забитого переписчика книг сыном
могучей межзвездной цивилизации, быстро привык потакать сво-
им моральным принципам.

Его взяли в тот же вечер в переулке Колпачников. Киун вы-
шел прогуляться, разогнать мрачные мысли и, возвращаясь до-
мой, натолкнулся на трех грабителей: двух парней, одетых,
как паломники, и рыжую девицу в мурисском платье с открытыми
плечами. Парни прижали его к стене и принялись срезать коше-
лек, тщетно борясь с тонкой цепочкой и поясом, украшенным
бронзовыми бляхами. Девица тем временем щекотала ему горло
ножом и жарко шептала на ухо:
- Кошелек или жизнь?! Кошелек или жизнь, красавчик?!
- Да жизнь, жизнь, разумеется,- ответил Киун.- Подожди, я
сейчас пряжку расстегну. Пояс тоже забирай, у тебя вон штаны
скоро свалятся. А вы, прекрасная дама, возьмите мой плащ,
иначе груди застудите.
И, увидев хлюпающие сапоги всей троицы, добавил:
- Ну, башмаки я свои отдать, к сожалению, не могу, на вас
не налезут. Но, если дойдете со мной до трактира, может, хо-
зяйка вам подберет что-нибудь из старого. Заодно и обновы
обмоем.
- Да он блаженный! - изумился один из грабителей.
- Он, сучий потрох, издевается,- процедил сквозь зубы
второй и поднес к лицу Киуна волосатый мозолистый кулак. Ки-
ун мгновенно надел на кулак свою шляпу.
- Он одержимый! - взвизгнула девица и ткнула пальцем ку-
дато за спину Киуна.- Глядите! А вот и ангелы по его душу!
Бежим!
Побросав добычу, грабители бросились прочь.
"Все же и в заповедях Господних есть свой смысл,- подумал
Киун.- Дай ближнему все, чего он просит и требует, и ближний
от неожиданности сомлеет и станет совсем беспомощным. Каких
это ангелов она здесь увидела?"
И в то же мгновение он услышал шаги и дыхание за спиной.
Обернуться и увидеть незваных гостей не успел, на него нава-
лились, выкрутили руки (ангелы что ли?), а потом удар по го-
лове надолго лишил его способности видеть, слышать и пони-
мать.
- Имя, род, звание?
"Маска, я тебя знаю",- подумал Киун, укачивая свою мно-
гострадальную голову. Голова на шее пока еще держалась, но
поворачиваться отказывалась наотрез.
- Твое имя, смерд!
"Ай-яй, зачем такой высокий стиль? Неужто так трудно до-
гадаться, с кем разговариваешь? Для умного человека - пара
пустяков. Вот, например, дворянин, а камзол носить не умеет,
локти оттянул, рукава подвязаны кое-как. Ходит ровно, как на
параде, земли ногой не чувствует. Когда хватается за меч или
начинает ругаться, на лице растерянность. Кто такой? Понятно
- землянин. Кто из землян толст, усат и ходит в каштановом
парике? Дон Гут, постельничий герцога Ируканского. Вот и
познакомились."
- Твое имя, падаль!
- Киун с Жестяной улицы, благородный дон.
- Из Арканара?
- Благородному дону ведомо все.
- Это не твое дело. Отвечай на вопросы.
- Из Арканара.
- Давно в Метрополии?
- Третий месяц.
- Род занятий?
"Надо бы соврать что-нибудь, да не придумывается. С такой
головой разве что придумаешь?"
- Черная магия,- ответил Киун.
Дон Гут хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.
- А ты смелая падаль! Не боишься, что я сдам тебя влас-
тям?
- Чего бояться падали? - ответил Киун.
- Отвечай на вопросы, иначе познакомишься с дыбой! Что
тебе было нужно от государственного преступника Будаха?
"Да он же в истерике,- понял вдруг Киун.- Застарелая ис-
терика. Иначе не заговорил бы о дыбе. Что он, в самом деле
пытать меня собирается? Квалификация не та. Ладно, что будем
врать? Ох, снова ничего, кроме правды, в голову не лезет".
- Будах приходил ко мне за утешением.
- За утешением?
- Да, благородный дон. Он просил меня расправиться с его
палачами.
- И ты?
- Я обещал ему сделать это за весьма умеренную плату.
- Каким образом?
- С помощью моей магии. Если вы, благородный дон, хотите
испытать ее...
- Молчать!
"Поверь, что я - ничто,- просил Киун мысленно.- Глупый,
ничтожный, сребролюбивый горожанин. Плюнь на меня и вышвырни
за дверь".
- Кто тебя прислал в Метрополию?
"Не верит".
- Никто, господин. Но через границу мне помог перейти
благородный дон Румата из Эстора.
"Съел?"
- Ты не слышал вопроса? Кто тебя послал?
- Никто, господин. Я бежал от Серых Братьев.
"Может, хоть это тебя проймет? Гуманизм, Культура, а?"
- Какого рода магией ты собирался воспользоваться?
"Нет, не отвяжется. Они слишком трясутся над своими "спа-
сенными"".
- Вот этой.
Киун снял с шеи и кинул на стол свой крест. Не старый,
крестильный, втоптанный некогда в землю. Новый, тот что по-
дарил ему лжесвященник. Золотистая четырехконечная звездочка
тускло засветилась на темной столешнице. Дон Гут протянул
руку, осторожно дотронулся.
- Янтарин? - спросил он по-русски. Киун все понял по ин-
тонации и кивнул.
- Вы...
- Сейчас я не в состоянии отвечать на вопросы. Дайте мне
одну из ваших "чудо-таблеток", и я удовлетворю ваше любо-
пытство, благородный дон.
- Жил человек, по имени Киун Переписчик. В работе приле-
жен, в иное время нахален, любопытен, похотлив и трусоват.
Любил дорогие книги, дешевых женщин, умные разговоры и бе-
зумные попойки. Жил и не ведал, что век его - лишь сырье для
Грядущего Светлого Века. Впрочем, если бы и узнал, то не
слишком бы расстроился. Давно уже привык свистеть в кулак за
спиной у всего Великого и Светлого. И уж тем более не знал,
что в его тело вживлены цепочки памяти совсем другого су-
щества. Одного из тех, кого вы зовете Странниками.
- Цепочки памяти?
- Простите, я коряво говорю. Просто очень трудно перевес-
ти это на арканарский. Точнее, я знаю, как будет это звучать
по-арканарски столетия спустя, но от этого не легче. Вы еще
не знаете этого языка.
- Вы знаете будущее?
- Иногда - да.
- И можете влиять на него?
- Так же, как и вы.
- Но м-м... причины и следствия не страдают от этого?
- Страдают. Иногда ужасно. Но почему бы и нет? Вся наша
жизнь - страдание.
- Простите, не понял.
- Это вы простите. Я вечно шучу не к месту. Вы сами нару-
шаете последовательность причин и следствий, но не желаете
этого замечать.
-?!
- Ваши корабли. Вы говорите: нижнее пространство,
ноль-перевозки. Но это только слова. На самом деле вы летае-
те быстрее света. Вы изменяете и будущее, и прошлое, но не
всегда можете это увидеть. И не всегда хотите.
- Да? Впрочем, здесь я не специалист. Но что вы делаете
на этой земле? Улучшаете будущее?
- Ни в коем случае.
- Это противоречит вашей этике?
- Это противоречит логике. Если я отрежу вам ногу и вмес-
то нее дам костыль, пусть даже божественный костыль, вы ска-
жете мне спасибо?
- Но если народ болен?
- Вы знаете, что такое болезни роста? То, что происходит
сейчас в Арканаре, называется Реформация. В сотнях и тысячах
миров она начиналась так же. Церковная республика не продер-
жится больше двух-трех лет. А лавочники не забудут своего
неудавшегося бунта. И вскоре будет вам самая настоящая рес-
публика. Власть народа. Правда, не совсем такая, какую вы
ожидали. Мерзкий способ, не спорю. Но другого природа еще не
придумала.
- Природа - да. Но люди? Зачем разным народам повторять
одни и те же ошибки?
- Вы пытаетесь просветить здешних людей силком или угово-
рами. Но, когда они начинают просвещаться сами, вы хватае-
тесь за голову и вызываете подкрепление. На самом деле, вы,
лично, никогда и ничему не учились на своих ошибках. Только
внимали благоговейно своим наставникам. Поэтому вам страшно.
- Вы можете равнодушно смотреть на страдания людей?
- Это провокация? Или вы ждете, что я отвечу на вопрос,
который вам самому уже давно не дает покоя? Я, как видите,
поторопился убраться подальше от будущей Арканарской респуб-
лики. А вы? Вы никого не убиваете своими руками, но изо всех
сил стараетесь, чтобы ваших врагов переехало колесо истории.
Но, если повозка собьет прохожего, кто будет виноват - ло-
шадь или возница? Из-за вас погибла... Впрочем, неважно.
- Но мы не вмешиваемся в ход истории!
- Конечно. Вас лишили и этого права. Вы можете сострадать
нашим людям, но не можете отдать за них жизнь. Даже милосер-
дие вы проявляете лишь к тем, кого сочтут достойным на небе-
сах. Вы не Можете спасти женщину, ребенка, старика просто
потому, что они дороги вам. Наоборот, вы должны пожертвовать
ими ради "несущих культуру". От такой жизни поневоле свих-
нешься.
- А вы?
- Я - человек этой земли. Я здесь родился, живу, здесь,
наверно, и умру. Это - моя жизнь, и я люблю ее. Иногда - не-
навижу. Я могу помогать своей второй родине, могу не помо-
гать. Если я захочу кого-нибудь спасти - спасу. Убить -
убью.
- Но тогда кто-то может захотеть убить вас.
- Уже хотят. И многие. Ну а вы, вы чувствуете себя в бе-
зопасности при ваших бескровных законах?
- А Странник внутри вас не вмешивается, не контролирует
ваши решения?
- Этот Странник - тоже я. Я умер много лет назад там, на
небесах. А сейчас я живу вторую жизнь - жизнь переписчика и
черного мага из Арканара. Я учусь у него, учусь у этого ми-
ра. А любая судьба драгоценна и неповторима. Зачем ее коре-
жить? К сожалению, мы можем долго рассуждать об этике, но я
видел, что такое улучшенное будущее. Когда-то мы тоже пыта-
лись помочь одному народу. А потом сработали какие-то непо-
нятные связи внутри. Теперь лишь кучка выродков ползает там
среди поломанных машин. Вы еще найдете эту землю, найдете
наши следы на ней. Увидите наше преступление, наш позор. Мы
поняли тогда, что мыслящие существа во Вселенной так же свя-
заны между собой, как растения, звери и птицы на одной зем-
ле. Нельзя подменять один народ другим. Нельзя приучать ль-
вов пастись вместе с овечками. Нельзя подгонять живое под
шаблон даже ради милосердия и гуманизма. Оно, живое, все
равно будет сопротивляться, пока не сдохнет. Ох, ладно, по-
хоже меня понесло. Возраст, знаете ли. О чем мы с вами гово-
рили до?
- О цепочках памяти. Но я уже сам догадался. Вы говорите
о наследственности?
- Точно! И нас, и землян, и Странников, и многие другие
народы объединяет одно: белок - как строительный материал и
цепочки кислот как наследственная память. А дальше все прос-
то. Когда ребенок растет в животе матери, его наследствен-
ность переводится с языка кислот на язык белка. Потом все,
что он видит, слышит чувствует, запоминается и переводится
обратно на язык кислот. Вы обнаруживали эти цепочки памяти,
но считали их мельчайшими паразитами. Но у Странников есть
механизмы, способные расшифровывать чужие частицы памяти. Вы
назовете их позже "детонаторами". А коль скоро бесценна лю-
бая жизнь, любой опыт взаимодействия существа и мира, нет
никакой причины обрекать другие народы на полную гибель и
забвение. Вот Странники и трудятся в разных мирах, аки пчел-
ки на лугах Господних. И уже более миллиарда ваших лет су-
ществует Библиотека Памяти.
- Но тогда ваша цивилизация должна быть чудовищно древ-
ней.
- Чудовищно древней, или очень молодой. Вы знаете, что
такое близкие скрещивания?
- Конечно.
- На Земле вы можете скрестить лошадь и осла, но потомс-
тво их будет бесплодным. Большинство существ способны к
размножению только в границах своего рода. Постепенно, через
несколько миллионов лет, наступает вырождение, как у поро-
дистых собак или у лошадей. Сначала перемешиваются разные
народы, потом - разные расы. А потом наступает взрыв нас-
ледственности, эпидемия. Такое случилось некогда в одном из
миров. Точнее, по вашим измерениям еще случится. И мы, как и
вы, "не смогли смотреть равнодушно на чужие страдания". Мы
забрали людей этого мира к себе, в свое прошлое, и смешали
их наследственность с нашей.
- А как быть с вашим принципом невмешательства в дела
природы?
- Это был огромный риск, не спорю. Рассчитанный, выверен-
ный, и все равно риск. Однако нам повезло. Почему-то мир
устроен так, что добровольные жертвы чаще всего оправдывают-
ся. Мы избавили чужой народ от "бешенства наследственности",
предотвратили подобную эпидемию у себя. И одновременно доби-
лись еще двух важных результатов: преодолели границы внутри-
родового скрещивания и создали детонаторы. Потом, в будущем,
когда взрыв наследственности будет угрожать этому миру, мы
предложим здешним людям вступить в наш союз.
- Хорошо, но почему тогда вы прячетесь от нас? Почему не
хотите с нами говорить?
- Только не смейтесь слишком громко. Потому, что мы вас
боимся.
- Вы - Убийцы Детей.
-?!
- Через несколько лет мы попытаемся послать наших сборщи-
ков памяти на вашу планету. Вы вовремя их распознаете, реши-
те проявить милосердие, позволите им жить в вашем мире. Поч-
ти тридцать лет будете мучиться от неопределенности и стра-
ха, а потом убьете их, прежде, чем они окончательно себя
осознают. И тогда испугаемся мы. И уничтожим все наши стан-
ции наблюдения в прошлом. И будем прятаться от вас по всей
Вселенной. Потому что знаем, как бороться с болезнями нас-
ледственности, но не знаем, как бороться с пандемией страха.
- Но это будущее можно изменить?
- Наверное, можно. Но мы не можем исказить судьбу вашего
народа.
- И поэтому вы все это рассказали мне?
- Мой Бог, не думайте, что мне кто-то поручил или хотя бы
дал право рассказывать вам все это. Я попросту спасаю свою
жизнь. Кстати, с того момента, как я достал распятие, ваш
обруч не работает. Ваше начальство думает, что вы снова за-
сунули его в стол. Мое начальство также ничего не знает и
знать не будет. Считайте, что я просто захотел оставить след
в вашей памяти. Не я - Странник, а я - Киун, черный маг из
Арканара. Захотел согнать с вашего лица брезгливую жалость.
Может быть, вы попытаетесь не только пожалеть, но и полюбить
нашу землю, наше вино, наших женщин, раз уж вы застряли
здесь надолго. А то, знаете ли, браки из жалости всегда не
слишком счастливые. Ну и, кроме того, я надеюсь, что в наг-
раду за искренность вы меня все же отпустите.

Сломанное дерево за окном в сумерках напоминало истоско-
вавшемуся прогрессору глайдер. Под порывами весеннего ветра
оно постанывало, и казалось, что глайдер плачет, просит от-
пустить его обратно в небо.
Пашка постоял на крыльце, ежась, тайком дымя самокруткой,
но муть и тоска не уходили. Все это было весьма законно и
логично. О трудности адаптации прогрессоров к чуждому для
них социуму защищались диссертации, и Пашка эти диссертации
читал. На втором-третьем году одиноких землян одолевали
"тревожно-депрессивные настроения в сочетании с метафизичес-
кой интоксикацией", то есть печальные размышления о сущности
добра и зла и участии человека в их вечной борьбе. Так что
представь он сейчас доклад о своей беседе с чернокнижникомС-
транником, воспринято это будет соответственно. А если
вспомнить недавний Тошкин провал - не только соответственно,
но и однозначно. И базой на южном полюсе уже не отделаешься.
Домой, домой, в объятия матери Земли. И что тогда останется?
Играть с Тошкой по БВИ в "Arkanar- Revolution"? Он всегда
подозревал, что Странники при встрече поставят человечеству
мат; не думал только, что мат будет таким детским.
Он спустился в сад, подошел к стоявшей под скатом крыши
деревянной бочке, зачерпнул холодной, с привкусом растаявше-
го льда, воды и плеснул на лицо. Потом закинул в рот ломтик
селезенки вепря Ы, разжевал и несколько секунд стоял, хватая
воздух ртом, смахивая выступившие слезы. Бюджет Института
тощал с каждым днем, запасы спорамина таяли на глазах, при-
ходилось переходить на местные средства. Они были поистине
варварскими, но действовали исправно.
Вот и сейчас на Пашку снизошли наконец желанные ясность и
покой. Он вдруг вспомнил, что такая же бочка стояла на даче
у бабушки. Бочку сделал дед-историк (все без дураков, из
настоящего дерева и железных обручей), а бабушка-гидробиолог
показывала пятилетнему Пашке всякую мелкую живность, резвя-
щуюся в дождевой воде. Вокруг здешней бочки летом так же со-
бираются все хозяйские детишки. Странно даже думать об этом.
Казалось бы, что может быть общего между бабушкой и дедом -
профессорами Орского университета, интеллигентами в седьмом
поколении, и здешними недолюдишками, "заготовками", "болван-
ками", как называл их Тошка. А вот поди ж ты, отыскалась
связь, и Пашка, интеллигент в девятом поколении, едва не
впал снова в метафизическую интоксикацию на тему "А может,
чернокнижник и прав?"
И тут он вспомнил. Селезенка вепря Ы встряхнула его мозг,
и он вспомнил человека со смешными ушами, жестким лицом и
мудрыми зелеными глазами, который как-то заговорил с ним в
коридоре Института. И Пашка понял: он поверит его рассказу.
Единственный на Земле, поверит без всяких документов и дока-
зательств. Обязательно.