— Ладно, ладно, теперь это уже не имеет значения. Теперь уже всем ясно, что никакого дворца не будет, так что и говорить здесь не о чем. Вы же прекрасно знаете, господа, что три четверти людей шли в этот поход за добычей. И попрошу учесть, что солдаты не только разочарованы. Они еще и напуганы. Скажем спасибо господину Шереметьеву. Скажем спасибо господину Паку, которому мы так любезно предложили стол и дом в экспедиции. Стараниями этих господ люди чрезмерно много узнали о том, что нам предстоит, если мы двинемся дальше. Люди боятся тринадцатого дня. Люди боятся говорящих волков… Мало нам было акульих волков, нам пообещали говорящих… Люди боятся железноголовых… В сочетании с тем, что они уже повидали — все эти немые с вырезанными языками, заброшенные концлагеря, одичавшие кретины, которые молятся источникам, и хорошо вооруженные кретины, которые ни с того, ни с сего стреляют из-за угла… В сочетании с тем, что они увидели за сегодняшний день здесь, в этих домах… Очень прелестное и внушительное получается сочетание. И если вчера солдат боялся сержанта Фогеля больше, чем всей этой нечисти, то сегодня ему на Фогеля уже наплевать…
Кехада замолк, отдуваясь, и вытер пот.
— У меня создается впечатление, — сказал вдруг полковник, иронически подняв одну бровь, — что вы и сами основательно напуганы, господин Кехада.
Кехада скосил на него красный глаз.
— За меня не беспокойтесь, полковник, — проворчал он. — Если я чего и боюсь, так это пули между лопаток. Ни за что ни про что. От людей, которым я, между прочим, сочувствую.
— Вот как? — заметил полковник. — Ну что ж… Я не берусь судить о важности настоящей экспедиции и не берусь указывать начальнику экспедиции, как ему следует поступать. Мое дело — выполнять приказания. Могу только сказать, что все эти рассуждения насчет бунта и неповиновения представляются мне праздной болтовней. Предоставьте моих солдат мне, господин Кехада. Если угодно, можете предоставить мне и тех ваших геологов, которым вы не доверяете. Я ими с удовольствием займусь… Должен обратить ваше внимание, советник, — продолжал он, поворачиваясь к Анджею, — что сегодня здесь слишком много говорят о солдатах, причем говорят почему-то как раз те лица, которые к солдатам никакого официального отношения не имеют…
— О солдатах говорят лица, — зло прервал его Кехада, — которые круглосуточно работают, едят и спят рядом с ними.
В возникшей тишине послышался легкий скрип кожаного кресла: полковник сел очень прямо. Некоторое время он молчал. Тихонько приоткрылась дверь, Эллизауэр с постной улыбкой, слегка кланяясь на ходу, прокрался к своему месту.
Ну, торопил Анджей, во все глаза глядя на полковника. Ну! Врежь ему! По усам! По роже ему, по роже!..
Полковник наконец заговорил:
— Должен также обратить ваше внимание, советник, что среди некоторой части командного состава обнаружилось сегодня явное сочувствие и, похоже, потворство вполне понятным, обычным, но совершенно нежелательным настроениям среди нижних чинов армии. Как старший офицер, я имею заявить следующее. В том случае, если упомянутые потворство и сочувствие примут какие-либо практические формы, я буду поступать с потворствующими и сочувствующими, как полагается поступать с таковыми в полевых условиях. В остальном, господин советник, имею честь заверить вас, что армия будет продолжать выполнять любые ваши распоряжения.
Анджей тихонько перевел дух и с удовольствием посмотрел на Кехаду. Кехада, криво улыбаясь, прикуривал новую сигарету от окурка старой.
— А как, собственно, поступают с потворствующими в полевых условиях? — с огромным любопытством осведомился Изя, который тоже был очень доволен.
— Их вешают, — ответил полковник.
Снова наступила тишина. Вот так-то, подумал Анджей. Вам все ясно, господин Кехада? Или, может быть, у вас есть какие-нибудь вопросы? Нет у вас никаких вопросов. Куда там. И все равно я ничего не понимаю, подумал он. Откуда у него такая уверенность? Может быть, это только маска, полковник? Я ведь тоже выгляжу сейчас очень уверенно. Во всяком случае, должен бы выглядеть…
Он посмотрел на полковника. Тот сидел по-прежнему очень прямо, сжав в зубах погасшую трубку, и был очень бледен. Может быть, от злости. Будем надеяться, что всего лишь от злости… К черту, к черту, панически подумал Анджей. Большой привал. Немедленно. И пусть Изя достанет мне воду. Много воды. Для полковника. Для одного полковника. И прямо с сегодняшней же ночи полковнику двойную порцию воды…
Эллизауэр вынырнул из-за толстого плеча Кехады и жалобно проскрипел:
— Разрешите… Мне необходимо…
— Сядьте, — сказал ему Анджей. — Сейчас заканчиваем. Приказ на завтра. Объявляется большой привал. Эллизауэр. Все силы на неисправный трактор. Даю вам три дня сроку. Кехада, завтра весь день занимайтесь больными. Будьте готовы послезавтра выступить со мной в глубокую разведку. Шереметьев, вы поедете с нами. Воду мне, воду, Шереметьев! — он постучал пальцем по столу. — Полковник, завтра приказываю вам отдыхать. Послезавтра примете командование лагерем. Все, господа. Свободны.
II
Анджей посветил под ноги. На рассохшемся паркете, среди заскорузлых лохмотьев, белели кости, скалился череп, облепленный пучками волос. Ну ясно, заглянули, но испугались. Он пошел по коридору. Гостиная. Что-то вроде спальни… Картины. Он огляделся.
Немой был тут как тут — стоял, прислонясь плечом к какому-то полированному бесконечной высоты шкафу, засунув большие белые ладони под широкий ремень.
— Сторожишь? — рассеянно-добродушно сказал ему Анджей. — Сторожи, сторожи, а то вот саданут меня чем-нибудь из-за угла, что будешь делать?..
Он поймал себя на том, что взял привычку разговаривать с этим странным человеком, как с огромной собакой, и замолчал. Похлопал Немого по голому плечу и пошел дальше по квартире, светя фонариком направо и налево, а позади, не приближаясь и не отставая, слышались мягкие шаги Немого.
Эта квартира была еще роскошнее. Множество комнат, набитых мебелью, люстры, почерневшие картины в музейных рамах. Но мебель была вся поломана — ручки у кресел отодраны, стулья валялись без ножек и без спинок, у шкафов были оторваны дверцы. Топили они мебелью, что ли… При такой-то жаре… Странно.
Дом вообще был, прямо скажем, странноватый. Солдат можно было понять. Некоторые квартиры стояли нараспашку, там было просто пусто, совсем ничего, голые стены. А некоторые — были заперты изнутри, иногда даже забаррикадированы мебелью, и когда удавалось вломиться внутрь, то оказывалось, что там валяются на полу человеческие кости. То же самое было и в домах по соседству, и можно было предполагать, что то же обнаружится и в остальных домах этого квартала.
Самая свежая информация канапе для фуршета на сайте.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Похожие публикации -