АЛЕКСАНДР ХАКИМОВ
ПОСЕТИТЕЛЬ МУЗЕЯ
Литературная редакция
Андрея Измайлова
Художник Игорь Куприн
c Текст. А Хакимов.
Литературная редакция А. Измайлова, 2000
c Оформление. И. Куприн, 2000
Глайдер пошел на посадку. Завис над плоской крышей длин-
ного одноэтажw ного здания. Спикировал на большой красный
круг и аккуратно сел в центр, обозначенный белым прямоуголь-
ником.
Человек легко выпрыгнул из кабины, хотя был, мягко гово-
ря, немолод. Изобилие глубоких морщин и седые волосы до
плеч. Но упругость движений сохранил. Сохранил, да... Одет
был не по сезону, вернее, не для этих широт. Просторная лег-
кая пятнистая курткауниверсал с уймой карманов, карманчиков,
кармашков. Пятнистые же шорты. А вокруг до горизонта (впро-
чем, и далее) - серая, изрытая бороздами равнина, редкие
скалы-"зуб дракона", подернутое ледяной коркой озерцо. Нуд-
ный то ли еще дождь, то ли уже снег. Адаптивная метеостанция
с тарелкой-антенной на берегу озерца явно пустовала. Собс-
твенно, чем и объяснимы нынешние погодные условия. М-да, по-
года у нас всегда замечательная, только климат паршивый, как
говаривали англичане.
Он поежился и в энергичном темпе "не догоню, так согре-
юсь" зашагал по крыше, изредка совершая отменные прыжки,
чтобы не наступить на огромные, выложенные мозаикой буквы.
Примета плохая - наступить на букву. Или, наоборот, хорошая?
Он не был суеверен, просто согревался. Да и примета, опять
же...
Совокупность букв - МУЗЕЙ. Там еще буквы, но дальше,
дальше, дальше. А вход - уже вот он.
Вход - свободный. Полусфера (под раковину моллюска) пос-
лушно раскрылась перед человеком и послушно закрылась, стои-
ло ему переступить порог. Внутри было сухо, тепло и светло.
Он ритуально сказал "Здравствуйте!", понимая и зная, что
говорит в пустоту. Музейные экспонаты с некоторых пор перес-
тали привлекать внимание любопытствующих масс. Если хочется
побыть одному, приходи сюда. Пришел...
Он сплел цепкие длинные пальцы, похрустел ими - звук су-
хой и громкий, как выстрел. Пустота - это хорошо. Но тишина
- это слишком. Он выудил из нагрудного кармашка две серьги
кристаллофона, подвесил к мочкам ушей. Музыка - туш!
Туш не туш, но "Риенци" Вагнера. О вкусах не спорят. Ка-
жется, кто-то из тиранов прошлого тоже предпочитал Вагнера -
то ли Пиночет, то ли Чингисхан. Нет, не "тоже", а просто
"предпочитал". Совпадение музыкальных вкусов есть совпадение
лишь музыкальных вкусов. В конце концов, кто-то из тиранов
прошлого млел от элегического Бетховена. То ли Сталин, то ли
Лебедь. Беда с этой историей постсредневековья - тиран на
тиране, тираном погоняет. Всех не упомнишь и тем более не
выстроишь в последовательный ряд. Да и зачем ему? У него
иная спецификация. Лишние знания умножают скорбь. Или это
тоже кто-то из тиранов изрек?
Ладно, пустое! Начнем экскурсию, что ли?
Он был стрелком-межпланетчиком, и он был Стрелком. Полно-
весный век из своих ста двадцати он провел, не выпуская
скорчера из рук - в иных мирах, под иными солнцами. Он воз-
вел охоту в ранг высокого искусства, и был вне конкуренции.
Конкуренты отсутствовали по определению. Стрелок он и есть
Стрелок, единственный в своем роде и в роде человеческом
также.
Спрос рождает предложение. Заказы сыпались наперебой - от
кунсткамер, от лабораторий, от институтов. И он их выполнял,
эти заказы,- на протяжении всего полновесного века.
А наступление века нового, встречу, с позволения сказать,
он решил отметить именно здесь, на Лабрадоре. У этого музея
экспозиция, конечно, не самая богатая. Уступает, допустим,
бакинскому или, допустим, токийскому или, допустим, питерс-
кому. Зато лабрадорские экспонаты, все и каждый, добыты им
лично. Что ж, встреча так уж встреча.
Ита-ак, мы начинаем!.. С гарротского слизня, что ли?
На обширном низком постаменте - грузный, тускло поблески-
вающий мешок. Задняя, расширенная часть сбита в многочислен-
ные складки. Но спереди - гладкая тугая выпуклость, не голо-
ва (у слизня - голова? ха-ха!), но выпуклость. И на ней -
глаза. Вот глаза - да, действительно глаза, всем глазам гла-
за, почти человечьи... то есть такие, какие были у слизня за
миг до выстрела, никакие не человечьи.
Первая добыча. И, пожалуй, самая легкая.
В болотах Гарроты слизень просто громоздился на валуне,
грелся. Выпучил глаза на пришельца (сказать бы - с удивлени-
ем, но не со страхом), однако не шевельнулся.
Стрелок (тогда еще просто стрелок, а не Стрелок) долго
месил грязь вокруг валуна, скрупулезно выбирая, куда именно
выстрелить. Как бы так изловчиться - и конвульсий избежать,
и шкуру не попортить. Ну не в глаз же целить, в са-амом-то
деле! А вот, пожалуй, сюда! Разумеется, за отсутствием голо-
вы у гарротского слизня отсутствует и нечто противоположное,
задница то есть. Но когда и если тот чем-то все-таки ест
(головой, ха!), он и чем-то все-таки гадит (задницей, ха!).
После выстрела скорчера, всунутого по самый приклад в
зыбкую плоть, слизень съежился почти вдвое, сложился гармош-
кой. Крови как таковой не было. Глаза подернулись пленкой и
погасли. Вот и все. Никаких проблем!
Проблемы возникли потом - с консервацией добычи и достав-
кой. По прибытии на Землю Стрелок почти смирился с тем, что
первый заказ провален бесповоротно. Вместо особи - капсула
весьма смердящего жидкого холодца.
Честь и хвала Спецу, сотворившему тогда из холодца...
мнэ-э... конфетку. Нет, право слово, как живой, как там, на
валуне. Спец, знаете ли, это спец!
Они дружили с малолетства. Прозвища друг другу они прик-
леили тоже с малолетства - с тех пор, как один пацан срезал
на взлете жука-"эльфа" из примитивной рогатки (нич-чего се-
бе! скорость "эльфа" даже на взлете - за сотню кэмэ в час!),
а другой пацан умудрился собрать "эльфа" по кусочкам в одно
целое и неотличимое от "дорогаточного" периода (нич-чего се-
бе! после прямого попадания от реликтового жука осталось...
да нич-чего от него не осталось!). Так и откликались на
"Стрелок!", на "Спец!".
Годы, годы, м-да. Великая Теория Воспитания в пору их ма-
лолетства еще не стала практикой, но экспериментально внед-
рялась, внедрялась... Основной тезис: найти в человеке при-
родный талант и развить его. Благие намерения. Не практика
еще, но теория уже. Еще не Теория, но уже теория. Теория без
практики мертва...
С годами прозвище превратилось в звание: "О, Стрелок,
о!", "О, Спец, о!".
Ладно, что у нас дальше?
А дальше у нас - бетонный пол, шершавая стена, два окна-
бойницы. Декорация каземата. И троица ушастеньких. Ути-пу-
тиньки! И поясняющая табличка: "Семья голованов, планета Са-
ракш".
Кто-кто, но Стрелок в пояснениях не нуждался.
Вот с ними, с голованами, пришлось повозиться! На ред-
кость хитрые и осторожные псины! Стрелок выслеживал их в ра-
диоактивных дебрях, среди развалин, в непроглядных тоннелях.
Постоянно мутило от таблеток антирада, который приходилось
есть горстями. Плюс риск подорваться на давным-давно зало-
женной мине или попасть под обстрел престарелого роботанка.
Голованы же, подобно призракам, едва оказавшись в поле зре-
ния, мгновенно исчезали. Стрелок не успевал среагировать и
поймать на мушку, хотя что-что, а реакция у него еще та. Три
недели, почти месяц - таким вот манером.
И, наконец, повезло - щенок-голованыш высунулся из забро-
шенного пулеметного дога. Несмышленыш еще, любопытство одо-
лело, вероятно. Любопытство - не порок, но... Пли!
Скорчер практически беззвучен, но вот голованыш успел на-
последок тявкнуть. И, разумеется, самка явилась на зов, вы-
метнулась из-за контрэскарпа.
Вас-то, мамаша, мы и ждем! Он слезал ее в воздухе, в по-
лете, в прыжке. Особо выбирать не пришлось, и заряд скорчера
изрядно попортил шкуру на груди у самки. Будет Спецу непрос-
тая работа по возвращении Стрелка на Землю.
Так, но пока - где у нас папаша? Вот и он, здрасьте!
Самец-голован был великолепен, что касается стати и пры-
ти. А что касается стратегии и тактики - отнюдь нет. Просто
попер на противника - яростно и тупо, безоглядно. Будто на-
рывался на выстрел. Ну и получи! Хватило времени прицелить-
ся. Получи - в глаз.
Все-таки слухи о голованах как о существах, отличающихся
умом и сообразительностью, сильно преувеличены. А глаз - де-
ло наживное. Вот ведь сидит папаша-голован в музейном ин-
терьере и в оба глаза настороженно следит за приходящимипро-
ходящими - не замай, дескать, мое семейство, самочку с голо-
ванышем. Да, у Спеца все-таки лучше всего получаются глаза -
и не скажешь, что стекляшки...
Бывайте, ушастенькие. Никто вас здесь не тронет. Здесь -
не тронет.
Кто следующий?
А следующий, если ему не изменяет память, леонидянин. Па-
мять не изменяет. Леонидянин - маленький, голенький, кре-
пенький, росточком с пятилетнего пацана. А верхом на птичке
и вовсе кажется миниатюркой.
Это уже после Саракша. Или - до? Нет, после. Попотел тог-
да Стрелок, попотел! В прямом и в переносном смысле. Три ме-
сяца без малого - по степям Леониды, сплошь поросшей высокой
жесткой травой. Степь до степь кругом, и - ни намека на до-
бычу. То есть как раз одни намеки - тонкие и толстые. Леони-
дяне были везде и нигде. Хлопанье крыльев - постоянно, и
днем и ночью. А задерешь голову и - никого. Как издевались,
право слово! Ну-ну, летуны-невидимки, в прятки вы играть
умеете. Но кушать вам надо?
Стрелок подобрал наиболее крупную особь медоноса и, соот-
ветственно, подобрался к нему. Собственно, особого труда это
не составило. Медоносы, эдакие полосатые бегемотины, флегма-
тичны и покорны. Леонидяне их регулярно доят.
От одной эдакой полосатой бегемотины - три-четыре барреля
в один присест.
Медонос лениво пасся в тенечке, отбрасываемом гигантским
параллелепипедом. Подобных... мнэ-э... строений на Леониде -
хоть заблудись в них. Другое дело, являются они действитель-
но строениями или природными феноменами. Предмет для дискус-
сии.
Дискуссия длилась полтора десятка лет. КОМКОН послал пол-
тора десятка астроархеологических экспедиций. Единого мнения
так и не вызрело. Энтузиасты-любители еще какое-то время пы-
тались, пытались рыться в параллелепипедах, стремясь доко-
паться до истины. Что есть истина? И они, энтузиасты-любите-
ли, остыли, отстали.
Стрелку древние дискуссии - до фонаря, как говаривали еще
более древние. Он не астроархеолог, он Стрелок. Каждому -
свое. Здесь и сейчас для него "свое" - заставить медоноса
сглотнуть. Забавно, что про аналогичный метод он где-то у
кого-то вычитал в незапамятном детстве. "Охота на курдля"? В
принципе, читать не любил, не его это. А гляди-ка, прочел.
И, гляди-ка,- пригодилось. Никогда не знаешь, что и когда
пригодится. Только не мифический курдль, а реальный медод-
нос. И - не на медоноса охота. На леонидянина.
Медонос сглотнул...
Самым сложным оказалось даже не расслышать сквозь утроб-
ное бульканье и урчанье приблизившуюся добычу. Самым сложным
оказалось элементарно удержаться. Медонос то и дело норовил
срыгнуть или испустить газы. Все же Стрелок крупноват даже
для такого медоноса. И представьте себе, представьте себе -
двое суток в этом во всем! А ресурс маски-фильтра - трое су-
ток, пропади все пропадом!
Ага! Вот! Бабочка крылышками - бяк-бяк-бяк-бяк. Уловил,
расслышал. Не бабочка, само собой. Откуда на Леониде взяться
бабочкам! К слову пришлось. Не бабочка, но птичка.
Потом - тишина. Потом - поршневые вдохи-выдохи в области
вымени. Доись, бегемотина полосатая, доись. Значит, дояр -
туточки-тут. "И животноводство!"
Стрелок проскользнул, почти проплыл к сфинктеру, сгруппи-
ровался и резке двинул напряженным локтем по расслабленной
мышце медоноса.
Медонос оглушительно испустил газы. И не только газы.
Двое суток запора - кое-что накопилось. Ну и Стрелок, разу-
меется, и Стрелок. Так что хрестоматийная присказка насчет
"все кругом вовне, а я во всем белом" -- но с точностью до
наоборот. Стрелок оказался вовне, а леонидянин - вот он! вот
он! - во всем белом.
Стрелок в полете сотворил полусальто и пальнул из скорче-
ра, еще не приземлившись... мнэ-э... не прилеонидившись.
Присосавшийся к вымени дояр-леонидянин сразу перестал
быть во всем белом - заряд угодил в затылок...
Браво! Стрелок сказал себе: браво! Возьми он на три мил-
лиметра выше, и череп разнесло бы вдребезги. А здесь - акку-
ратное входное отверстие. Насчет выходного, правда, сомне-
ния. Перевернул тельце на спину. Так и есть! Щеку вырвало
напрочь! Но тут уж - за неимением гербовой, что называется.
Иначе он бы просто упустил добычу. Секунда промедления, и -
махну серебряным тебе крылом.
Вспугнутая характерным звуком птица, кстати, взмыла было
ввысь. Но вернулась, запрыгала в нерешительности, хлопоча
размашистыми крыльями. Выработанный или врожденный инстинкт
- без седока никуда.
Цып-цып, птичка! Не будет тебе отныне седока-летуна.
Стрелок, конечно, и сам бы с удовольствием ее оседлал, но
неподъемная он тяжесть, неподъемная. Тем более, с добычей на
загривке. Пристрелить, что ли, из жалости? Ну, пристре-
лить...
А, пожалуй, не зря он тогда потратил на нее заряд. С на-
учной точки зрения птичка представляет нулевой интерес, но
здесь, в музее, весьма к месту. Всадник и его... мнэ-э...
транспортное средство. Воедино. Очень живописно!
Нет, Спец так-таки уникальный таксидермист!
Тьфу! При мысленном "таксидермист" Стрелок невольно хмык-
нул. Ассоциация - "такси" и "дермист". Как он, однако, с
места в карьер - из медоноса вовне... Приятно вспомнить. То
есть неприятно вспомнить, но приятно. Главное - не процесс,
главное - результат.
Результат налицо. И, что отрадно, ни входного, ни выход-
ного отверстия в головенке леонидянина. Щечки налитые, розо-
венькие. Затылочек в кудряшках. Пупсик-серафимчик.
Уникальный таксидермист Спец, уникальный! Несколько разд-
ражало, что "оне образованность свою хочут показать", но
лишь несколько.
В частности, работая над леонидянином, друг-Спец постоян-
но бормотал-приговаривал странное:
- Ты вообще можешь живое делать мертвым? Не обязательно
убивать. Убивать и рукоед может. Сделать живое мертвым. Зас-
тавить живое стать мертвым. Можешь?
- Могу! - с вызовом, неожиданным для себя, неожиданной
запальчивой фистулой визгнул Стрелок.- Могу!
- Что же вы там делаете на Белых Скалах, если даже ты
этого не понимаешь? Мертвое живым ты тоже не умеешь делать?
- Что значит - тоже?! При чем тут "тоже"?! - взбеленился
Стрелок.
- А я - могу! - не слыша, вкусно процитировал Спец.-
Мертвое сделать живым могу. Ага?!
По этому "ага?!" Стрелок и понял, что Спец кого-то из
древних цитировал, априорно привлекая давнего друга в "ближ-
ний круг".
Извини, друг. Ты мне друг, но у каждого из нас - свой
круг. Разный. Стрелок не читатель. Стрелок - стрелок. "Охота
на курдля" - последнее, что он прочел. И то потому, что -
"Охота...".
В общем, можешь мертвое делать живым, друг-Спец? Умница!
"Двадцать копеек!" (Этимологически абсолютно недифференциру-
емый оборот речи, но уцелевший с незапамятности.) Но про
"живое делать мертвым" - не заступай. Мое! И неча, понима-
ешь, странными цитатами угнетать. Не знает Стрелок, не чи-
тал.
У постамента с леонидянином Стрелок задержался гораздо
дольше, нежели у слизня и голованов. С него-то, с пупси-
ка-серафимчика, и пошло-поехало. Когда же это? Лет семьдесят
тому? Семьдесят пять? Шумим, братцы, шумим... Уж больно
внешность доставленной на Землю добычи того самого... "сле-
зинка ребенка" и все такое. Внешность обманчива. При чем тут
внешность!
В общем, экзальтированная орава из "Живого Мира" рьяно
набросилась на тогдашний КОМКОН. Столь рьяно, что КОМКОН по-
шел на попятную. (Представьте себе, представьте себе: КОМКОН
- и на попятную!) И любое живое существо (как земное, так и
внеземное) получило статус неприкосновенности. Что до гаст-
рономических пристрастий - от устриц до говядины - то пожал-
те: промышленный синтез белка.
А Стрелок?! Ему теперь как же?!
Со Стрелком у Экселенца был тягостный разговор непосредс-
твенно в КОМКОНе.
- Надо ждать,- единственно, чем утешил Экселенц,- ждать и
надеяться.
Хорошо ему говорить! Вечный Жид ты наш! КОМКОНу не привы-
кать ждать, работа у КОМКОНа такая - ждать и надеяться. А у
Стрелка - другая работа! И он ее лишился. Навсегда?
- Чего ждать?! На что надеяться?! Что изменится?! - сор-
вался он в первый и последний раз.
- И это пройдет,- утихомирил лысый хрыч, буравя Стрелка
выпуклой зеленью глаз. То ли новоявленный вынужденный вер-
дикт имел в виду. То ли неподобающее поведение Стрелка. И
то, и другое, скорее всего,
- Виноват, Экселенц.
- Ты не виноват,- ободрил Экселенц.
И ведь прав оказался, провидец! Как в том, так и в дру-
гом.
Конечно, понадобилось четверть века.
Понадобилось, чтобы в Арканаре серая толпа растерзала
благородного дона Мудахеза (он же практикующий историк-сино-
ист Болеслав Фишер).
Понадобилось, чтобы пантианин задушил Изю Малая, непрев-
зойденного мастера боевого барицу (вот ведь подлость - не
просто задушил, а именно в обьятьях, в дружеских, надо пола-
гать,- и профукал мастер, проморгал, не воспрепятствовал
вовремя).
Понадобилось, чтобы на Саракше был тривиально расстрелян
фельдшер Вит Май (он же блестящий врач Логвиненко) только за
то, что его имя показалось подозрительным пьяному ротмистру.
И чаша терпения переполнилась. И всяко не "слезинка ре-
бенка" эту чашу переполнила. Новый вердикт КОМКОНа, поддер-
жанный львиной долей homo sapiens, гласил: представителям
внеземных цивилизаций, как негуманоидам, так и мимикрирующим
под гуманоидов, отказано в праве считаться существом разум-
ным... со всеми вытекающими последствиями. Нелюдь - она не-
людь и есть. Даже если прикидывается люденом.
Большое искусство - утвердить подобный вердикт. Но КОМКОН
и есть КОМКОН, чтобы владеть этим искусством в совершенстве.
Искусство требует жертв.
Стрелок силен в ином искусстве. Оно тоже требует жертв.
Тот же гарротский слизень, те же голованы - из списка са-
пиенсов их вычеркнули, а в список животных не внесли. И лео-
нидянин - да, похож, но разум отсутствует, так только - инс-
тинкты, рефлексы, очень похожие на разум. Мимикрия, одним
словом. И вполне все вышеперечисленные могут и должны стать
добычей. И стали.
Единомышленников у него было немало, как он и подозревал.
Но публично - всего один. Зато какой! Наш. Регулярно вещаю-
щий только от своего имени по одному из бессчетных спутнико-
вых каналов. Каналов, да, без счету, однако сдается Стрелку,
что Наш привлекал весьма обширную аудиторию, которая поощря-
юще кивала: этот - наш! Все-таки человек, по сути, агресси-
вен, несмотря на впечатляющие успехи действующей Теории Вос-
питания. Может, Стрелок и ошибается, но так ему кажется. И
тот же Наш - живой пример.
- Я - Наш! - провозглашал с экрана паренек в допотопной
куртке из искусственной кожи.- Я - ваш! - с надрывным пафо-
сом.
И далее - угрюмая скороговорка-страшилка на четверть часа
(в "четвертушке", как сам Наш иронично именовал ежедневный
выход в эфир).
Стрелок, по чести говоря, относился к Нашему скептически.
Называл его не иначе, как сопляком и дешевкой. Но не вслух.
Ладно, дурная слава - тоже слава. Это - о Нашем, не о
Стрелке. Тому славы не надо - ни дурной, ни доброй. Была бы
работа.
А работа была и, возможно, в какой-то мере из-за психоло-
гической накачки Нашим весьма обширной аудитории. Для нее,
для аудитории. Стрелок стал "настоящим мужиком", как его ок-
рестил Наш.
Лиха беда начало.
Следующий этап - КОМКОН вынес на обсуждение поправку: ра-
зумным существом считается лишь человек Земли; иные - как
мимикрирующие под гуманоидов, так и являющиеся таковыми -
нет.
Это после того, как на Сауле канул целый экскурсионный
аэробус с ребятней-семинаристами.
Аэробус нашли через сутки - у подножия Утеса-Велико-
го-и-Могучего. Весь в пробоинах и глубоких царапинах. Копь-
ями его? Топорами? Копьями и топорами.
И семинаристов нашли - в трех километрах от Утеса-Велико-
го-и-Могучего. Брошенные пустые сани. В упряжке - ребятня.
Вповалку. Раздетые, нагие, смерзшиеся. Загнанные насмерть.
Вот вам и "слезинка ребенка"...
И поправка была принята. Не сказать "на ура" (инерция
мышления, ничего не попишешь), но и не сказать "на увы".
Так-то!
Нуте-с. Продолжим обход.
Далее кто у нас?
Далее у нас пантианин.
Угу, он.
Трехметровое чучело, великолепный экземпляр. Нечто вроде
увеличенной копии апача. Похож, похож. Горделивая поза, мощ-
ное телосложение, головной убор из стоячих перьев, ожерелье
из ракушек-побрякушек. Да, такого к себе на расстояние вытя-
нутой руки (тем более пантианской) не подпусти, будь ты
трижды мастером боевого барицу Изей Малаем.
Стрелок и не подпустил. На чужих ошибках учимся, почтен-
ный Изя, на твоих ошибках, почтенный Малай.
Стрелок устроил засаду. И на таком солидном расстоянии,
что пантианин при всем его легендарном обонянии не учуял.
Правда, накладочка чуть не случилась - из-за солидного
расстояния же. Заряд скорчера настиг дикаря-гиганта уже на
излете. Что поделаешь - расстояние, расстояние и расстояние.
Потому пантианин, покинувший "вигвам" и словивший порцию
смертоносной плазмы, еще долго катался по камням, извивался,
грыз гранит. Но ничто не вечно. Успокоился. Упокоился. Шку-
ру, конечно, повредил в агонии, изрядно повредил.
Но Спец есть Спец! ("Мертвое сделать живым? Могу!") Будто
нет и не было никаких швов и заплаток. Ай, молодца!
Доставка и последующая демонстрация туши пантианина, само
собой-таки вызвала неясный ропот среди энтузиастов "Живого
Мира". Уж очень он походил на землянина. Ну, вылитый апач!..
Однако всего лишь ропот, всего лишь неясный.
Опять же - Наш в "четвертушке".
Наш сменил куртку из искусственной кожи на куртку из кожи
леонидянина и с убедительным напором возвестил массам, что
дикарь и есть дикарь, уже не животное и еще (и никогда) не
сапиенс. Даже до элементарной спутниковой связи не дорос, не
доразвился. А за одного Изю Малая дюжину таких положить ма-
ло! А Стрелок, по словам Нашего, не просто настоящий мужик,
но героическая личность, пример для подражания. Dixi!
С Гигандой же промашка случилась. Очевидная промашка. Ну
да очевидна она только Стрелку. Остальные, имеющие глаза да
видящие, рассматривают экспозицию как должное. Во всяком
случае, предложенное. Но Стрелок-то знает...
Он высадился на окраине Арихады впотьмах и до центра го-
рода прокрался беспрепятственно. Хотя вокруг царил ад кро-
мешный, разгар войны Империи с герцогством Алайским.
Командующий имперской армией, пятизвездный генерал Грачу
(полный придурок! нет, пустой! но придурок, придурок, приду-
рок!), ввел на арихадские улицы колонну бронеходов, вообра-
жая устрашить противника одним ее видом. Расторопные алайцы,
притаившиеся на этажах, забросали колонну гранатами и сожгли
ее дотла - из ручных ракетометов, в том числе. Пятизвездный
генерал Грачу рассвирепел до умалишенности и приказал под-
нять в воздух тяжелые винтокрылы. Те основательно проутюжили
Арихаду (точечно, доложился Грачу), не оставив ни своих, ни
чужих.
То-то и оно - ни своих, ни чужих. Стрелок был вынужден
довольствоваться тем, что есть. Добычу он был вынужден ут-
рамбовать в капсулу вперемежку - от кого что осталось. В об-
щем-то, и охоты не получилось толком. Сбор падали, разве
что. Он и погнушался бы назвать это настоящим приключением,
когда бы с неба не грозились очередным "точечным" ударом
винтокрылы и винтокрылы. Того и гляди распылят на атомы, в
оба гляди! Он и глядел...
М-да, диорама "Гиганда" - спорная получилась. Спорная,
что ж... Спец и тот опустил руки. Оно, конечно, "мертвое
сделать живым? могу!". Но добыча излишне дефрагментирована,
излишне.
Однако Спец не был бы Спецом, если бы не сварганил из
крошева более или менее цельную картинку. Два имперских бро-
неходчика в комбинезонах угадываются, и алайский боевик в
камуфляже - тоже. Лишь угадываются, но- уже кое-что, уже
кое-что. Экспрессия! Вагнеровская "Риенци" в ушах - самое то
в качестве сопровождения.
Да-а, страшная штука - война!
Так и сказал Наш в очередной "четвертушке", объявившийся
теперь в куртке из кожи пантианина: "Страшная штука - вой-
на!". Можно ли, сказал Наш, хотя бы допустить наличие хотя
бы зачатков разума у существ, осатанело истребляющих друг
друга - не пропитания ради, не самозащиты для, а... черт
знает, почему?! Нет, нельзя допустить, сказал Наш, и восхва-
лил Стрелка, доказавшего сей постулат, доставив на Землю то,
что осталось от... И назвал Наш Стрелка нашим.
Экая привилегия! Заячий тулупчик да с царского плеча!
Благодарствуйте, ваше-ство!
Ан, худо-бедно, не без опосредованного влияния Нашего, не
без того,- у Стрелка появились последователи. Плодитесь и
размножайтесь! Юнцы и старцы, мужескаго и женскаго полу.
Скорчер осваивали только так, за милую душу - и на Марсе, и
на Леониде, и на Тагоре, и на Саракше, и на Сауле, и на На-
дежде, и на Радуге... Нашего полку прибыло, эге-гей!
Он, Стрелок, конечно, один такой. Но - комфортно чувство-
вать, что ты не один...
Вот в Музее - да, один. Странное дело, неужели не инте-
ресно, как оно?! Раньше толпами валили, ан масс. А ныне -
ветер и пустота. М-да, sic transit...
Впрочем, и Стрелку (даже ему!) кое-какие экспонаты наску-
чили, признаться. Рутина...
Он прошел мимо саульца, лишь мельком бросив взгляд:
Чучело в мохнатой шубе и мохнатой шапке. В занесенной ру-
ке - натуральное примитивное копье с зазубренным лезвием.
Морда - тупой-еще-тупее. Глупо вспоминать! Саула и Саула.
Он прошел мимо арканарского субъекта на хамахарском же-
ребце, лишь мельком бросив взгляд:
"Почти как люди", называется. Плащ-домино, кружева, шляпа
с плюмажем. Два меча на вепрекожей перевязи. ("Ы! - Почему
Ы?! - Вепрь Ы! Чтоб никто не догадался! - Идиот!") Идиот и
есть. Надменность и напыщенность. Тримушки-трай - ни дать,
ни взять. Условности и традиции. К черту условности (и, тра-
диции). Пока дебелый барон, пыхтя, подметал грунт снятой
шляпой в замысловатой церемонии вызова. Стрелок трижды при-
целился и - пли! Урочище, понимаешь, Тяжелых Мечей, понима-
ешь! Бла-ародный дон, вот вам меч, понимаешь. Да ну!..
Он дошел до экспозиции "Тагора".
Тагорец как тагорец - приземистый, корявенький, клыкас-.
тый (скалозуб? зубоскал?). Но вот рядышком, все в той же
экспозиции - сплошная головная боль Стрелка, заноза в мозгу.
Запаянная капсула, маслянистый раствор. Внутри, будто в ма-
теринской утробе - псевдохомо.
Ассоциация с материнской утробой напрашивалась при взгля-
де на это самое псевдохомо. Большеголовый пузатый младенчик,
свернувшийся калачиком. Глазенки пустенькие - в пол-лица.
Глазенки натуральные, не стекляшки, не биопластик. Из всего,
добытого Стрелком за годы и годы, это самое псевдохомо -
уникум, в некотором роде. В том роде, что "младенчик" ока-
зался единственной добычей, привезенной Стрелком на Землю
живьем.
Собственно, считать ли псевдохомо добычей? Тагорец - да.
Тагорца заказал токийский Музей. И Стрелок выполнил заказ
качественно и в срок.
Потревоженный в логове тагорец скалил клыки, выпрямлялся,
колотя себя лапищами в грудь, нависал над незваным пришель-
цем, готовясь откусить ему голову.
Стрелок не отступил, не побежал. Он сделал еще шаг впе-
ред, сблизившись вплотную, и отстрелил тагорцу гениталии,
"корень", если угодно. Подрубаешь корень, и дерево валится.
Тагорец не дерево, но его "корень" - жизненно важный
центр, поразив который, только и можно свалить эту... дичь.
Что и получилось...
(Спец, помнится, не удержался от веселой скабрезности,
восстанавливая тагорский "корень" с помощью биопластика,-
"бородатый" анекдот, "шампиньоны растут", ну все его зна-
ют...)
А в опустевшее логово Стрелок сунулся не праздного любо-
пытства ради. Он желал убедиться, что логово доподлинно
опустевшее. Иначе пойдешь-пойдешь отсюда, и на спину обру-
шится тагоряночка, с которой "скалозуб-зубоскал" играл в
"шампиньоны", пока их... мнэ-э... не потревожили. Тагоряноч-
ка - еще тот организм, учитывая масштаб тагорского "корня"!
Оказалось, логово-таки опустевшее. Никого, Не считая это-
го самого псевдохомо в грубо сработанном каменном чане с
рассолом. Ну и кто тут? Вернее, что тут? Ибо продукт питания
отвечает на вопрос "что", а не "кто".
"Псевдохомо", названное так впоследствии профессором Исии
Сиро, все же ответило на вопрос "кто", а не "что". Но впос-
ледствии, на Земле.
А на Тагоре Стрелок выудил это самое псевдохомо из чана,
встряхнул, повертел на взвешивающей руке... М-да, такой ор-
ганизм попадается ему впервые. И что с тобой делать, орга-
низм? Усыпить, провести первичную консервацию, и - в капсу-
лу? Своя ноша не тянет. Весу в организме - килограмма три,
три с половиной. М-младенчик...
Стрелок не усыпил этого самого псевдохомо отнюдь не из-за
сантиментов - дескать, ах, младенчик, ах! Он не слюнтяй из
"Живого Мира", он Стрелок. Не к ночи помянутый леонидянин, в
конце концов, более схож с младенчиком - пупсик-серафимчик.
Но именно, что схож, и не более. А это самое псевдохомо схо-
же с жертвой аборта. И не усыпил он его потому, что Стрелок
есть звание, есть репутация. Стрелок со скорчером - да. А
душить эмбриона или инъекцию делать, или замораживать в хо-
лодильной камере (так или иначе усыплять, короче) - нет.
И на Землю это самое псевдохомо прибыло живьем. Вообще-то
н-не совсем живьем. Организм скорее жив, чем мертв. Организм
скорее мертв, чем жив. Клиническая смерть, из которой орга-
низмы выводятся и через сутки, и через двое, и через трое.
Вероятно, жидкая среда в капсуле, куда Стрелок погрузил это
самое псевдохомо, кардинально разнилась по составу с тем
рассолом в том тагорском каменном чане. Ну и массаракш с
ним! Получите заказ и распишитесь. А это (это самое псевдо-
хомо) - в нагрузку, когда и если угодно.
Угодно.
Профессор Исии Сиро кланялся и улыбался, кланялся и улы-
бался, кланялся и улыбался. Япония! Ритуал есть ритуал. И не
понять, искренне кланялся и улыбался? Или - ритуал?
А спустя неделю профессор Исии Сиро выступил с сообщением
по Центральному Каналу. И не по поводу нового экспоната, та-
горца,- недостаточный информационный повод, чего там! Высту-
пил он по поводу (по причине, чего там!) псевдохомо. Тогда
же и назвал организм - псевдохомо.
Итак, это самое псевдохомо к разряду животных не относит-
ся, к разряду нелюдей не относится, к разряду сапиенсов не
относится, однако... По словам профессора Исии Сиро, если
искать промежуточное звено между тем, тем, и тем... то ис-
кать уже не надо, уже найдено... кажется... С полной опреде-
ленностью утверждать нельзя. Из состояния клинической смерти
организм вывести не удалось, жаль. А то бы можно было ут-
верждать с полной определенностью.
Что-о-о?!
Стрелок вознегодовал.
Стрелок потребовал.
Стрелок воззвал к Экселенцу.
В общем, растерялся Стрелок, чего уж там.
Он заметался, рванулся было назад на Тагору. Сейчас он
доставит вам полдюжины этих самых псевдохомо живьем и... и
тогда еще посмотрим!
Но не успел. Не получилось - на Тагору. Вердикт КОМКОНа:
закрыта Тагора. Буквально наутро после сообщения Исии Сиро.
Стрелок рванулся было назад на Тагору буквально наутро после
сообщения Исии Сиро. АН - осади назад. Вердикт. Закрыта. Для
всех без исключения. Вплоть до особого распоряжения.
- Чьего распоряжения?! - на грани мужской истерики допы-
тывался Стрелок у Экселенца.- "Живого Мира", что ли?! И кто
ее закрыл?! "Живой Мир", что ли?! Да пошли они!..
Лысый хрыч немигающе буравил Стрелка выпуклой зеленью
глаз, пережидая всплеск эмоций. Не дождался и снизошел до
краткого ответа:
- Не "Живой Мир". КОМКОН.
- Вы?! Вы, Экселенц?!
- КОМКОН...- уточнил лысый хрыч.
- Вы же и есть КОМКОН! - неподобающе указал пальцем Стре-
лок.- Вы!
- Не я один.
- А кто еще?!
Стрелок прекрасно знал, кто еще. Собственно, никто не де-
лал тайны из "кто еще КОМКОН". Ну, Белый Ферзь. Ну, Слегач.
Ну, Гуру. Умник еще. И - Экселенц. Вопрос Стрелка был и не
вопрос вовсе, а уничижительная оценка остальным комконовцам.
Это он погорячился. Погорячился, да. Это, пожалуй, нервный
срыв. Это, пожалуй, не на грани мужской истерики, а за
гранью. Каждый из верховного квинтета КОМКОНа заслуживает
глубокого почитания и прочая, и прочая, и прочая.
Однако приняли же злополучный вердикт! И как оперативно!
И как безоговорочно!
- Кто?! - повторил Стрелок. И это был уже не вопрос.
Просьба. Мольба.
- КОМКОН...- повторил лысый хрыч, указывая тоном на непо-
добающее поведение Стрелка.
- Виноват, Экселенц...- стушевался Стрелок. Попереминал-
ся. Повторил: - Виноват...
Не ободрил его Экселенц: "Ты не виноват". Сказал ему Эк-
селенц:
- Иди. Иди и впредь не греши.
И Стрелок выполнил "кру-угом!" и пошел. Кто из вас без
греха? Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
Стрелок - без греха. Обвинители не проклюнулись. Никто не
осудил его.
Он искал встречи с остальными из верховного квинтета КОМ-
КОНа. Он досаждал и осаждал. Он, в конце концов, охотился на
них! Нет-нет, только в понимании выслеживал, ему только
спросить...
Он-таки выследил - и не кого-либо, а Гуру. Самого преста-
релого и самого почитаемого из верховного квинтета. В КОМКО-
Не, разумелось, все равны. Но некоторые равнее. ГУРУ - рав-
нее некоторых. Не провозглашалось, но разумелось. Хотя при
утверждении очередного вердикта он неизменно голосовал про-
тив. И против. И против. Пацифистская блажь. Но принцип
большинства есть принцип большинства. Расклад голосов -
собственно, никто не делал тайны из расклада голосов. Один -
всегда против. Кто тот один - никто не делал тайны и из это-
го. Гуру. Снова Гуру. Опять Гуру... Вот только из итогов го-
лосования по закрытию Тагоры ктото сделал тайну. Кто-кто?!
КОМКОН и сделал!
Сам Стрелок априори испытывал к Гуру уважение, уважение и
уважение. При том, что знал, как неизменно голосует Гуру на
верховном квинтете. (А начет закрытия Тагоры, небось, "за"?
В кои-то веки, а?! Пацифист блаженный! Или блажной?) Но Гуру
есть Гуру...
И Стрелок ощутил мгновенную робость до слабости в ногах,
когда очутился лицом к лицу с ним. Именно очутился - глав-
ное, внезапность, как на охоте. А то, понимаешь, избегают
они его, что ли?!
Стрелок выследил престарелого Гуру в Степанакерте, на
шумном достлуг-байраме, посвященном трехсотлетию нерушимого
азербайджано-армянского братства. Очень многолюдный дост-
луг-байрам.
Стрелок очутился лицом к лицу с Гуру и брякнул от смуще-
ния:
- А я вас узнал! - с идиотической ухмылкой.
Еще бы не узнать Гуру, чье лицо известно любому землянину
и не только землянину, но и любому!
- А я - вас... - произнес Гуру после томительной для
Стрелка паузы. А глаза добрые-добрые!
Неловко-то как, массаракш! Стрелку ведь ничего не надо,
ему только спросить...
Он не успел спросить, сформулировать не успел.
Гуру неловко размахнулся и влепил пощечину. Не больно.
Однако звонко. И демонстративно. За что?!! Публично...
Публики на достлуг-байраме было с избытком. Публики, го-
монящей, хохочущей, горланящей. И вмиг - вакуумная тишина.
- Спасибо. Я удовлетворен...- учтиво произнес Гуру. Потом
вдруг сразу схватился за сердце, стал оседать, успев спро-
сить у достлуг-байрама: - Можно, я лягу?
Лег. И больше не встал. Еще неделю продержался на стиму-
ляторах - в Краславской клинике. И - ушел. Навсегда.
А Стрелок ушел в долгий, почти трехгодичный ступор. Даже
запил. По-черному. Сказать бы, до цирроза, сохранись эта на-
пасть со времен постсредневековья.
- Сопляк и дешевка! - орал на него Спец, брызгая слюной,
приводил, что называется, в чувство.- Поднимись! Поднимись,
говорю! Не молчи! Скажи что-нибудь!.. И-иех, сопляк и дешев-
ка, хвостом тя по голове!
Стрелок не поднимался и молчал. Угрюмо. И лишь снова ока-
завшись один после очередного визита друга-Спеца, изредка
риторически вопрошал вслух:
- За что?! Нет, главное, за что?! Кто-нибудь мне объяс-
нит, за что?!
Никто. Никто ему так и не объяснил.
Время лечит все.
Но легкие рецидивы есть легкие рецидивы.
Стрелок, выйдя из трехгодичного ступора, вошел в стадию
"Ах, так?!". Убедившись, что Тагора по-прежнему закрыта, он
с упорством, достойным лучшего применения, затребовал свою
капсулу, ту самую, да! Вместе с содержимым, конечно! Псевдо
не псевдо, хомо не хомо - это его добыча. Выньте да положь-
те! У вас Тагора, значит, закрыта, и на Тагору, значит, ни-
как?! И чудненько! А у него в музейной экспозиции брешь, и
он эту брешь может скомпенсировать лишь за счет этого самого
псевдохомо, именно этого, ибо другого не дано - закрыто. И
вообще, о чем речь?! Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!
Не натешились с организмом (псевдо не псевдо, хомо не хомо!)
за три-то года, пока Стрелок... мнэ-э... безмолвствовал?! Не
натешились, значит? А плевать! Отдайте. Это моя добыча. От-
дайте... Настырность хронического склочника. Станешь тут с
вами склочником! Да, склочник! Вот и отдайте!
Отдали. Вам как - на руки? Или - в музей?
В музей, конечно. Зачем же на руки! Добыча, да, его. Но
он ведь ее - для музея. Пусть будет. Пусть смотрят.
Профессор Исии Сиро капсулу и доставил. Самолично. Прибыл
на глайдере. Не кланялся и не улыбался, не кланялся и не
улыбался, не кланялся и не улыбался. И эти японцы еще что-то
говорят о незыблемости ритуалов!
По случаю пополнения экспозиции Стрелок тоже прибыл, тоже
на глайдере.
Они пересеклись на каких-то пять-шесть секунд, на крыше
Музея, на взлетно-посадочном круге. Стрелок прибыл, а про-
фессор, знаете ли, как раз убывает. Не поклонился и не улыб-
нулся.
И Аматэрасу с ним, с профессором, в конце концов! Вольно-
му воля! Экспонат-то хоть привез? Или так, погулять вышел?
Ага, привез. Вот он.
И чудненько! Пусть будет. Пусть смотрят.
Посетители музея, пра-ашу!
То-то и оно. Проси, не проси - с тех самых пор Стрелок
стал чуть ли не единственным посетителем. И то от случая к
случаю - по случаю. Например, как сегодня, как здесь и сей-
час. Вековину стажа отметить - всем случаем случай! Не так
ли? Один, совсем один. То-то и оно.
Нет, не один! Кто-то (некто?) пнул его под коленки - мяг-
ко, типа "соизвольте подвинуться, за вами не видно". Ох,
Вагнер, Вагнер! В смысле - Рихард. В смысле - "Риенци".
Заглушил все посторонние звуки, заглушил. Эдак на Гиганде
(на Сауле, на Гарроте, на Леониде, на Тагоре) увлечешься
кристаллофонами, заслушаешься и - ку-ку. Но здесь и сейчас
опасаться нечего. Возрадоваться разве! Не один он, не один.
Еще посетитель!
Стрелок сдернул серьги кристаллофонов, одновременно обо-
рачиваясь и подвигаясь в сторону: пожалуйста-пожалуйста,
пардон, что помешал.
Тьфу! Массаракш! Никакой не посетитель. Кибер-уборщик.
Чистота залог чего-то там. И верно. Без кибера-уборщика тут
заросло бы все... по самое некуда.
- Пшел вон! Кыш! - пронзительной фистулой отогнал Стре-
лок.
Кибер порскнул было за угол, в Зало.
- И оттуда пшел! Кыш! Понял, нет?!
Еще не хватало! Последняя точка маршрута! Зало! И там -
вдруг кибер-уборщик! Помимо того, что (кто?) там пребывает с
тех пор, как ушел... навсегда. Нет уж! Зало на то и Зало -
там надлежит быть одному, с самим собой... и с тем, что
(кто?) пребывает в Зало с тех пор, как...
Кибер виноватой трусцой по широкой дуге обогнул Стрелка и
скрылся в коридорных дебрях. Чувство вины - оно киберам при-
суще? Или как?
Стрелку, например, присуще. Но здесь и сейчас он его не
ощущал. Там и тогда - тоже. И вообще... За что?! За что,
массаракш и массаракш!!!
Опять риторика. Но без нее в Зало - никак.
Янтариновое круглое Зало.
И в центре янтариновый же, высокий, в рост человека, пос-
тамент.
И на постаменте... мнэ-э... трофеем не назвать, экспона-
том тоже...
Голова престарелого Гуру.
Не скульптура, не муляж.
Именно голова именно престарелого именно Гуру.
Последняя воля, затихающим шепотом озвученная в Краславс-
кой клинике: тело сжечь и пепел развеять над Тагорой, а го-
лову... голову поместить в Музей... нет, не в бакинский, не
в токийский, не в питерский... именно и только в лабрадорс-
кий, вот этот вот самый - наряду с остальными... мнэ-э...
трофеями?.. экспонатами?..
Возрастной маразм? Дикий каприз? Что сказать-то этим хо-
тел, Гуру?
Ан что хотел, то сказал. У каждого, в конце концов, свой
масштаб капризности!
Голову препарировал Спец. Долго думал - как? Не в капсулу
же с рассолом ее помещать, в самом-то деле! Не опилками же
набивать и раскрашивать, в самом-то деле!
И Спец сделал то, что Спец сделал. И сказал: "Это моя
лучшая фильма. И это моя последняя фильма!".
Почему - фильма? Какая-такая фильма? Опять образованность
хочут показать, массаракш, массаракш и массаракш!
Но что да, то да. Сработано на века!
И в очередной "четвертушке" скорбный Наш в куртке из шку-
ры алайца-боевика торжественно-траурным тоном так и заявил:
"Сработано на века!". И предложил присвоить Музею имя прес-
тарелого Гуру, а... мнэ-э... экспонат считать своеобраз-
ным... мнэ-э... бюстом, памятником, если угодно. Чтобы пом-
нили! Ныне, и присно, и вовеки веков, ура!
И всеобщим голосованием предложение Нашего приняли на
ура. (Обширная аудитория у Нашего-таки, обширная!) Ныне, и
присно, и вовеки веков...
Что ж, век миновал. Аккурат миновал. Я знаю, век уж мой
измерен, но чтоб продлилась жизнь моя...
Стрелок остановился строго напротив. Получилось - глаза в
глаза.
"Ну и?" - сардонически вопросил Стрелок, мысленно, разу-
меется.- "Доказал? И что? И кому?.. И-иех-х, Гуру ты Гуру! А
глаза добрые-добрые!"
Потом отступил на шаг и все-таки отдал должное - вытянул-
ся в струнку, щелкнул каблуками, отсалютовал коротким жестом
- указательный палец резко к виску, и резко же вниз, руки по
швам. Гуру есть Гуру. (Но все-таки! За что?!!) Да, отсалюто-
вал. Сказано, отсалютовал! Не повертел пальцем у виска, а
резко поднес, и резко вниз. Отсалютовал, ну!
Зало - в церемонном молчании. Весьма кстати кибер-уборщик
спровоцировал Стрелка на сдергивание кристаллофонов с ушей.
Вагнер здесь неуместен. Покойник не любил Вагнера. О вкусах
не спорят. Впрочем, и какая-либо иная музыка здесь неумест-
на. Сказано: Зало - в церемонном молчании.
Н-ну... Спасибо этому дому, пойдем к другому. Довольно
Стрелок церемонился, пора и честь знать. Домой, домой. Честь
пора знать.
Он вышагнул из полусферы (под раковину моллюска) на кры-
шу.
Бр-р! Все еще дождь. И снег. И ветер. И звезд ночной по-
лет.
Хорошо ему там, в янтариновом Зало - тепло и светло. И
главное - сухо... Во веки веков.
А тут... Бр-р!
А что?! Чем не идея?! Ха! В свою очередь, выразить анало-
гичную последнюю волю и - сюда, в то же Зало, на еще один
постамент. Строго напротив. Ха! Экспозиция "А теперь сходи-
тесь!".
Он поежился (от пробирающего холода, только от него!) и
отменными прыжками заспешил к глайдеру. Не особо следя, нас-
тупает на мозаичные буквы или нет. Верить приметам - дурная
примета. Ха!
Вот мы и дома. То есть пока в глайдере, но это уже почти
дома. Тепло и светло. И главное - сухо...
Поехали?
Нет, чего-то недостает. Чего-то, чего-то, чего-то... Мне
чегото смутно жаль.
Ага! Музычка! Как без нее?!
Он снова подвесил к мочкам ушей кристаллофоны. Вагнера на
сегодня предостаточно, пожалуй. Ну тогда... Ну пусть... Да
хоть бы кто!
Бетховен? Бетховен так Бетховен. "Аппассионата" так "Ап-
пассионата".
Тирьям-пам-пам, пам-пам! Тириям-тириям-тириям!..
Вперед! И вверх!
Вперед и вверх, а там!.. Вперед и вверх, а там!.. Вперед
и вверх, а там!..
Эка, удачно легло на мелодию!
Тирьям-пам-пам, пам-пам! Тирьям-пам-пам, пам-пам! Тирь-
ям-пам-пам!
А позади и внизу - Музей.
Мне сверху видно все, ты так и знай!
Сверху - разрозненные мозаичные буквы на крыше собрались
в строгую шеренгу, выстроились:
МУЗЕИ ИНОПЛАНЕТНЫХ КУРЬЕЗОВ ИМЕНИ ГОРБОВСКОГО
Глайдер вошел в зону плотных облаков-кумулюсов.
Вперед и вверх!
Тирьям-пам-пам!
P.S. "Лабрадор - это земля, которую Господь подарил Каи-
ну"
Жак Картье, первооткрыватель Лабрадорского полуострова
1997-1999. Баку. Санкт-Петербург