ПЕПЕЛ БИКИНИ

Он достал из нагрудного кармана документ, но доктор Миками поклонился учтиво и прижал руку к левому боку, давая понять, что ему не требуются никакие документы.
— Я уже имел удовольствие встречаться с вами, мистер Нортон, — сказал он. — Кажется, это было два года назад, мы виделись у нашего министра здравоохранения. Садитесь, пожалуйста. — Директор госпиталя прекрасно говорил по-английски, и только иногда мягкое «р», проскальзывающее вместо непривычного для японца «л», выдавало то обстоятельство, что этот язык не является его родным. Нортон с видимым удовольствием погрузился в кресло напротив Миками и вытянул ноги. Миками опустился на свой стул, пододвинул через стол гостю сифон и небольшой лакированный ящик.
— Содовая, сигареты, прошу вас.
— С удовольствием. А, «Лаки Страйк»! Совсем как в Штатах в добрые студенческие времена, не правда ли? Благодарю вас.
Американец закурил и начал:
— Вы, конечно, не очень удивлены моим посещением, мистер Миками?
— Во всяком случае, оно доставляет мне большую честь и большое удовольствие, — механически отозвался тот.
— Это после хлопотливого служебного дня? — рассмеялся американец. — Не будем тратить ваше драгоценное время на комплименты. С вашего разрешения я перейду прямо к делу.
— Прошу вас, мистер Нортон.
Но Нортон вдруг замялся. Его почему-то смущала зеленоватая полутьма над бумажным абажуром настольной лампы, голые стены, непроницаемое, как маска, темное лицо хозяина, сидевшего очень прямо по ту сторону стола. «Ученый с таким именем и директор такого госпиталя мог бы иметь кабинет поуютней», — мельком подумал он и тут же рассердился на себя.
— Коротко говоря, — немного резко произнес он, — меня интересуют два пациента, поступившие к вам пятнадцатого.
«Так оно и есть, — подумал Миками. — Теперь они не дадут нам покоя». Но лицо его попрежнему оставалось усталым и равнодушным.
— Позволено ли будет мне узнать, мистер Нортон, с какой точки зрения они вас интересуют? И что именно вы хотите знать о них?
Лицо Нортона изобразило глубочайшее изумление.
— Разве вам не звонили из министерства иностранных дел? — спросил он растерянно.
Доктор Миками покачал головой:
— Не понимаю, какое отношение министерство иностранных дел может иметь к делам моего госпиталя.
— Значит, ваши чиновники опять всё перепутали, — раздраженно сказал Нортон. — Факт тот, что я вынужден был вылететь сюда из Хиросима по настоятельной просьбе ваших дипломатов, черт бы их побрал. Мне передали, что здесь находятся двое больных, которые… м-м… которые могут представлять для меня большой интерес. Причем добавили, что персонал вашего госпиталя не в состоянии не только лечить, но даже поставить диагноз, и что вы — вы лично, понимаете? — требовали приезда американских врачей.
Доктор Миками не проронил ни слова и не пытался перебить собеседника, и Нортон подивился стоическому спокойствию, с которым он снес эту пощечину.
— Как бы то ни было, — после короткой паузы продолжал американец. — Будем считать это просто досадным недоразумением и обратимся к делу. Меня интересует всё об этих больных: обстоятельства их заболевания, ход болезни, как они попали к вам, какие меры вами приняты и так далее.
— Прежде всего, — безразличным тоном заговорил Миками, — считаю своим долгом заверить вас, мистер Нортон, что я ни в коей мере не виновен в этом, как вы его называете, досадном недоразумении. Повидимому, у дипломатов имелись достаточно веские основания, чтобы обратиться по делам здравоохранения, минуя наше ведомство, прямо к оккупационным властям (Нортон поморщился, но Миками сделал вид, что не заметил своей оговорки). Хотя я представить себе не могу, почему оно так заинтересовалось этими больными. Но раз уж так вышло, ничего не поделаешь. Только… — японец недоуменно пожал плечами, — не вижу, чем, собственно, могу быть вам полезен. Мы сами почти ничего не знаем, а то, что нам известно, весьма подробно и обстоятельно было изложено во вчерашнем номере «Йомиури». Вы, несомненно, читали эту статью и…
— Виноват, коллега, — перебил Нортон и криво улыбнулся, — к сожалению, мне приходится признаться, что японским языком, а тем более японской письменностью я владею пока очень слабо, поэтому упомянутой вами статьи не читал. Но самое главное не в этом, — тут Нортон нагнулся над столом и заговорил медленно и отчетливо, глядя собеседнику прямо в глаза. — Вы должны твердо понять, что с помощью американской науки вы смогли бы более успешно выполнить свой долг по отношению к этим вашим пациентам, а также и по отношению к другим, которые, вне всякого сомнения, скоро окажутся на руках японской медицины. Насколько нам… мне известно, общая картина заболевания очень напоминает… м-м…
Американец сделал паузу, но ожидаемой реплики не последовало. Он закончил сухо:
— Одним словом, если вас это не затруднит, коллега, мне очень хотелось бы разузнать подробности этого дела и осмотреть пациентов.
Директор госпиталя понял теперь всё. Понял он и то, что уклоняться дальше от ответов на вопросы этого наглеца будет невозможно. Речь шла о слишком серьезных вещах. И снова проклятый страх зашевелился под ложечкой. Он вздохнул, взглянул на часы, демонстративно покосился на кучу писем и официальных бумаг на столе слева от себя (единственный знак протеста, который он смог себе позволить) и поднял глаза на гостя.
— Хорошо, мистер Нортон. Если вы так настаиваете… Что вас интересует прежде всего и больше всего?
Нортон улыбнулся широко и весело и потер ладони.
— Начнем по порядку, дорогой коллега, — сказал он. — Как случилось, что рыбаки из Яидзу попали к вам? Кто их надоумил?
— Им посоветовал обратиться к нам мистер Оои, городской врач Яидзу. Вам, оказывается, известно, что пациенты прибыли оттуда?
— Да, я это знаю. Кстати, далеко этот Яидзу от Токио?
— В четырех часах езды. Маленький приморский городок около Сидзуока. Так вот, доктор Оои предположил сначала, что у них бери-бери. Внешние симптомы были как будто налицо: потемнение кожи, нарывы, гнойные выделения и так далее. Но было и другое, чего Оои объяснить никак не мог. У судового механика Ямамото прядями выпадали волосы. Больные не испытывали характерной для бери-бери ломоты в суставах. Они испытывали страшную слабость и отказывались от воды и пищи. В распоряжении Оои не было почти никаких средств для производства необходимых анализов. Но он имел дело с бери-бери почти всю свою жизнь, и ему стало ясно, что эта болезнь незнакома ему. Он послал двух пациентов — механика Ямамото и рыбака Масуда — к нам с письмом.
— Двух?
— Да, остальные остались у него в больнице. Двадцать один человек.
— И вы, разумеется, сразу поняли, что это за болезнь?
— Нет, не сразу.
Миками теперь не испытывал ни малейших сомнений относительно того, что американцу прекрасно известно всё о «Счастливом Драконе». Непонятно было только, чего он хочет от директора госпиталя. Но Миками был терпелив и осторожен. Он выдвинул один из ящиков стола и, роясь в нем, продолжал: