Спустившись с насыпи, они теперь медленно, гуськом поднимаются по склону пологого холма. Насыпь видна отсюда как на ладони. Что-то странное происходит там, над поверженными танками: словно бы струи раскаленного воздуха поднимаются над этим местом и в них время от времени вспыхивает и переливается яркая радуга.
Но они смотрят не туда. Профессор идет впереди, и перед каждым шагом настороженно высматривает место, куда поставить ногу. Писатель бредет следом, глядя не столько себе под ноги, сколько под ноги профессору.
Дистанцию он соблюдает плохо, но проводник пока молчит. Взгляд его с привычной автоматической быстротой скользит от собственных ног к затылку писателя, к затылку профессора, вправо от профессора, влево от профессора и счнова себе под ноги.
Профессор добирается до вершины холма, и проводник сейчас же командует:
— Стой!
Профессор послушно замирает, а писатель делает еще пару шагов и оборачивается, очень недовольный.
Проводник стоит неподвижно, полузакрыв глаза, и шевелит пальцами вытянутой руки, словно что-то ощупывая в воздухе:
— Ну, что там еще? — брезгливо осведомляется писатель.
Проводник осторожно опускает руку и бочком-бочком придвигается ближе к профессору. Лицо его напряженное и недоумевающее.
— Не шевелитесь… — хрипло говорит он. — стоять на месте, не двигаться…
Писатель испуганно озирается.
— Не шевелись, дурак! — севшим голосом шипит проводник.
Они стоят неподвижно, как статуи, а вокруг — мирная зеленая травка, кусты тихонько колышатся под ветерком, и над всем этим — яркое ласковое солнце. Потом проводник вдруг говорит на выдохе:
— Обошлось… Пошли. Нет, погоди, перекурим.
Он присаживается на корточки и тянет из кармана пачку с сигаретами. Губами вытягивает сигарету и протягивает пачку профессору, который присаживается рядом.
Писатель спрашивает с раздражением:
— Ну хоть подойти-то к вам можно?
— Можно, — отзывается проводник, затягиваясь. — подойти можно. Подойди. — голос его крепнет. — я тебе что говорил?
Писатель останавливается на полпути.
— Я что тебе говорил, дура? Я тебе говорю «стой», а ты прешься, я тебе говорю «не шевелись», а ты башкой вертишь… Нет, не дойдет он, сообщает проводник профессору.
— Что ж делать? У меня реакция плохая, — жалобно говорит писатель. — дайте сигаретку, что ли…
— А реакция плохая — сидел бы дома, — говорит проводник, вытаскивая из кармана горсть разнокалиберных гаек.
Он начинает «провешивать» дорогу.
Бросает одну гайку впереди себя. Пауза. Медленно подходит к месту, где она упала. Кидает другую. И так шаг за шагом, от гайки к гайке.
— Давай! — зовет проводник профессора, — вроде обошлось…
Осторожным аллюром они движутся дальше. Профессор — писатель проводник. Солнце уже поднялось высоко, на небе ни облачка, припекает. Слева — склон, справа — канава, наполненная черной стоячей водой. Очень тихо: не слышно ни птиц, ни насекомых. Только шуршит трава под ногами.
Через несколько шагов писатель начинает насвистывать. Еще через несколько шагов он наклоняется, подбирает прутик и идет дальше, похлопывая себя прутиком по штанине.
Проводник тяжелым взглядом наблюдает за его действиями и, когда писатель принимается своим прутиком сшибать пожухлые цветочки справа и слева от себя, проводник достает из кармана гайку и очень точно запускает ее в затылок писателю веселый свист обрывается тоненьким взвизгом.
Писатель хватается за голову и приседает на корточки, согнувшись в три погибели. Проводник останавливается над ним.
— Вот так это и бывает, — говорит он. — только вот взвизгнуть ты вряд ли успеешь… В штаны не наложил?
Писатель медленно распрямляется.
— Что это было? — с ужасом спрашивает он, ощупывая затылок.
— Это я хотел тебе показать, как будет, — объясняет проводник, если ты так по зоне ходить будешь! Самоубийца.
Ладно, ладно, — отвечает писатель, облизывая губы. — понял.
Они бредут через свалку. Блестит битое стекло, валяется мятый электрический чайник, кукла с оторванными ногами, тряпье, россыпи ржавых консервных банок…
Впереди теперь идет писатель, лицо у него злое и напряженное, губы кривятся.
Огромный ров, заполненный вздутой тушей полуспущенного аэростата воздушнонго заграждения. Они ступают на прогибающуюся поверхность, медленно идут, осторжно переставляя ноги, и вдруг писатель издает странный каркающий звук и останавливается.
И начинает намокать. Влага проступает от его тела наружу сквозь одежду, влага струится по его лицу, струйки сбегают со скрюченных пальчев, волосы облепляют щеки и потом целыми прядями начинают сползать на грудь и на плечи.
— Спокойно, ребята, — произносит проводник. — влопались. Ляг! кричит он писателю. — лечь попробуй! И ты ляг! Профессор! Ложись! Ничего, ничего, сейчас он ляжет…
Проводник и профессор ложатся, а писатель не может. Видно, как его тело сводит судорога.
А затем все также неожиданно прекращается. Влага высыхает на глазах, и вот уже писатель такой же сухой, как прежде, только на плечах и груди висят, колышась под ветерком, сухие пряди выпавших волос. Обессиленный, он валится на бок.
Проводник, за ним профессор поднимаются, осторожно подходят к писателю.
— Ничего, ничего, — говорит проводник. — сейчас он встанет… А действительно, везучий дьявол… У добрых людей здесь, бывало, глаза вытекали, а он одними волосьями отделался… Ну, вставай, вставай, нечего валяться…
Писатель с трудом поднимается, ощупывает голову, рассматривает волосы на пальцах.
— Пошли, — говорит проводник. — все равно не сосчитаешь… Профессор, вперед.
Они вступают под истлевшую от времени маскировочную сетку. Видимо, когда-то здесь были пулеметные позиции: валяются патронные ящики, вросшие в землю пулеметы, занесенные песком каски и противогазы.
— Привал, — объявляет проводник.
Все стоят неподвижно. А вокруг тишина, только посвистывает ветер и шуршит мятая грязная газета, обмотавшаяся вокруг ноги профессора.
http://gh-llc.ru/plita-aerodromnaya-pag-14-osobennosti-i-primenenie/ подробности на сайте . Электронные кассиры москва электронныи кассир купить оборудование для бизнеса в москве.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Похожие публикации -