ПЕПЕЛ БИКИНИ

Как-то раз, когда Кубояма в ожидании обеда предавался безрадостным мыслям, к нему забежал племянник Нисикава и одним духом выпалил, что хозяин вызывает его, господина Кубояма, к себе, что господия капитан Цуцуи и господин сэндо Мисаки уже там и что его, господина Кубояма, ждут.
Когда Кубояма, оставив обувь перед дверью, вошел в гостиную просторного дома Нисикава, хозяин неторопливо читал какие-то нравоучения смиренно слушавшим капитану и сэндо. Увидев радиста, он остановился и указал на цыновку рядом с собой:
— Здравствуйте, Кубояма-сан, садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вы извините меня за бесцеремонный вызов?
Кубояма поспешил заверить его, что никакой бесцеремонности он не усматривает и даже, наоборот, он весьма польщен…
— Тогда я хотел бы, чтобы вы все выслушали меня и высказали свое мнение.
Нисикава помолчал, собираясь с мыслями.
— Так вот. Как вы знаете, дела наши очень плохи, особенно за последний год. Я уже забыл, когда «Счастливый Дракон» приходил с полным трюмом рыбы.
Сэндо раскрыл бьгло рот, но Нисикава отмахнулся от него.
— Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Правда, другие шхуны тоже не в лучшем положении. Поэтому я не имею оснований относить свои неудачи за счет плохой работы капитанов или начальников лова, тем более, что вы все заинтересованы в богатом улове не меньше меня.
«Наверное, даже больше», — подумал Кубояма.
— Но факт остается фактом — рыбы вы не привозите. Это убытки. Это разорение. А если я разорюсь, куда вы пойдете?
Нисикава взял сигарету, чиркнул спичку и затянулся.
— Курите, пожалуйста. Так вот. Я скорблю при мысли о том, что произойдет со мной и с вами, с вашими семьями, если такое положение будет продолжаться и дальше. И я решил: в этом году вам необходимо выйти в море как можно раньше.
— Когда? — вырвалось у Кубояма.
— Я полагаю, не позже двадцатого. Двадцатого января я имею в виду. А может быть и раньше. Вы хотите что-то сказать, Цуцуи-сан?
— Извините, хозяин… — капитан кашлянул. — В январе еще не кончается период штормов.
— Мне это известно, — усмехнулся Нисикава. — Что ж, придется удвоить осторожность. Рискнем. Вы говорите, шхуна в порядке?
— В полном порядке, хозяин.
— Ваше мнение, сэндо?
— Преклоняюсь перед вашим решением, Нисикава-сан, — поспешно отозвался Мисаки, упираясь руками в пол и кланяясь. — Нам не привыкать рисковать, и мы сделаем всё, чтобы вы были довольны.
— Как со снастями?
— Старые починены, новые, которые вы изволили купить в прошлом году, приведены в готовность. Мы вполне готовы, Нисикава-сан.
— Остается только погрузить продовольствие и горючее.
— А у вас, Кубояма-сан?
— У меня всегда всё в порядке, вы знаете, Нисикава-сан, — сказал радист.
— Вот и превосходно. Теперь еще одно.
Все трое изобразили на лицах почтительное внимание.
— Постарайтесь не залезать в чужие воды. Один раз вам это сошло, хотя вы остались без заработка, а я без рыбы, но не надо искушать судьбу. Риск есть риск, и рыбак, боящийся риска, не рыбак. Но я не желаю рисковать шхуной. Конфискация шхуны приведет меня к разорению, а вас — к нищете. С другой стороны, если вы вернетесь без рыбы, нам придется расстаться. Вот всё, что я хотел вам сказать. Я уже вижу, что вы вполне согласны со мной, не правда ли? Всегда помните, что ваше благополучие, как и благополучие других рыбаков, зависит от процветания их хозяина.
Нисикава взял вторую сигарету.
— Значит, с завтрашнего дня, сэндо, начинайте получать всё необходимое. А теперь разрешите предложить вам чаю.
Простившись с хозяином, капитан, сэндо и радист поспешили по домам. Через час все рыбаки уже знали, что первым в этом году в океан выйдет «Счастливый Дракон № 5». Вечером Кубояма взял у жены несколько иен и отправился в лавку за бутылкой саке и за лакомствами для дочек. На обратном пути он встретил механика своей шхуны, известного забияку и весельчака Тюдзи Ямамото. Механик был уже изрядно пьян, если судить по его заплетающейся походке и возбужденному красному лицу.
— О-ой, Кубояма-сан! — крикнул он останавливаясь. — Тоже решили выпить?
— По случаю такого радостного события, Тюдзи, — степенно ответил Кубояма. — А ты, я вижу, уже отпраздновал?
— Пустяки. Всего пару бутылочек. Взял в долг у соседей в счет аванса и вот… Было очень весело. Не знаете, когда мы тронемся?
— Не знаю. Нисикава-сан приказал быть готовыми в любой день.
— Нисикава-сан… Старый толстый скупердяй. Я так и скажу ему когда-нибудь: старый толстый скупердяй! Я ему отрегулировал дизель, а он хоть бы поблагодарил… Считает, что купил меня за этот грошовый заработок… Но он смельчак, не боится пускать шхуну в такое время года. Он сам был рыбаком, хоть он и скупердяй… — Тут Ямамото понес такую околесицу, что Кубояма, опасливо оглянувшись, поспешно проскользнул мимо него и торопливо удалился. За спиной он еще долго слышал ужасные славословия в адрес хозяина и скорбно покачивал головой.
Вечер удался на славу. Выпив и угостив соседа, Кубояма пообещал по возвращении из плавания купить жене новое кимоно, обязательно шелковое, матери — набор гребней, дочерям — новые оби и игрушки. Судзу молодо блестела глазами и счастливо улыбалась, старая Сюн с гордостью смотрела на сына, а дочки визжали от радости. В этот вечер семья Кубояма была счастлива.
А со следующего утра у пирса, где был пришвартован «Счастливый Дракон», началась суматоха.
На шхуну грузили соль, приманку, бочки с водой и квашеной редькой, рис, сигареты, проверяли двигатель. К середине января всё было готово. Вечером накануне отплытия Айкити Кубояма, невысокий, плотный, в клетчатом кимоно и овальных очках в дешевой никелированной оправе, принимал у себя дома родственников и знакомых, явившихся на проводы. Жена его, маленькая Судзу, и старая мать Сюн обносили гостей немудреной закуской. Гости прихлебывали саке и по очереди выражали надежду, что на этот раз «Счастливому Дракону» обязательно повезет.
Прохладным январским утром «Счастливый Дракон» отправился в путь. Разноцветные флажки трепыхались на его мачте, рыбаки, столпившись на палубе, кричали и махали руками. С берега толпа родных и знакомых тоже орала, надсаживаясь, стараясь, чтобы слова прощальных приветствий достигли ушей отплывающих. «Счастливый Дракон», пыхтя голубым дымком от дизеля, уходил всё дальше и дальше и вскоре скрылся из глаз.