— Да нет же, ничего подобного, — говорит Ёрики, смущенно улыбаясь. — Просто я считаю, что для того, чтобы выработать четкую тактику действий, необходимо точно убедиться в существовании торговли зародышами, а потом уже двигаться дальше. Но навязывать вам такой план, сэнсэй, у меня не хватает смелости, ведь я отлично понимаю, каким это все представляется несуразным. Кому охота ломать голову над вещами, которые и вообразить-то себе невозможно? А вот если бы вы хоть раз увидели этих подводных животных своими глазами, то вне всякого сомнения признали бы возможность торговли зародышами. Я, например, видел их и теперь без труда представляю себе эту торговлю.
— Ехать туда ради одного этого нет никакой необходимости. Если на такой гипотезе можно выработать действенную тактику, то почему бы и не попробовать?
— Разве можно серьезно заниматься тем, во что не веришь?
— Будем считать, что я поверил.
— Нет, сэнсэй, вы еще не верите. Поверить в это не так-то просто. — Я невольно улыбнулся, и он добавил: — Вот видите, вы смеетесь, значит, не верите.
— Глупости…
— Если в это поверишь, то смеяться уже не станешь. Это страшно. Представьте себе миллионы подводных людей в год…
— Ох, как тебя заносит!..
— Об этом я и говорю. Пока вы не поверите, мы не двинемся вперед ни на шаг. Любую возможность вы будете воспринимать как плод фантазии. Какая уж тут тактика!
— Понимаю. Пусть будет так… Значит, ежегодно создаются миллионы подводных людей…
— И среди них, сэнсэй, ваш сын…
Я рассмеялся. Хрипло, сухо, но все же рассмеялся. Чем, кроме смеха, мог я ответить… Где-то в душе бессильно барахтался, пытаясь проникнуть в память, разговор с женой, который был у нас несколько дней назад. Тогда я почти не обратил на него внимания. Кажется, это было вечером в день последнего заседания комиссии. Я сидел у изголовья постели и пил виски с содовой, а жена о чем-то настойчиво меня спрашивала. Я был раздражен. Меня злило не только упрямство комиссии, но и ощущение усталости, не дававшее мне сосредоточиться на словах жены. Сама близость жены угнетала меня, словно налагала на меня какую-то ответственность. «Ну что же, купи…» — проговорил я, поглядывая на страницу каталога электрооборудования, и торопливо поднес к губам стакан. «Купить? Что купить?» — «Ну, этот, как его, холодильник, что ли…» — «О чем ты?» Оказывается, я не слышал ни слова. Тонкие волосы, упавшие на лицо жены, резко бросались в глаза, и в этом было что-то зловещее. Я, наконец, понял, что она говорила о нашем будущем ребенке.
Этот разговор начался еще вчера вечером. Жена узнала о своей беременности и спрашивала меня, делать ли ей аборт. Кажется, женщины обожают такие разговоры. На эту же тему мы случайно заговорили давеча с Вадой Кацуко. (Впрочем, теперь я сомневался, что это было случайно.) Как бы то ни было, мое мнение жена знала хорошо. При ее предрасположении к внематочной беременности все должен был решать врач, и никакие разговоры делу помочь не могли. Но жене хотелось поговорить, поспорить. Я отлично понимал ее чувства, однако переливание из пустого в порожнее представлялось мне глупым. Я не могу сказать, что не хочу ребенка, но не могу сказать, что и хочу. Детей не рожают, они рождаются.
… Врач сказал, что на этот раз беременность кажется нормальной, но будет лучше, если мы все-таки решим сделать аборт. В таком вопросе решение ничего не значит, подход с точки зрения морали и нравственности возможен здесь, видимо, лишь как следствие воспаленного воображения. Действительно, как ни трудно провести грань между абортом и детоубийством, но еще труднее определить грань между абортом и противозачаточными мерами. Да, человек есть существо, наделенное будущим, убийство есть зло, потому что отнимает у человека это будущее, однако будущее всегда и всюду есть тень настоящего времени. Ну кто же несет ответственность за будущее тех, у кого нет даже этого настоящего? Это было бы уходом от действительности под предлогом ответственности.
«Значит, ты считаешь, что нужно сделать аборт?» — «Ничего я не считаю. Я сказал только, чтобы ты поступала по своему усмотрению». «Но я спрашиваю твое мнение». — «У меня нет мнения. Мне все равно…» Ссора, конечно, глупость. Но и уход от ссоры есть такой же жалкий обман. Неужели близкие — это те, кто вот так бессмысленно наносит друг другу раны? Я верил в свою логику, я самоуверенно полагал, будто все всегда выходит в соответствии с моим мнением. Поэтому, когда жена вдруг встала с места, смяв каталог, и вышла, я остался сидеть, выпил еще стакан виски и через минуту забыл обо всем.
Слова Ёрики о том, что мой ребенок, возможно, стал подводным человеком, мгновенно обратили в пыль мою уверенность в себе. Мой ребенок, который не должен был родиться, неподвижно смотрел на меня из темной воды… Вот темные щели в утолщении подбородка, это жабры… Уши как у всех людей, но веки должны измениться… В черной воде колышутся белые руки и ноги.. Мой ребенок, который не должен был родиться… Ребенок, которого я зачал, о котором я самодовольно препирался с женой, скрестив ноги на подушке… Ленивый самообман и тупая самоуверенность того вечера обернулись отмщением и нависли над моей головой… У нас с женой больше не будет взаимных укоров. Отныне раны буду получать только я. До конца дней жена будет укорять меня призраком нашего ребенка, насильственно оставленного в живых, и чем отчаяннее я буду защищаться, тем больнее будут удары, а если я попытаюсь спастись бегством, все равно меня всюду будут ждать неподвижно раскрытые глаза, глядящие из воды…
Я неловко оборвал смех.
— Нельзя же так… — проговорил Ёрики, пристально следя за моим лицом. — Если вы не убедитесь сами…
— Понятно. Спасибо тебе, теперь я, кажется, знаю, что нужно делать…
— Что именно?
— Мы поговорим потом, когда вернемся.
Ёрики испытующе посмотрел на меня, повертел в нагрудном кармане карандаш и стал выключать машину.
— Что это? Все время шла запись?
— Вы же не велели выключать, сэнсэй… — улыбнулся Ёрики. Он показал на счетчик работы звукозаписи. — Если что-нибудь случится, это будет вместо нашего завещания.
Зал наполняется едва слышным шепотом тишины. Как всегда, машина почему-то кажется не такой, как обычно. Это очень неприятное ощущение: словно за ее блоками ждет, раскрыв гигантскую пасть, дорога в будущее. И будущее вдруг показалось мне не сухой схемой, как до сих пор, а неистово жестоким зверем, обладающим своей, независимой от настоящего волей.
ПРОГРАММНАЯ КАРТА НОМЕР ДВА
Программирование есть не что иное, как превращение качественной реальности в реальность количественную.
23
Ночь тихая и жаркая. Между пальцами выступает пот, как будто на руках перчатки. Звезд не видно, в прореху между тучами выглядывает багровая луна. Мы зашли в сторожку вахтера, и Ёрики куда-то позвонил. Вахтер немедленно, словно только нас и дожидался, открыл для меня банку фруктового сока. Его угодливость отвратительна.
— Созвонился? — наугад спросил я.
Пенополиуретан для надежного утепления
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Похожие публикации -