Этот лежал на спине, и хотя лицо у него было чудовищно вспухшее и черное, Анджей узнал его: это был один из геологов, заместитель Кехады по съемке Тэд Камински. Особенно страшно было то, что он в одних трусах и почему-то в ватнике, какие носили водители. Видимо, ему попало в спину, и очередь прошила его насквозь — на груди телогрейка была вся в дырах, и из дыр торчали клочья серой ваты. Шагах в пяти валялся автомат без обоймы.
Немой тронул Анджея за плечо и указал вперед. Там, приткнувшись к стене на правой стороне улицы, скорчился еще один труп. Оказалось, это был Пермяк. Его убило, видимо, на середине улицы, там еще осталось на брусчатке высохшее черное пятно, но он, мучаясь, пополз к стене, оставляя за собой густой черный след, и там, у стены, умер, подвернув голову и изо всех сил обхватив руками разорванный пулями живот.
Они здесь убивали друг друга в приступе неистовой ярости, как взбесившиеся хищники, как остервеневшие тарантулы, как обезумевшие от голода крысы. Как люди.
Поперек ближайшего к лагерю немощеного переулка валялся Тевосян. Он гнался за трактором, который свернул в этот переулок и уходил к обрыву, коверкая спекшуюся землю торопливыми гусеницами. Тевосян гнался за ним от самого лагеря, стреляя на ходу, а с трактора стреляли по нему, и здесь, на перекрестке, где в ту ночь стояла статуя с жабьей харей, в него попали, и он остался лежать, оскалив желтые зубы, в своем выпачканном пылью, кровью и нечистотами солдатском мундирчике. Но перед смертью, а может быть, и после смерти, он попал тоже: на полпути к обрыву, вцепившись пальцами в раскрошенную гусеницами землю, вздутой горой лежал сержант Фогель, и дальше трактор шел уже без него — до самого обрыва и вниз, в пропасть.
В лагере лениво догорала волокуша. По исковерканным простреленным бочкам, иссиня-черным от жара, еще бегали чадные язычки оранжевого пламени и медленно поднимались в тусклое небо клубы жирного дыма. Из черной спекшейся кучи на волокуше торчали чьи-то горелые ноги, и тянуло тем самым вкусным запахом, от которого теперь тошнило. Из окна комнаты картографов свисал голый труп Рулье, длинные волосатые руки его почти касались тротуара, а на тротуаре валялся автомат. Вокруг окна вся стена была избита и исковеркана пулями, а на противоположной стороне улицы лежали друг на друге скошенные одной очередью Десильва и Палотти. Оружия возле них не было, а на усохшем лице Палотти сохранилось выражение безмерного изумления и испуга. Второго геолога, второго картографа и зампотеха Эллизауэра расстреляли, поставив к той же стене. Так они и лежали рядком под пробитой пулями дверью — Эллизауэр в кальсонах, остальные — голые.
А в самом центре этой смердящей гекатомбы, прямо посередине улицы, на длинном столе с алюминиевыми ножками, покрытый британским флагом спокойно лежал, сложивши руки на груди, полковник Сент-Джеймс в парадном мундире, при всех орденах, все такой же сухой, невозмутимый и даже иронически улыбающийся. Рядом, привалившись к ножке стола, уткнувшись седой головой в мостовую, лежал Даган — тоже в парадном мундире — и в руке у него была зажата сломанная трость полковника.
И это было все. Шестеро солдат, в том числе и Хнойпек, инженер Кехада и второй трактор со второй волокушей исчезли. Остались трупы, осталось сваленное горой геологическое оборудование, осталось несколько автоматов в пирамиде. И смрад. И жирная копоть.
Анджей ввалился в свою комнату, упал в кресло и со стоном уронил голову на руки. Все было кончено. И не было спасения от боли, и не было спасения от стыда, и не было спасения от смерти.
…Я их привел сюда. Я. Я их бросил здесь одних, трус, подонок. Отдохнуть захотелось. От рыл ихних отдохнуть захотелось вонючке, чистоплюю, слизняку… Полковник, ах, полковник! Нельзя было умирать, нельзя! Если бы я не ушел, он бы не умер. Если бы он не умер, никто бы здесь и пикнуть не посмел. Звери, звери… Гиены! Стрелять надо было, стрелять!.. Он снова протяжно застонал и заерзал мокрой щекой по руке. В библиотеках прохлаждался, речи статуям говорил, раздолбай,трепло, все прогадил, все растерял… Ну и подыхай теперь, сволочь! На кой хрен ты такой кому нужен?.. Но страшно ведь, страшно… Гонялись друг за другом, стреляли, в лежащих стреляли, в мертвых стреляли, к стенке ставили, с руганью, с мордобоем… До чего же вы дошли, ребята, а? До чего я вас довел? Зачем, зачем?!
Он ударил по столешнице стиснутыми кулаками, выпрямился, обтер лицо ладонью. Было слышно, как за окном, не сдерживаясь, в голос, с какими-то нелепыми взвизгиваниями рыдает Изя, и Немой курлыкает, как голубь. Не хочу жить, подумал Анджей. К черту все это. К черту… Он поднялся из-за стола, туда, к Изе, к людям, и вдруг увидел перед собой раскрытый дневник экспедиции. Он с отвращением оттолкнул его от себя, но тут заметил, что последняя страница исписана не его рукой. Он снова сел и стал читать. Кехада писал:
«День 31-й. Вчера, утром 30-го дня экспедиции советник Галчинский с архивариусом Шереметьевым и эмигрантом Паком отправился на рекогносцировку с расчетом возвратиться в лагерь к отбою, но не возвратился. Сегодня в 14 часов 30 минут скоропостижно, от сердечного приступа, скончался временно исполняющий обязанности начальника экспедиции полковник Сент-Джеймс. Поскольку советник Галчинский до сих пор из рекогносцировки не возвратился, принимаю командование экспедицией на себя. Подпись: заместитель начальника экспедиции по геологии Д.Кехада. 31-й день экспедиции, 15 часов 45 минут».
Далее следовала обычная муть о расходе продовольствия и воды, о температуре, о ветре, а также приказ о назначении сержанта Фогеля начальником по военной части, выговор зампотеху Эллизауэру за медлительность и приказ ему же — максимально форсировать ремонт второго трактора. Дальше Кехада писал:
«Я намерен завтра провести торжественные похороны безвременно усопшего полковника Сент-Джеймса и сразу после церемонии выслать хорошо вооруженный отряд на поиски рекогносцировочной группы. Буде исчезнувшая группа не обнаружится, я намерен отдать приказ о возвращении, поскольку считаю дальнейшее продвижение вперед еще более бессмысленным, нежели раньше».
«День 32-й. Рекогносцировочная группа не вернулась. За безобразную драку, учиненную минувшей ночью, картографа Рулье и рядовых Хнойпека и Тевосяна предупреждаю в последний раз и лишаю на день водного пайка…»
Дальше на бумаге шел чернильный зигзаг, и записи на этом кончались. Видимо, на улице поднялась стрельба, Кехада выскочил и больше не вернулся.
Анджей перечитал записи дважды. Да, Кехада, ты этого хотел. Чего хотел, то и получил. А я на Пака грешил, царство ему небесное… А почему?.. И тут до него дошло: тридцать второй день. Как тридцать второй? Тридцатый! Вчера я записывал за двадцать восьмой… Он торопливо перекинул страницу. Да. Двадцать восьмой… И трупы эти раздутые, они же лежат уже несколько суток… Господи, да что же это?.. Один, два… Какое сегодня число? Мы же сегодня утром ушли!
https://www.agrovodcom.ru/info_beton.php подробности на сайте . информация здесь
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Похожие публикации -