Он закрыл за собой дверь, откинул полу халата и достал портсигар. Глаза его остановились на табличке с надписью «311». Он отвернулся.
Двадцать четвертое сентября.
Айкити Кубояма умирал. Он был так слаб, что даже не мог поднять веки и пошевелить губами, а перешептывание врачей и плач родных доносились до него словно через слой войлока. И всё же судьба подарила ему перед смертью несколько часов ясной мысли. Он знал, что умирает. Почти полгода страшные неведомые силы упорно и успешно трудились над его организмом, и теперь их работа близилась к завершению. Он понимал это каким-то шестым чувством, словно слепой, наклонившийся над бездонной пропастью. Смертный холод медленно полз по телу от тощих рук и ног, похожих на палки, обтянутые желтой влажной кожей.
— Су… дзу… — позвал он одним дыханием.
Он почувствовал, как жена склонилась над ним, и теплая капля упала ему на лоб. Ему захотелось сказать ей, что горевать не надо, что он совсем не боится смерти и, что если он умрет, то ей помогут, ей и детям, и старой Сюн, но не было сил пошевелить деревенеющими губами. Легкий, едва ощутимый укол в плечо — они опять вводят ему в кровь этот, как его… Название лекарства ушло из памяти. Да это и неважно. Наивные люди эти доктора, они думают, что еще не всё потеряно. Неужели он один понимает, что это смерть? Чего же тогда стоят все они, лучшие врачи Японии и Америки? Но при чем здесь Америка… Почему американские врачи так любезно предложили свои услуги? Ведь никогда раньше они не лечили японских рыбаков. Ах, да, он для них всего лишь «морумотто», подопытная морская свинка. На его организме они познают, что бывает с человеком, когда он попадает под «пепел смерти». Полгода они внимательно наблюдали, как отчаянно борется его организм с невиданной болезнью, борется и сдает одну позицию за другой. Сначала сдалась кровь, затем сердце, печень, мозг… Сколько времени он был без сознания? Кажется, сейчас конец сентября? Значит, месяц.
Он услышал прерывистый шепот и плач жены, она просила кого-то сделать что-нибудь для его спасения, не дать ему умереть. Значит, она тоже знает, поняла. Бедная маленькая Судзу. Каково ей будет с тремя девочками и стариками. Нет, как он ни храбрится, а умирать всё-таки страшно. Страшно и бессмысленно. Кто эти люди, вызвавшие к бытию такие чудовищные силы? Зачем это им было надо? Против кого они хотят их использовать? И почему именно он, Айкити Кубояма, сорокалетний честный рыбак, должен был оказаться их первой жертвой? И почему вообще кто-нибудь должен стать их жертвой? Он вспомнил, как рыбаки смеялись над Мисаки, когда тот пытался отговорить их от плаванья к Маршальским островам. Как тогда сказал Мисаки… Что-то насчет чужих вод… Опасно заходить в чужие воды… Почему мы тогда не послушались его? Голод. Это всё сделал голод. Нет рыбы — нет заработка. Нет рыбы — хозяин выгонит тебя с работы, и тогда любуйся голодными детьми, измученной женой, умирающими стариками. И мы не послушались Мисаки и пошли к Маршаллам. Другого выхода не было. И вот перед рассветом ослепительные вспышки, громовые раскаты, а затем — белый, похожий на рисовую пудру порошок, падающий с неба — белый пепел, пепел смерти; пепел Бикини. Если бы они знали об этом тогда… Теплые нежные пальцы сжали его ладонь, но он не смог ответить на пожатие. Ледяной холод полз к груди, окружал сердце, останавливал дыхание.
В этот день Япония узнала, что Айкити Кубояма, радист рыболовной шхуны «Счастливый Дракон», умер.
Полковник Нортон в клочья рвал телеграмму из Вашингтона и грубо накричал на сотрудников.
Ямамото, кусая губы, чтобы не заплакать, судорожно мял и разглаживал газету. Сэндо Мисаки тихонько молился. Цуцуи лежал, завернувшись с головой в одеяло. Масуда громко всхлипывал, размазывая по лицу слезы.
Директор госпиталя Токийского университета заперся в своем кабинете и до вечера просидел один, уронив на руки лысую голову. Когда стемнело, он, не зажигая света, достал из шкафчика бутылку сакэ и чашечку.
В помещении профсоюза рыбаков Яидзу заплаканные женщины делали траурный венок. Угрюмые рыбаки молча курили перед входом. Пустовали кафе, кинотеатры, варьете. По опустевшим улицам разъезжали на американских виллисах усиленные наряды полиции. Но народ молчал. И было в этом молчании нечто столь зловещее, что власти искренне предпочли бы ему шумные многотысячные демонстрации.
Губернатор провинции Сидзуома был в ярости. Вернее, он был взбешен. Он бушевал — ругался, топал ногами и даже осквернил свои руки.
Чтобы вполне оценить впечатление, произведенное этим обстоятельством на всех окружающих, следует учесть, что он считался чуть ли не самым уравновешенным человеком на всём побережье залива Суруга и представлял собою исключение среди других губернаторов. Неожиданный гнев отца провинции нашел свое первое выражение в том, что губернатор сначала скомкал и швырнул в лицо секретарю телеграмму от господина премьер-министра, а когда обиженный секретарь попытался пуститься в рассуждения относительно незыблемости демократических порядков в государственных учреждениях новой Японии, схватил несчастного молодого человека за шиворот и вытолкнул за дверь. Бормоча проклятья и извинения, помогая испуганной машинистке поднять опрокинутый его падением стол, секретарь слышал, как за захлопнувшейся дверью губернатор бегал по кабинету, крича: «Проклятые дураки!..» Затем послышался звон разбитого стекла («Хрустальный графин!» — ахнула машинистка), и всё стихло. Здание губернаторского управления замерло. Пораженные чиновники ходили на цыпочках и обменивались недоумевающими взглядами. Служительница, относившая губернатору обед, вылетела из кабинета вся красная, со слезами на глазах: господину губернатору показалось, что она позволила себе войти не постучавшись. Дверь кабинета распахнулась, и резкий визгливый голос приказал вызвать начальника полиции. «Немедленно! Слышите?» Секретарь, забыв о достоинстве несправедливо обиженного, бросился к телефону.
И только позвонив, он вспомнил, что раньше губернатор имел обыкновение звонить к начальнику полиции сам. Эта мысль вызвала у него другое воспоминание. Он хлопнул себя по лбу и медленно сказал:
— Кажется, я понимаю, в чем дело.
Мгновенно обступившие его чиновники узнали следующее. Сегодня утром звонил из Токио сам господин министр внутренних дел. Дверь кабинета не была плотно прикрыта, и он, секретарь, волей-неволей… Если дверь приоткрыта, то слышно всё, и этому ничем не поможешь… Господин губернатор взял трубку и поздоровался с господином министром.
Как открыть магазин автозапчастей? . Качественная обивка дивана
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Похожие публикации -