— Я капитан этой шхуны, господин доктор, — слабым прерывающимся голосом сказал он, — подобного рода вопрос должен быть обращен ко мне. Только я один знаю истинное положение вещей.
— Слушаю вас, — придвинулся к нему Нортон.
— Я ничего не могу сообщить вам нового, господин доктор. То, что знают репортеры, и то, что выявит официальная комиссия, в точности совпадает с тем, что было на самом деле: в момент взрыва «Счастливый Дракон» находился в двадцати милях от границы запретной зоны.
— Это неправда, — строго сказал Нортон.
— Это правда, — возразил Цуцуи и снова закрыл глаза.
— У нас есть сведения, что вы находились в запретной зоне…
— Ничего подобного! — крикнул сэндо.
— Нам нет дела до того, с какой целью вы туда заходили — ловить рыбу или заниматься другими… делами…
— Простите, мистер Нортон, — мягко, но настойчиво сказал один из врачей-японцев, — мне кажется, — извините, если я не прав, — что здесь не камера следователя. Мы должны вылечить их…
— Разумеется, коллега, — спохватился Нортон, — я, кажется, действительно увлекся. Но мне очень важно выяснить этот проклятый вопрос, и не моя вина, что он похож на вопрос следователя. Ну, ладно, будем считать, что они находились на расстоянии в сотню миль.
Он поднялся со стула.
— Мне кажется, мы можем идти, господа. До свидания, друзья мои, желаю вам скорейшего выздоровления. Скоро мы снова увидимся.
Американцы и нисэй вышли, прикрыв за собой дверь.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Ямамото к врачам-японцам, — они и вправду будут лечить нас?
— Повидимому, да.
— Но если мы не захотим?
Один из врачей положил руку на плечо механика и сказал грустно:
— У нас нет выбора, господин Ямамото. К сожалению, нисэй прав… Это самые крупные в мире специалисты по атомным болезням.
— Куда теперь? — спросил Нортон, выйдя из палаты.
— В Первый национальный госпиталь и прежде всего в палату 311.
— Там этот… Кубояма?
— Совершенно верно. Наиболее пострадавший. Нортон двинулся было по коридору, но остановился.
— Я совсем забыл, — сказал он, — Мэррил, в истории болезни этого маленького бунтовщика — Масуда, кажется? — отметьте, что весь обратный путь от Бикини до Японии он спал на мешке, набитом радиоактивной пылью.
— Как так?
— Очень просто. Ему, видите ли, хотелось привезти домой пепел горящего неба, и он набил им свою наволочку. Видите, к чему приводит любопытство?
Американцы рассмеялись, а один задумчиво сказал:
— Очень интересно. Значит у нас есть образец интенсивного поражения головного мозга. Чрезвычайно интересно и в высшей степени поучительно. Оригинальный экземпляр. Это нам очень пригодится.
— Не так громко, друг мой, — покосившись на подходящих врачей-японцев, пробормотал Нортон и закончил: — Пошли, господа. Не будем терять времени.
Когда врачи ушли, сэндо сплюнул и сказал:
— До чего у этих янки противные морды… Слушайте, как вы думаете, заплатят они за убытки или нет?
Никто ему не ответил. У Масуда опять началась рвота, и служитель побежал к нему с тазиком. Сэндо крякнул, повернулся на бок и затих.
В конце апреля директор госпиталя Токийского университета принимал гостя. Это был профессор Удзуки Масао, крупнейший в Японии специалист по лучевой болезни. Знакомство их началось давно, еще в те времена, когда оба они работали в одном из медицинских институтов в Осака. Тогда Удзуки был подвижным, не в меру увлекающимся молодым аспирантом, а теперь перед Миками сидел грузный старик с одутловатым лицом и редким серебристым бобриком над низким лбом. Их вряд ли можно было назвать близкими друзьями, но они всегда хорошо относились друг к другу и, что не часто встречается в ученом мире, уважали друг в друге незаурядного работника и беспристрастного товарища и критика. Впрочем, виделись они сравнительно редко, а с тех пор, как Удзуки, по его собственному выражению, окончательно «погряз» в исследованиях и лечении радиоактивных поражений, встречи их совсем прекратились, а отношения ограничились посылкой поздравительных писем и телеграмм. Этот визит был первым за последние несколько лет.
Усиленно дымя сигареткой, взятой из лакированного ящика, Удзуки говорил, скаля в невеселой улыбке щербатые темные зубы:
— Япония — несчастная страна, и японцы — несчастный народ. Со времен Хидэёси у нас не было ни одного — я уж не говорю умного — но хотя бы нормального правительства. Кажется, со времен основания империи мы ввязывались во все международные склоки, какие только происходили на расстоянии менее тысячи миль от нас, и только и делали, что дрались либо с соседями, либо друг с другом, либо и с соседями и друг с другом.
— Положим, — проворчал Миками, — такова, более или менее, история любого народа. Возьмите Европу…
— Любой другой народ ставил перед собой определенную цель и добивался ее. Одни стремились к национальному объединению, другие свергали деспотов, третьи боролись против иноземного гнета, четвертые — против навязываемой им религии… Люди сражались, тонули в крови сами и топили других, но они делали это с верой и страстью, а мы, японцы… Два тысячелетия мы воевали между собой или пытались оттяпать у ближних соседей кусочки земли. И всё для того, чтобы посадить себе на шею банду спекулянтов и сумасшедших, которые навлекли на нас, в конечном счете, американскую саранчу.
— Ну, Удзуки-сан… — Миками осторожно наполнил крошечные чашечки зеленым сакэ. — Я бы сказал, что вы сегодня чересчур пессимистично настроены.
Они помолчали, прихлебывая крепкий кисло-сладкий напиток.
— Возможно, вы и правы, Миками-сан, — снова заговорил Удзуки. — Я сетую на грустную судьбу японского народа только потому, что сам принадлежу этому народу. Возможно, другим народам не легче… Но свое дитя плачет громче всех. В Японии определенно неблагополучно. Хаос, разруха. Говорить о доверии и уважении к такому человеку, как Иосида, просто смешно, — Удзуки презрительно фыркнул. — Американцы тянут в свою сторону, социалисты в свою, промышленники в свою. Народ изголодался, оборвался, устал… Поневоле начинаешь думать, нет ли истины в том, что говорят коммунисты.
Миками покачал головой.
— Нет, коммунисты не для нас. В такой стране, как Россия, Китай — пожалуй… Но не у нас. Впрочем, многие видные люди сочувствуют коммунистам. Возьмите Ояма. А Ямава Гихэй — знаете известный биолог, последователь русского ученого Опарина, — он даже вступил в японскую компартию.
— Между прочим, — сказал Удзуки, — как-то я разговорился с рыбаками «Счастливого Дракона», и они рассказали мне о своей жизни. Я выяснил любопытную вещь. Оказывается, многие из наших рыбаков, особенно молодежь, нанимаются на рыболовные шхуны не из-за заработков.
— Вот как? А из-за чего же?
— Заработок — восемь, от силы десять, тысяч иен за сезон — слишком мал. Одни только резиновые сапоги стоят тысячу. И рыбаки идут в море для того, чтобы иметь возможность досыта поесть рыбы. Каково? Этого не было даже в годы войны.
Готовый бизнес-план русской бани, сауны . Первые шаги к компании по созданию сайтов
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Похожие публикации -