ЛЕОНИД КУДРЯВЦЕВ

                        И ОХОТНИК...



                     ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

     Почему я решился написать этот рассказ?
     Точно - не знаю. Наверное, потому, что мир самых лучших
прочитанных  нами  книг,  когда  ты перелистываешь последнюю
страницу, - не умирает. Он остается жить внутри нас - я имею
в виду тех, кто способен получать от настоящей, хорошо напи-
санной книги наслаждение. А потом ты сам начинаешь писать, и
этот мир,  он словно бы хочет, требует, чтобы ты в него хоть
что-то добавил.  Пусть даже какую-нибудь мелочь, безделушку.
В знак уважения,  в знак того, что ты о нем, этом мире, пом-
нишь, в знак благодарности, за то, что он тебе дал.
     А книги  Стругацких  таким  свойством обладают.  Давать
что-то неуловимое,  но в то же время вполне реальное.  Может
быть, частицу вложенной в них души? И еще... каждый из наше-
го поколения пишущих фантастику (я имею  в  виду  тех,  кому
сейчас  от  тридцати  до сорока пяти) когда-то в детстве или
юности прочитал свою первую книгу братьев Стругацких. Конеч-
но,  для каждого она была разной, и обязательно вслед за ней
последовали другие,  но главное, что сделала эта первая кни-
га, - она показала, какой интересной, захватывающей, мудрой,
смешной и грустной может быть фантастика,  какой  она  может
быть настоящей.
     Думаю, с этого момента все и началось.
     Конечно, мы  очень  разные,  и большинство пишет совсем
по-другому,  по-своему.  И это хорошо.  Просто  мне  кажется
все-таки:  каждый из нас в глубине души понимает, откуда все
началось.
     Да, с "Понедельник начинается в субботу", с "Пикника на
обочине",  с "Улитки на склоне" и т.д.  и т.д.  Началось  со
Стругацких.  Мы из их книг, мы родом из Стругацких, и никуда
от этого не денемся.  Им удалось то,  что до этого не удава-
лось никому.  Воспитать своими книгами целое поколение писа-
телей,  причем,  я еще раз это подчеркиваю, по большей части
абсолютно друг на друга не похожих.
     Вот это да!
     А рассказ... честное слово, в знак уважения и благодар-
ности... не из гордыни...

     Капитан Квотерблад неторопливо шел по краю Зоны.
     Под ногами у него шуршал кошачий мох. Здесь, на асфаль-
те,  он тоже рос,  но почему-то быстро  высыхал,  становился
ломким,  а потом крошился в пыль. Как только пыль уносил ве-
тер, асфальт тотчас же зарастал кошачьим мохом снова.
     Капитан остановился и прислушался. Где-то в Глубине Зо-
ны зародился звук, похожий на скрип старой, с насквозь прор-
жавевшими  петлями  двери.  И был он таким тоскливым,  таким
безнадежным,  что Квотерблад вздрогнул и остановился, замер,
словно превратившись в деревянного истукана, пережидая, ког-
да же этот звук кончится.  Он и в самом деле кончился,  и на
Зону опять опустилась тишина. Капитан вытащил из кармана си-
гарету,  покатал ее в пальцах и, вдруг вспомнив о том, зачем
они здесь, выкинул.
     Вот так-то. Нельзя.
     Тяжело вздохнув, он прошел еще с десяток шагов, остано-
вился и снова прислушался. В Зоне было тихо. Квотербладу да-
же стало казаться, что тот скрип, который он только что слы-
шал,  на самом деле был всего лишь плодом  его  воображения,
слуховой галлюцинацией.
     - Врешь!  - пробормотал капитан. - Врешь, меня не обма-
нешь. Не выйдет.
     Четко, как на плацу,  он повернулся на каблуках и пошел
к машине, которую оставил за самым последним, стоявшим почти
вплотную к границе Зоны домом.
     В машине горел свет.  Еще в ней сидел сержант и, сжимая
в руках автомат, глядел на приборный щиток. Глаза у него бы-
ли отрешенные,  словно он думал о чем-то постороннем,  дале-
ком.
     Когда капитан открыл дверцу, сержант испуганно, пискнул
и попытался передернуть затвор автомата.  Поскольку  автомат
стоял на предохранителе,  затвор не передергивался.  Оконча-
тельно ошалев,  сержант рванул предохранитель. В этот момент
капитан  и  врезал  кулаком по его пухлому,  еще не знавшему
бритвы лицу.
     - Ты что, сдурел? - прошипел Квотерблад.
     - О господи,  - быстро забормотал сержант. - О господи.
Я думал...  А это вы...  О господи... И звук тут... я такого
еще не слышал.
     - Много чего ты не слышал, - проворчал капитан, забира-
ясь в машину.  - Ты почему свет включил?  Совсем  от  страху
рехнулся?
     - Так ведь звук.  Так жутко мне стало. Я подумал, что с
вами...
     - Не дрейфь, - уже примирительным тоном сказал капитан.
- От звуков здесь еще никто не умирал.  Вот если свет, когда
не нужно, в кабине включали, от этого - сколько угодно. Я же
тебе  говорил,  что так ты виден всем и не видишь никого.  А
иначе как бы я к тебе подкрался?
     Он выключил свет и прикурил сигарету.
     Рядом шебуршился и вроде бы даже едва слышно всхлипывал
сержант.
     А Квотерблад, откинув голову на спинку сиденья, думал о
том,  что ошибиться он не мог.  Охотничье чутье не подводило
его еще ни разу. Сталкер в Зоне, и возвращаться будет именно
здесь, в этом месте. Только попозже, ближе к рассвету. А по-
ка можно покурить, пока еще рано.
     - Я рапорт на вас напишу,  когда вернемся...  - наконец
пробормотал сержант.
     - Что? - переспросил капитан.
     - Рапорт, говорю, подам, - уже громче сказал тот.
     - А-а-а, ну это сколько угодно... Только не забудь, это
ты сделаешь,  когда мы вернемся.  И укажи,  что мои действия
были вызваны твоей же халатностью,  которая неминуемо должна
была привести к срыву всей операции.  И также учти,  на бли-
жайшие полгода ты у меня будешь бледным,  очень бледным. По-
нял?  Кстати,  сколько тебе осталось до  возвращения  домой?
Год? Мило. Это здорово. Это просто прекрасно... просто прек-
расно...
     Капитан вылез  из машины,  кинул на землю окурок и тща-
тельно его затоптал.
     На секунду  ему  показалось,  что он очутился на другой
планете,  в чужом, враждебном мире. А разве не так? Да и чем
иным  является эта Зона,  как не украденным неизвестно кем и
неизвестно с какими целями кусочком территории Земли? Не на-
до  снаряжать звездные экспедиции,  строить могучие фотонные
корабли.  Чужой мир здесь,  под боком,  в двух шагах.  Бери,
исследуй,  делай выводы. Раздолье. Ученым. А нам как? Каково
этому парнишке,  который сжимает в потных  ладонях  автомат,
готовый стрелять во все, что движется, во все, что покажется
хоть мало-мальски опасным?  Каково тому же сталкеру, который
лезет в эту Зону,  как проклятый,  чтобы вытащить из нее ка-
кую-нибудь вещь,  назначения которой он не понимает, которая
либо  облагодетельствует,  либо  уничтожит этот мир?  Каково
ему,  капитану Квотербладу,  вместо того чтобы дома смотреть
телевизор или завалиться к Михаэле, торчать здесь, в засаде,
только для того, чтобы подстрелить этого сталкера, который в
силу  своей  ограниченности даже и не понимает,  что делает,
который и думать-то не может ни о чем,  кроме денег.  И  чем
этот сталкер,  как человек, отличается от него, Квотерблада?
Да почти ничем.  Вот разве что только - капитан имеет  право
стрелять в него из автомата. И если убьет, то никакого нака-
зания за это не последует.
     Потому что он всего лишь выполнит свой долг.
     Капитан сунулся в машину,  вытащил из зажима над ветро-
вым стеклом короткий, со складывающимся прикладом, десантный
автомат и закинул его на плечо.
     - Сиди здесь,  - коротко бросил он сержанту,  осторожно
прикрыл дверцу и бесшумно двинулся от машины прочь.
     Устроившись за  упавшим набок фанерным,  насквозь прог-
нившим ларьком,  он осторожно высунул из-за  него  голову  и
стал ждать.
     Почему-то вспомнился тот толстый,  какой-то весь  расс-
лабленный,  похожий на большую резиновую игрушку джентльмен,
побывавший у него дома в прошлый понедельник.  Приехал он не
один,  привез его Клаузен, которого пару лет назад отправили
в отставку.  Какая-то там была история, то ли с деньгами, то
ли с молоденькой, несовершеннолетней дурочкой. Короче, Клау-
зена чудом не посадили.  Потом болтали, что в деле был заме-
шан кто-то из высшего командования, и Клаузен вышел сухим из
воды только благодаря этому.
     Приехали они к Квотербладу вечером. Клаузен был уже по-
рядочно навеселе, а вот джентльмен - тот был трезв как стек-
лышко. Квотерблад хотел было их выгнать сразу, а потом пере-
думал,  решил узнать, что это им от него надо. Уж больно ва-
жен был этот джентльмен, да и запонки у него стоили никак не
меньше, чем жалование Квотерблада лет за двадцать.
     Он провел их в гостиную,  сунул им по стаканчику и стал
ждать, чем все это кончится.
     Они не спешили. Джентльмен помалкивал, все оглядывался,
и на лице у него временами явственно  читалось  презрение  к
убогой,  облезлой гостиной, старому продавленному дивану, на
который их усадили,  и мерзкому, по его понятиям, виски, ко-
торое  ему налили.  Вот только уходить он не собирался,  все
чего-то ждал.  А Клаузен заливался прямо соловьем. Он болтал
о чем угодно,  о бывших сослуживцах,  знакомых,  о погоде, о
скачках в Сиднее...  Он был  какой-то  неестественный,  даже
учитывая опьянение,  и то и дело зачем-то самым дурацким об-
разом подмигивал.
     Наконец терпение  у Квотерблада лопнуло,  и он довольно
сухо осведомился,  чем, собственно, вызван такой неожиданный
визит.
     Вот тут и началось.
     Оказалось, что  Клаузен не так уж и пьян.  Он бросил на
джентльмена трусливый  взгляд  и,  зачем-то  понизив  голос,
словно их могли подслушать, заговорил:
     - Дело есть. Вот это мистер...
     Джентльмен обеспокоенно  заерзал  по дивану,  и Клаузен
осекся. По лицу его пробежала судорога, глаза стали словно у
побитой собаки. Судорожно сглотнув, он продолжил:
     - Итак, этот джентльмен, а я тебе скажу, что он один из
самых известных в мире охотников на крупную дичь, прослышал,
что ты тоже являешься в некотором роде охотником.  Он бы хо-
тел с тобой познакомиться.
     - Охотником? - удивился Квотерблад. - Как это?
     - Ну,  все же знают о твоих одиночных охотах на сталке-
ров.
     - Ах вот как?
     - Да,  именно так, - неожиданно твердым и спокойным го-
лосом сказал Клаузен и снова зачем-то подмигнул.
     - А дальше что?  - все еще не понимая,  куда он клонит,
спросил капитан.
     - Ну разве не понятно? Он охотник, и ты охотник. Причем
тебе  повезло  больше,  поскольку ты охотишься на необычную,
повторяю,  очень необычную дичь. Мы знаем, что по инструкции
ты  обязан  брать с собой еще одного человека.  Как правило,
это бывает какой-нибудь сопляк - сержант,  а то  и  рядовой.
Его ты оставляешь в машине,  а сам охотишься в одиночку.  Но
ты ведь можешь взять с собой на эту охоту и кого-нибудь дру-
гого. Согласен, такое... сафари... сопряжено с большими неу-
добствами, но зато на нем можно и неплохо заработать. Кстати
сказать,  за это будет заплачена огромная, я бы даже сказал,
сказочная сумма.  Подумай, тебе скоро на пенсию. А велика ли
она будет?
     Тут он их и выпроводил.  Клаузен еще пытался ему что-то
доказывать, снова сулил деньги, заклинал старой дружбой, го-
ворил, что погряз в долгах и для него организация этой охоты
вопрос жизни и смерти. Под конец в разговор включился даже и
сам джентльмен.  Голос у него, как ни странно, оказался тон-
ким,  с какими-то повизгивающими интонациями. Он сказал, что
польщен знакомством с таким великим охотником за людьми, как
капитан,  что  жаждет перенять у него хотя бы крупицу опыта,
что согласен заплатить за этот опыт просто гигантскую сумму.
     И вот тут капитан осатанел.  Все, что говорил или делал
в последующие пять минут, он запомнил плохо. Почему-то в па-
мяти  остались  лишь плачущий навзрыд Клаузен и все такой же
невозмутимый джентльмен,  который,  надевая  свое  роскошное
пальто,  никак не мог попасть в рукава, да то, как он закры-
вает за ними дверь и потом плетется обратно в гостиную.
     Тем вечером   он   напился,  сильно  напился,  пошел  в
"Боржч", но по дороге все же передумал, направился к Михаэле
и устроил у нее жуткий, с битьем посуды, скандал.
     Капитан поежился.
     Там, впереди, в Зоне, все словно бы замерло, не было ни
малейшего движения. И капитану показалось, что он видит мас-
терски написанный холст,  что,  попытавшись сделать шаг впе-
ред,  упрется в этот холст носом, и тогда наваждение спадет,
мир изменится,  станет иным, и он сам уже будет не капитаном
Квотербладом, а кем-то другим, ничуть на него не похожим.
     А потом на этом холсте шевельнулась какая-то точка, ка-
кой-то бугорок,  и капитан забыл обо всем. Ничем иным, кроме
как  возвращавшимся  с хабаром сталкером,  эта точка быть не
могла.
     Квотерблад затаился. Теперь ему оставалось только ждать
и ждать, чтобы в нужный момент... ох уж этот нужный момент!
     И тут он услышал шорох,  который доносился с противопо-
ложной стороны,  и,  оглянувшись,  проклял все на свете. Это
был сержант.  Совершенно не скрываясь, он ломился к его буд-
ке,  так,  словно прогуливался по бульвару какого-нибудь ку-
рортного городка.  Остановить его не было никакой возможнос-
ти,  поскольку крик или свист могли бы  испортить  все  дело
окончательно.
     Капитан скрипнул зубами и стал ждать, пока этот сосунок
не подойдет, уповая лишь на то, что тот сделает это быстрее,
чем сталкер его заметит.
     Наконец сержант оказался рядом с ним за будкой,  и тог-
да, дав себе клятву, взыскать с него за все, капитан прошеп-
тал:
     - Сиди и не рыпайся.  Не дай бог пошевелишь хоть мизин-
цем. Какого черта приперся?
     - Да это, я подумал, вдруг вам помощь нужна...
     - Помощь?  Я тебе покажу помощь. Ишь какой помощник вы-
искался,  - прошипел капитан и вдруг с удивлением понял, что
уже ничуть не сердится на сержанта,  может быть, оттого, что
представил,  как тому было страшно сидеть в машине,  одному,
окруженному со всех сторон темнотой, неизвестностью.
     Ладно, бог с ним, с этим сержантом.
     Он выглянул  из-за  будки и буквально метрах в двадцати
от себя увидел темную фигуру, которая шла наискосок, направ-
ляясь к соседним домам. И тут уж медлить было нельзя.
     Нажимая на спусковой крючок,  он почему-то снова вспом-
нил того резинового джентльмена. "Охотник!" Да, именно охот-
ник. Ну и что?
     Очередь распорола  ночную  тишину.  Сверкающий  пунктир
трассеров прошил темную фигуру.  А та,  даже и не  пошатнув-
шись,  продолжала двигаться вперед.  Капитан выпустил вторую
очередь,  которая тоже не принесла продвигавшемуся  к  домам
человеку ни малейшего вреда.
     Начиная уже догадываться,  кто, вернее - что перед ним,
Квотерблад  бросился  к этой фигуре и чуть не попал под оче-
редь, которую выпустил сержант.
     Пули просвистели у самого его лица.
     - Застрелю!  - вне себя от ярости, крякнул он торчавшей
над  будкой голове в каске.  Та испуганно ойкнула и исчезла,
спряталась. А у капитана уже не было времени даже дать опле-
уху  нерадивому сержанту.  Он бросился к все еще двигавшейся
фигуре, осветил ее фонариком и выругался.
     Ну конечно, это был мертвец.
     А стало быть, и конец охоты. На сегодня. Капитан хорошо
знал,  что  сталкера  здесь  ждать уже бесполезно.  Конечно,
вполне возможно, он где-то рядом, может быть, лежит метрах в
ста,  за бугорком,  но не встанет, будет ждать, пока они уе-
дут, пролежит еще хоть сутки. Они, сволочи, - терпеливые!
     Надо было  ехать  домой.  Капитан подумал,  что сегодня
обязательно завернет на огонек к Михаэле. И в этот раз скан-
далить он не будет.  Нет,  сегодня все у них будет как надо,
тихо и мирно. А сержанту он еще покажет кузькину мать.
     Квотерблад пошел обратно к будке и,  когда до нее оста-
лась всего лишь пара шагов, вдруг понял, что где-то в глуби-
не души рад неудачной охоте. Это его поразило, поскольку ни-
когда до этого он ничего подобного не испытывал. Капитан да-
же остановился, попытался понять, что же все-таки произошло,
и,  глядя на снова высунувшуюся из-за будки голову сержанта,
вдруг понял,  что причиной этому был тот джентльмен-охотник.
Да,  именно - он.  И его предложение. Надо же, сафари на лю-
дей. Охота... Развлечение...
     Сержант вдруг замахал руками и крикнул:
     - Вот он! Смотрите!
     Капитан машинально оглянулся и  увидел,  увидел  его  -
сталкера.  Тот бежал тяжело,  не оглядываясь, тем же маршру-
том, что и мертвец. До ближайшего дома, в котором можно было
спрятаться, ему оставалось не больше десяти метров. Развора-
чиваясь,  Квотерблад поразился красоте и  безрассудству  его
замысла. Если бы сержант не выглянул, сталкер ушел бы, прос-
кользнул под самым носом.
     Время словно растянулось, замедлилось. Все еще развора-
чиваясь и срывая с плеча автомат,  капитан увидел ясно,  как
на фотографии, лицо того, джентльмена-охотника. У него в го-
лове успела даже мелькнуть строчка непонятно откуда ему  из-
вестного  стихотворения:  "И охотник вернулся с холмов..." А
потом он полоснул из автомата,  полоснул из неудобного поло-
жения, не целясь, и почти уже добежавшая до угла фигура сло-
малась и, мучительно застонав, рухнула на землю.
     - Здорово вы его! - радостно крикнул сержант.
     Но капитан его не слышал. Он шел к сталкеру, неторопли-
во,  настороженно, готовый в любую секунду стрелять. Бывало,
некоторые,  особенно новички,  брали с собой в Зону  оружие.
Оружия у сталкера не было. И он был еще жив. Капитан это по-
нял, остановившись от него в полуметре, когда сталкер засто-
нал и медленно,  не замечая капитана,  словно так и не осоз-
нав, что же с ним произошло, пополз к дому, не отпуская, та-
ща за собой по кошачьему мху мешок с хабаром.
     Сталкера надо было добить.  И никто бы капитана за  это
не осудил,  никто бы не сказал даже слова,  поскольку здесь,
на границе Зоны,  сталкеры были вне закона  настолько,  нас-
колько  это вообще возможно.  Кроме того,  раньше в подобных
случаях он добивал их всегда. Таково было его правило.
     Но только не сейчас.
     "Да, я не сделаю этого,  - сказал себе  капитан.  -  Не
сделаю этого,  потому что я не охотник,  потому что я просто
выполняю свой долг, а он не дичь, он человек".
     А руки его уже поднимали автомат,  бесконечно медленно,
казалось, целое столетие, но все же поднимали. Сталкер огля-
нулся,  и капитан увидел его перемазанное грязью, искаженное
гримасой животного, смертельного ужаса лицо.
     "Нет, ты  этого не сделаешь!" - снова сказал себе капи-
тан и ужаснулся, вдруг осознав, что руки вышли у него из по-
виновения, делают нечто свое, нужное только им, рукам.
     - Нет!  - все еще пытаясь восстановить над  ними  конт-
роль, отчаянно крикнул капитан.
     Прогрохотала очередь, и сталкер ткнулся лицом в кошачий
мох...
     Сержант вызвал по рации спецгруппу. На запыленном "джи-
пе"  приехали три офицера,  те самые,  которые и должны были
заниматься подобными делами.  Они составили протокол, осмот-
рели  труп  и забрали мешок с хабаром,  чтобы передать его в
институт.  Они опросили сержанта и попытались задавать капи-
тану какие-то вопросы,  но тот их не слушал. Он стоял метрах
в пяти от того места,  где подстрелил сталкера, и смотрел на
Зону.
     На рассвете спецгруппа уехала, а капитан все стоял, бе-
зучастно разглядывая дома,  провода которых обросли каким-то
мочалом, грузовики, вагонетки вдалеке. Автомат из рук он так
и не выпустил.  Сержант пару раз попробовал было его увести,
но капитан лишь молчащего отталкивал и смотрел, смотрел.
     А потом  что-то в нем отпустило,  он отдал автомат сер-
жанту, сел на траву и закурил.
     Свежий утренний ветерок относил в сторону дым его сига-
реты. А капитан думал о том, что в сталкера стрелял не он, а
сама  Зона.  Это могла быть только она,  больше некому.  Все
правильно, все логично. Она защищала себя, она была "пустыш-
ками"  и  "комариными плешами",  она была всеми теми вещами,
которые выносили из нее ученые и сталкеры.  Она была.  И она
боролась,  она  хотела остаться собой,  она не хотела исчез-
нуть,  рассеяться по огромному земному шару.  А он, капитан,
был возле нее слишком долго.  И Зона его переделала, как пе-
ределывала тех же  сталкеров,  как  переделывала  их  детей.
Только его,  капитана Квотерблада, она переделала по-особен-
ному, превратив в своего слугу, своего охранника. И это было
окончательно, спасения от этого не было.
     Капитан Квотерблад встал,  закинул автомат на  плечо  и
пошел к машине.  Сержант сел за руль,  капитан устроился ря-
дом,  и они поехали прочь,  прочь от Зоны. Надо было состав-
лять рапорт.
     - А здорово вы его! - крикнул сержант.
     Вместо ответа капитан что-то пробормотал, и, не расслы-
шав, сержант переспросил:
     - Что?
     - Ничего,  - сказал Квотерблад. Разговаривать с сержан-
том ему не хотелось, поскольку ему только что пришло в голо-
ву третье объяснение.
     А что,  если все гораздо проще и Зона тут совсем ни при
чем? Что, если он и в самом деле превратился в охотника, ко-
торому  просто нравится охотиться на редкую дичь - человека?
Что, если он стал таким же, как этот резиновый джентльмен? И
нечего пудрить мозги долгом, а также влиянием Зоны.
     Эта мысль не вызвала у него ни страха,  ни  ужаса,  она
была гораздо проще и желаннее,  чем все, о чем он думал пос-
ледний час.  И что-то в ней было еще, словно бы обещание не-
коего забытья, некоего наслаждения.
     - Да, все именно так, все именно так, - пробормотал ка-
питан. - И нечего забивать мозги, нечего...
     - Что вы сказали?  - снова переспросил  сержант.  -  Вы
что-то сказали?
     - Да так,  - пробормотал капитан Квотерблад, а потом не
удержался  и  добавил:  -  "И  охотник вернулся с холмов..."
Охотник?..