КОНДОР. Разрешите откланяться. (Уходит.)
РЭБА. Все вон!
Монахи и солдаты, толкаясь, выбираются из апартамента. Рэба садится за свой стол, подпирает голову рукой, думает. Окана пристально глядит на него.
РЭБА. Дьявол… Дьявол. Как сказал этот дурак Цупик? «Им нечистая сила помогает…»
ОКАНА. Страшное дело!
РЭБА. Да, страшное дело… опасное дело… Если он и такое может, то опаснее не придумаешь…
ОКАНА. О ком ты? Ты что-то знаешь, да?
РЭБА. Сыск — дело великое. Вот так следишь-следишь за человеками, глядь — и на дьявола наткнешься… Да, опасно, опасно… Ах, изловить бы его, да за жабры — и на сковородку, а? Или оставить, пренебречь, ничего, мол, не знаем, удивляемся, и только… Нет, это нельзя. Надо крючочек подыскать… Только клюнет ли? И если клюнет, то на что?
ОКАНА. Слушай, я боюсь, перестань…
РЭБА. Бойся, бойся, сейчас самое время, Ну-ка, поди сюда…
Окана подсаживается к нему вплотную. Он что-то шепчет ей, опасливо поглядывая на зрительный зал.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Гостиная в нижнем этаже дома, где поселился Румата. Уно, слуга Руматы, мальчик лет шестнадцати, мрачноватый и угрюмый, ходит с пыльной тряпочкой и щеткой, занимается уборкой. Внезапно настораживается, бросает тряпку и щетку, спешит к дверям. Входит, как туча, Румата, молча сбрасывает на руки Уно шляпу и плащ, валится в ближайшее кресло.
РУМАТА. Принеси воды. Вина с водой. Живо.
УНО. Может, кушать будете?
РУМАТА. Воды, я тебе сказал! Пошел! (Уно уходит.) Будь оно все проклято! (Вскакивает, принимается расхаживать по комнате.) Люди! Это люди? Что в них человеческого? Одних режут прямо на улицах, другие покорно ждут своей очереди… И каждый думает: вот его — за дело, а меня — не за что, я хороший… Нет, мало того, еще и приговаривает: так его, так его, режьте, чтобы другим неповадно было! Исступленное зверство тех, кто режет, и исступленная благонамеренность тех, кто смотрит… Десять человек стоят, блаженно пуская слюни от преданности, а один подходит, выбирает жертву и режет. Души этих людей полны нечистот, и каждая капля пролитой на их глазах крови загрязняет их все больше и больше…
Румата замолкает. Словно бы издалека, нарастая, накатывается рев толпы, в котором различаются истерические вопли: «Бей, бей!», «Огня! Больше огня!», «Ура, Серые Роты! Ура, дон Рэба!». «Режьте, бейте, жгите!». Рев нарастает, достигает нестерпимой громкости и разом обрывается. Румата трясет головой, словно отгоняя страшное видение.
РУМАТА. Пулемет бы сюда, пулемет! .. Свинцом по серой сволочи, по бледненькой роже дона Рэбы, по окнам его прокисшей от крови канцелярии! .. Это было бы сладостно. Это было бы настоящее дело…
Румата возвращается в кресло, сжимается, прикрыв лицо ладонью. В гостиной темнеет. И из тьмы гулко раздается голос Кондора.
КОНДОР. Итак, мы хотим стрелять?
РУМАТА. Да.
КОНДОР. В кого?
РУМАТА. В этих мерзавцев. В дона Рэбу. В бакалейщика Цупика.
КОНДОР. За что?
РУМАТА. Они убивают все, что мне дорого…
КОНДОР. Они не ведают, что творят.
РУМАТА. Они ежедневно, ежечасно убивают будущее!
КОНДОР. Они не виноваты. Они — дети своего века.
РУМАТА. То есть они не знают, что виноваты? Но мало ли чего они не знают! Я, я знаю, что они виноваты!
КОНДОР. Тогда будь последовательным. Признай, что придется истребить многих.
РУМАТА. Не знаю, может быть, и многих. Одного за другим. Всех, кто поднимает руку на будущее…
КОНДОР. Это уже было. Травили ядом, бросали в царей самодельные бомбы. И ничего не менялось…
РУМАТА. Нет, менялось! Так создавалась стратегия революции!
КОНДОР. Нам не надо создавать стратегию революции. Мы владеем ею в совершенстве, она перешла к нам от великих предков, от первых коммунаров. А тебе хочется просто убивать!
РУМАТА. Да, хочется.
КОНДОР. А ты умеешь?
РУМАТА. Не знаю… Но здесь звери ежеминутно убивают людей. И здесь все бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет цену, потому что опаздывает…
КОНДОР. Мы пришли сюда, чтобы научиться помогать этому человечеству, а не для того, чтобы утолять свой справедливый гнев. Если ты слаб — уходи. Возвращайся домой. В конце концов ты не ребенок, ты знал, на что идешь…
Пауза. Гостиная вновь освещается. Входит Уно с подносом — на подносе сверкает чаша с водой.
УНО. Там девка какая-то пришла. А может, дона. По обращению вроде девка — ласковая, а одета по-благородному… Красивая… (Румата медленно поднимает голову, глядит на него, тот ухмыляется.) Прогнать, что ли?
РУМАТА. Балда ты. Я тебе прогоню. Где она? (Вскакивает.) Проведи сюда, быстро!
Уно выходит и возвращается с Кирой. На Кире пышное платье «благородного» покроя, она чувствует себя в нем довольно неловко. Румата спешит к ней навстречу.
РУМАТА. Кира! Вот кстати, вот кстати!
КИРА. Здравствуйте, дон Румата.
РУМАТА. Безобразница, мы же договорились…
КИРА. Ну, пусть — Румата. Просто Румата. (Озирается.) Вот значит, как вы живете…
РУМАТА. Постой, постой… (Оглядывает ее.) Какая ты нарядная сегодня! ..
КИРА. Вот… Всю свою копилку в ход пустила. Продавец сказал, что все придворные дамы так теперь наряжаются… Правда, великовато оно мне было, так я к знакомой портнихе снесла… А теперь ничего, правда? Не сравнить, как я в простонародном хожу…
РУМАТА. Гм… Да, пожалуй… Однако что же это мы! Садись. (Он подводит ее к дивану, садится в кресло рядом, звонит в колокольчик. Вбежавшему Уне.) Сладостей, воды фруктовой, быстренько…
Уно выбегает.
КИРА. А я шла от портнихи… дай, думаю, зайду, посмотрю, как дон Румата живет…
РУМАТА. И молодец. Могла бы и раньше зайти. Сколько мы не виделись? Постой-ка…
КИРА. Двадцать четыре дня.
Как можно удалить шипицу на пальце руки . Когда оформляется заявление на уменьшение алиментов при рождении второго ребенка
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Похожие публикации -