— Мы, мирные рыбаки со шхуны «Счастливый Дракон», считаем, что это не просто несчастный случай. Водородная бомба — не игрушка, ее взрывали в Тихом океане не для забавы. Мы знаем, некоторые люди в Америке готовят страшную атомную войну. Это преступление. Взрыв на Бикини — часть этой подготовки, значит, тоже преступление…
— Одну минуту, — мягко прервал его Хара, — боюсь, что такое письмо будет расценено издательством как пропаганда, и оно не решится опубликовать его.
— Какая там пропаганда! — вспылил было Ямамото. — Почему, стоит лишь человеку мало-мальски разобраться в том, что происходит вокруг него, его сразу же обвиняют… — он осекся, махнул рукой и проворчал:
— Пожалуй, вы правы, это они никогда не напечатают. Тогда пишите просто… вот что: «Конечно, наше отношение к Америке и к американцам изменилось к худшему. Но дело не в том, как мы к ним относимся. Мы просим и требуем, чтобы испытания водородных и атомных бомб были прекращены, чтобы мы были последними жертвами этого ужасного оружия».
— Напишите еще, — проговорил Цуцуи, — что мы с болью в сердце и с горьким недоумением вспоминаем легкомысленные слова профессора Нортона и члена американской комиссии по атомной энергии Строджа о том, что рыбаки «Счастливого Дракона», якобы, напрасно выражают опасение за свою жизнь и здоровье, что их вылечат в месяц-полтора. Мы здесь уже полгода и не знаем, выйдем ли вообще отсюда.
— Этот долговязый янки давно не показывался здесь, — угрюмо сказал сэндо. — Мы бы напомнили ему этот разговор.
— И напишите, что мы хорошо знаем руку, которая нанесла нам этот удар, — добавил Ямамото.
Перо Хара быстро бегало по бумаге. Окончив писать, он закрыл записную книжку и сказал:
— Превосходно. Сегодня это будет передано в «Контэмпорари», а завтра облетит весь свет.
— Советую вам обратиться с такой же просьбой к семье Кубояма, — недобро усмехнувшись, проговорил Ямамото.
— Куматори-сан! Куматори-сан!
Главный врач Первого национального госпиталя с трудом раскрыл глаза и сел. За окном кабинета было темно, на потолке застыл световой квадрат от наружного фонаря.
— Куматори-сан! Вы проснулись?
— Да, да, в чем дело?
— Кубояма опять плохо. Слабеет сердце.
— Иду, — Куматори неловко поднялся на ноги и взглянул на часы. Четверть второго. Значит, он проспал всего полчаса. Полчаса за последние двое суток. Но сон уже улетел от него. Он наскоро привел в порядок прическу и вышел в коридор. Ковровая дорожка заглушала шаги. У двери в палату он помедлил, машинально разглядывая табличку с номером «311». Палата номер 311. Уже несколько месяцев внимание всей Японии приковано к этой палате. Да и только ли Японии?
Где-то строятся расчеты, планы, варианты планов мировой политики. Некоторые из этих планов и расчетов будут приняты или отвергнуты в зависимости от того, чем окончится история болезни пациента палаты 311, удастся ли Куматори, молодому, талантливому врачу, сохранить жизнь человеку, который вот уже полгода мечется между жизнью и смертью за этой дверью. Однажды Нортон даже намекнул. Главный врач тряхнул головой, как бы отгоняя не относящиеся к делу мысли, и решительным движением толкнул дверь.
В палате было очень светло и немного душно. Посредине на койке, головой к южной стороне лежал укрытый простыней Кубояма. Желтое с пепельным оттенком лицо его отчетливо выделялось на фоне безукоризненной белизны постельного белья. Глубоко в его нос уходил резиновый шланг от кислородного датчика, стоявшего рядом на столике со стеклянной крышкой. С другой стороны у койки стояли две женщины и девочка лет семи — мать Кубояма Сюн, жена Судзу и старшая дочь Мияко. Все трое смотрели на больного широко открытыми, застывшими глазами. Дежурный врач, видимо, только что проверявший пульс, засовывал в карман хронометр.
— Пульс пропадает, — шепотом ответил он на вопросительный взгляд Куматори.
— Кислород?
— Непрерывно.
— Температура?
— Тридцать шесть. Думаю, скоро упадет еще ниже.
— Введите тонирующее.
Пока врач готовил шприц, Куматори отошел к окну, откинул портьеру. На подоконнике лежала груда бумаг. Это были телеграммы со всех концов страны с выражением соболезнования, с призывом не терять надежды, с наивными, но искренними советами. Куматори взял одно из них. «Как это могло случиться? Что можно поделать, если не в силах человеческих помочь вам? Неподалеку от нас есть храм, в нем имеется каменная статуя Будды, именуемая «Гёгё-сама». Если потереться с молитвой больным или ушибленным местом об эту статую, то болезнь, как рукой, снимет. Я сам испытал это. Особенно, как говорят, таким способом хорошо изгонять злого духа из печени. Не теряйте надежды, держитесь твердо…»
— Готово, Куматори-сан.
Куматори бросил письмо и вернулся к больному. Прошло четверть часа. Тонирующее не помогло. Дыхание Кубояма становилось всё слабее и слабее, пульс уже едва прощупывался. Температура падала. Судзу склонилась над мужем, и слезы закапали из ее глаз на его лицо, на нодушку, на простыню. Она обтерла их платком, всхлипывая:
— Как же помочь тебе? Чем можно помочь?
Она с надеждой подняла глаза на врачей и сразу же отвернулась.
Куматори приказал служителю срочно вызвать Нортона и Удзуки. Потом увеличил подачу кислорода. Впрочем, он понимал, что это бесполезно. В сущности, Кубояма был уже мертвецом. Куматори знал, точнее чувствовал это по неуловимым внешним признакам. «Первая жертва водородной бомбы», — пришло ему в голову. Взгляд его случайно встретился со взглядом Мияко. Он поспешно отвел глаза и с ненужной энергией принялся готовить вторую инъекцию. В отяжелевшей от бессонницы голове копошились обрывки мыслей: «Пока пациент жив, врач не должен… Бедная девочка… Нортон намекал, что кое-кто в США очень рассчитывает на мое искусство. От спасения Кубояма зависит многое… Очень многое. Когда начался последний приступ у Кубояма? Кажется, двадцать первого. А сегодня двадцать третье… Утро двадцать четвертого. Да, двадцать четвертое сентября 1954 года — дата смерти первой в мировой истории жертвы водородной бомбы. Неужели будут и другие?»
— Здравствуйте, Куматори-сан.
Куматори вздрогнул и чуть не выронил шприц. Перед ним стоял Удзуки.
— Плохо? — спросил он, показывая глазами в сторону постели. Куматори кивнул.
— Думаю, это конец, — по-английски сказал он.
Удзуки долго возился около умирающего, мял ему руки, щупал через каждые пять минут пульс, открывал веки и заглядывал в мутные неподвижные зрачки. Вскоре явился Нортон. Американец сразу же взялся за дело. Он что-то записывал, делал какие-то уколы, брал кровь. Куматори безучастно следил за ним. Для него было ясно, что дело проиграно.
Рассветало. Куматори не оправил портьеру, и к желто-белому электрическому свету примешивалась серая слезливая муть осеннего токийского неба. Палата была невелика, и в ней стало душно. Куматори захотелось курить. Выходя из палаты, он слышал, как Судзу, плача навзрыд, спрашивала Удзуки:
— Неужели его уже ничем нельзя спасти?
Как открыть ларек и актуально ли это? . Диван трансформер своими руками
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Похожие публикации -