— Перестаньте, — перебивает его писатель, и снова наступает тягостное молчание.
Потом проводник угрюмо говорит:
— Хватит. Подъем.
Профессор угрюмо идет впереди, за ним — писатель, а за писателем, почти наступая ему на пятки, — проводник.
— Ладно, врать не буду, — бубнит он. — когда выходил, не думал я о мартышке, это точно… А теперь-то! Да я за нее кому хочешь горло порву! А ты мне толкуешь…
— Слушай, перестань бормотать, — говорит писатель, не оборачиваясь. — что ты ко мне пристал? Не знаю я, чего ты на самом деле хочешь. И ты этого не знаешь! И ради бога, не отвлекайся. Смотри за дорогой… Как раз сейчас только гробануться не хватает…
Впереди в дрожащем мареве виден задранный ковш покрытого ржавчиной экскаватора.
И вот они останавливаются перед пологим спуском к тому самому месту и завороженно глядят вниз, на волшебную котловину. Проводник оглядывает спуск и на ржавом склоне замечает странные черные кляксы.
— Ну, счастлив ваш бог, ребята! — говорит он сдавленным голосом. — сдохла она.
— Кто? — не сразу откликается профессор.
— Мясорубка. Видишь эти черные сопли? Сдохла жаба. Все! Можно идти свободно.
— Вот видите — мясорубка… — говорит писатель удовлетворенно и усаживается на землю. — приятное название.
— Да уж, брат, куда приятнее! Здесь дикобраз свою последнюю живую отмычку использовал. Кащей у него была кличка, молоденький такой дурачок…
— И ты бы меня сюда погнал? — говорит профессор. — меня? В мясорубку?
— А ты как думал? Одна труба да мясорубка чего стоят… А здесь только так и можно. А иначе — один шанс из четырех. Лотерея! А в зоне в азартные игры не играют…
— Уму не постижимо, — говорит писатель. — переться через эти смертельные горки, убить двух товарищей, и все ради мешка денег…
— Во-первых, — жестко говорит проводник, — товарищей сюда не берут. Да и не бывает у сталкера никаких товарищей. Я сам себе товарищ. А во-вторых, из-за денег и не такие дела делают. Ты что, с луны свалился?
— А если бы я не пошел? — спрашивает профессор.
— Да хватит вам об этом! — кричит проводник. — пошел, не пошел… Повезло нам, и все! Труба пустая оказалась, мясорубка сдохла, что я вам — злодей какой-нибудь? Думаете, мне много радости было — живых людей на смерть гонять? Ну — кто первый хочет? Ты, может? Заслужил ведь… — обращается он к писателю.
Писатель решительно мотает головой.
— Нет. Я ведь сказал, что не пойду. Просто хочу посмотреть на чудо это собственными глазами. Я скептик.
— Тьфу! Да небойся, сдохла она, говорят тебе! Ну, хочешь, я пойду первым. Ты не против? — спрашивает он профессора.
— Идите, идите… Конечно, — отвечает профессор. — я ведь никогда и не собирался ни подходить туда, ни просить…
— Как так — не собирался? — тупо произносит проводник. — зачем же тогда ты сюда перся? Это ж не я тебя уговаривал сюда идти… Ты сам просил, деньги сулил! Как же так — не собирался?
Вместо ответа профессор по примеру писателя садится на землю, поставив рюкзак между колен.
— Нет, вы посмотрите на этих идиотов! — ошеломленно говорит проводник. — жизнью рисковали, через все прошли, добрались, и на тебе! Сели и сидят!
— И правильно делают, — говорит писатель. — и ты тоже садись. Надо перед обратной дорогой посидеть.
— Этот дурак облысел, этого в городе участковый ждет… Ты хоть волосы себе обратно попроси!
— Снявши голову, по волосам не плачут, — говорит писатель. брось, ангел, не унижайся! Садись с нами, закусим, коньячку вот выпьем… И с богом домой.
— Вот тебе — домой! — орет проводник, потрясая дулей.
Он решительно поворачивается и идет к спуску. Шаги его, вначале очень решительные, замедляются, и он растерянно останавливается. Потом поворачивается и также решительно возвращается назад.
— Ладно! Ты можешь мне объяснить, почему ты не идешь? — говорит он писателю. — только честно и без болтовни!
— Пожалуйста! Я боюсь. Себя не знаю и не верю себе… Наверняка знаю одно: много дряни у меня в душе за жизнь накопилось. Не хочу эту дрянь людям на голову выливать, а потом, как дикобраз, в петлю лезть. Лучше в этом своем вонючем особняке сопьюсь тихо и мирно. Иди, иди! Только не думаешь ли ты, что если мы живы сейчас, то ты нас не убил? Убил, убил! Хоть мы и живы. И не надейся. На что ты можешь надеяться с такой своей натурой? Над дочкой своей слезы раскаяния проливаешь… Ты, прости меня, как тот бандит, у которого руки по локоть в крови, а на груди татуировка: «не забуду мать родную»… Уймись, сталкер. Не доросли мы до этого места, не нам с тобой сюда ходить за счастьем…
— А чистеньким-то я бы, может, и не пошел! — зло кричит проводник.
— Заговорила валаамова ослица! — мечтательно произносит писатель.
— Не понимаю, — бормочет проводник, в отчаянии тряся головой. не понимаю я…
— И счастье твое, что не понимаешь! Сходи туда — сразу поймешь, но тогда уже… Извини! Ты ведь всегда очень высоко себя ставил, много выше всех остальных… Железный мужик, гордый и вольный, а на самом-то деле — просто скотина. И придешь ты оттуда либо калекой, тухлой гнидой приползешь, ни на что не годной от срама, либо таким уж зверем, что и дикобраз по сравнению с тобой ангелом покажется. Все. Отстань!
Пока они конфликтовали, профессор уже освободил из рюкзака массивный цилиндр, тускло отсвечивающий на солнце. На цилиндре нет ни циферблатов, ни шкал, только диск наподобие телефонного в центре верхнего днища.
— Что это у вас, профессор? — спрашивает писатель.
— Это атомная мина.
— Атомная!?
— Да. Двадцать килотонн.
— Откуда? Зачем?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Похожие публикации -