ПЕПЕЛ БИКИНИ

— Никаких возбудителей болезни найти не удалось. Но сразу бросились в глаза два обстоятельства. Во-первых, необыкновенная бедность крови лейкоцитами, во-вторых, ненормальное содержание белка в моче. Это, конечно, ничего не объясняло, и я обратился к обстоятельствам, предшествовавшим заболеванию.
— Что сами пациенты думают о своей болезни?
— О, они ничего не могли сказать. Так же, как и я… тогда. Нортон быстро взглянул на Миками. Тот вертел в руках, складывая
и разворачивая листок бумаги, который он достал из стола.
— Вы хотите сказать, что теперь… Миками кивнул головой.
— Вот именно, мистер Нортон. Я вспомнил кое-какие газетные сообщения… Кажется, это было полмесяца назад, если я не ошибаюсь, и сопоставил симптомы таинственного заболевания с некоторыми явлениями, свидетелями которых оказались рыбаки во время своего последнего плавания, а также с данными одного документа, случайно сохранившегося у меня со времен войны. Это дало мне возможность сделать кое-какие выводы. Я не берусь утверждать, что мне ясно всё, но просвет уже есть.
Наступило молчание. Нортон старался собраться с мыслями. Эта желтая пигалица оказалась хитрее, чем он предполагал. Знает ли Миками, что произошло в действительности? Нет, это исключено. Разве только, если он связан с врачами на Кваджелейне… Совершенно невозможно. Как бы то ни было, он, повидимому, напал на верный след. Что ж, это по существу ничего не меняет. Всё равно нужно будет открыть ему карты. Но какова бестия!
— Вы упомянули о некоторых явлениях, коллега, — сказал Нортон. — Не откажите в любезности…
Доктор Миками рассказал всё, что ему было известно со слов рыбаков.
— После этого на них посыпался белый, похожий на муку, порошок, — закончил он рассказ о злоключениях «Счастливого Дракона». — Пепел горящего неба, как они говорят. Он густо сыпался сверху, словно снег.
— Совершенно верно, — американец удовлетворенно кивнул. — Порошок, похожий на муку. Значит, первого марта они находились в районе Маршальских островов, вы сказали?
— Ямамото утверждает, что их шхуна находилась в это время милях в ста двадцати к востоку от Бикини. Впрочем, мне думается, они были гораздо ближе.
— Почему? — насторожился Нортон.
— Трудно себе представить взрыв такой мощности, чтобы радиация его причинила серьезные поражения на расстоянии в сотню миль, — спокойно сказал Миками.
— Значит, вы полагаете, коллега, — быстро сказал Нортон, — что они были ближе к месту взрыва, чем говорят?
Снова в кабинете воцарилась тишина. Доктор Миками взял сигарету, закурил, внимательно следя за сизыми струйками дыма под зеленым абажуром.
«Значит, это действительно был взрыв. Американец даже не заметил, кажется, что мы говорим о нем открыто».
— Конечно, это только мое предположение, мистер Нортон, — сказал наконец, он. —Но мне ясно одно: несчастные рыбаки оказались случайно вблизи от полигона, где ваши соотечественники испытывали какую-нибудь ужасную военную новинку. В результате — характерная болезнь: выпадение волос, нарывы на теле, слабость, уменьшение числа лейкоцитов. Я обратился к одному старому документу, он сохранился у меня с тех времен, когда я работал с жертвами Хиросима и Нагасаки, — Миками мельком просмотрел бумагу, лежавшую теперь перед ним на столе. — Вот, пожалуйста. Это история болезни некоего Асадзе Тадати, умершего в начале сорок шестого. Симптомы совпадают полностью. Интересуетесь?
Нортон покачал головой.
— У меня в отделении огромный архив подобных бумаг. Должен признать, что ваша логика безупречна.
— И ваш вывод?
— Несомненно, они поражены жесткой радиацией.
— Но интересно, — продолжал Нортон, — что вы думаете об этом пресловутом пепле? Какую он играет роль в вашей логике?
Доктор Миками пожал плечами:
— Право не знаю, мистер Нортон. Вы слишком многого хотите от меня. Я ведь всего-навсего обыкновенный терапевт… Масуда привез нам немного, грамм пятьдесят. Обыкновенный известняк, больше ничего.
Рука американца с сигаретой остановилась на полпути ко рту.
— Известняк… — медленно проговорил он и вдруг торопливо закивал головой. — Да, разумеется, известняк, мел, кораллы… И вы не заметили в нем ничего особенного?
— Особенного? Нет. А вы полагаете, что он, этот известняк, имеет какое-нибудь отношение…
— О-кэй, коллега, — Нортон притушил сигарету в пепельнице и выпрямился. — Теперь мне всё совершенно ясно, и я могу рассказать вам, что случилось.
Доктор Миками вежливо-удивленно поднял реденькие брови.
— Дело в том, — продолжал Нортон, — что вы оказались очень недалеко от истины, предположив, что ваши рыбаки явились жертвой мощного радиоактивного излучения. Но это не была жесткая радиация, хотя, возможно, наши пациенты были недалеки от этого.
— Вы, очевидно, читали в газетах, что первого марта на небольшом аттоле в районе Бикини было проведено испытание нового сверхмощного вида вооружения — термоядерной, или, как ее чаще называют, водородной бомбы.
Голос американца звучал почти патетически. Миками слушал с обычным вежливым вниманием.
— Чудовищной силы взрыв, — продолжал Нортон после эффектной паузы, — измельчил в порошок атолл, поднял миллионы тонн этого порошка на воздух и разбросал на сотни миль вокруг. (Небесный пепел, — пробормотал Миками). Это и был небесный пепел, совершенно верно. Но самым страшным оказалось то, что этот пепел — не просто известковая пыль. Вы знакомы с основами ядерной физики? Нет? Жаль. Постараюсь объяснить популярно. Температура в десятки миллионов градусов, возникшая в момент взрыва, придала элементарным частицам — продуктам взрыва термоядерной реакции — такие скорости, что они получили возможность проникать в ядра атомов всех веществ, находящихся в районе взрыва. В ядра атомов солей океанской воды, газов, из которых состоит воздух, а также в ядра атомов, входящих в состав коралла и материалов, из которых была построена оболочка бомбы. Как правило, всякий атом, ядро которого захватило постороннюю частицу, становится радиоактивным. Теперь вы понимаете, коллега? Излучение непосредственно от взрыва могло и не угрожать рыбакам, поскольку оно поглощается на сравнительно недалеких расстояниях от эпицентра. Но масса радиоактивной коралловой пыли, посыпавшаяся с неба, оказалась для них роковой. По виду она ничем не обнаруживала своих страшных свойств. И несчастные вдыхали ее, поглощали с пищей, она забивалась в уши, в глаза, в складки кожи… Они не смывали ее, вероятно, в течение нескольких дней. Они плыли домой, а радиация делала свое дело и только теперь ее действие стало сказываться в полной мере. Можно представить себе, как молекула за молекулой в клетках живого человеческого организма рушится под ударами смертельного излучения, как…
— Мне всё ясно, мистер Нортон, — морщась, как от боли, прервал его Миками. — По-моему, если позволите, это очень похоже на преступление.
Нортон насупился.